Пути непроглядные
Шрифт:
Впрочем, самые красноречивые излияния этих людей ровным счетом ничего не стоили в сравнении с горестным мычанием, с каким несчастный Гай упал Рольвану на грудь. Обнимая за плечи плачущего слугу, тот и сам не удержался от слез. Как часто бывает в минуты особенно тяжелых утрат, до сих пор он – неосознанно, в глубине сердца – лелеял надежду, что все это ошибка. Что, войдя в дом, он увидит отца Кронана, как обычно, сидящим у огня с чашей разбавленного вина, размышляющим над проповедью ко дню праздника или читающим книгу. Теперь надежда эта умерла, и вместе с нею как будто умер целый мир.
– Это ты его нашел, Гай? Где? Почему он был один, без охраны, без оружия?
Ответом было взволнованное мычание и целая пантомима, повествующая о событиях той печальной ночи. Понимать Гая Рольван
Отец Кронан вернулся домой поздно, уже в темноте. Как обычно в таких случаях, Гай волновался и то и дело подходил к дверям. Поэтому он услышал звук отъезжавшего экипажа и, не дождавшись стука, отворил двери. Увидел епископа, медленно оседавшего на крыльцо, темную фигуру, за которую епископ хватался, не то отбиваясь, не то просто пытаясь устоять на ногах. Бросился на помощь, но споткнулся о подставленную ногу убийцы и полетел кувырком, упал, разодрав лицо о каменное подножие – левая щека и ухо слуги до сих пор носили следы этого падения. Сразу же вскочил и бросился обратно. В передней епископского дома, по обыкновению, горели две большие масляные лампы, их свет падал сквозь открытые двери на крыльцо. В этом свете Гай увидел, как убийца выдергивает клинок из спины упавшего на колени отца Кронана и вонзает его тому в грудь. Взбежав по ступеням, Гай кинулся на убийцу и снова упал, получив сильный удар в подбородок. Приподнялся на колени, но следующий удар, тяжелой рукоятью кинжала по темени, надолго отправил его во тьму.
Очнулся он возле мертвого тела своего хозяина. Убийцы нигде не было.
– Ты не разглядел его, Гай? Как он выглядел?
Новая пантомима: «Высокий, худой, в плаще».
– А лицо? Волосы?
Гай с сокрушенным видом изобразил, как натягивает на голову капюшон.
– Ну хоть что-нибудь, вспомни! Была же у него хоть какая-то примета!
Немой слуга задумался, покачивая головой. Потом он медленно приблизил к своему подбородку сжатый кулак, скосил на него глаза. Подумал еще. Поднял на Рольвана неуверенный взгляд.
– Что-то вспомнил? – нетерпеливо спросил тот.
Все еще неуверенно покачивая головой, Гай изобразил на своем запястье широкую полосу.
– Браслет? Можешь его описать?
Подумав, слуга протянул руку и постучал ногтем по золотой фибуле, скреплявшей на плече плащ Рольвана.
– Золото?
Гай кивнул.
– Золотой браслет, широкий, тяжелый, плетеный? А тот человек был худым, но очень ловким?
Новый кивок.
– Это он! – прошептал Рольван. – Это Гвейр!
Браслеты Гвейра, весом не меньше трех унций каждый, нередко становились поводом для шуток. Всякий раз, как у друзей заканчивались деньги – а случалось это довольно часто, – Торис уговаривал продать увесистые украшения и потратить вырученные деньги на выпивку. И каждый раз Гвейр с тонкой улыбкой объяснял, что браслеты достались ему в наследство от умершего отца, а тому от деда, и так до незапамятных времен, а потому и продавать их никак нельзя. И Торис успокаивался – до следующего безденежья.
– Я клянусь, – сказал Рольван, – ты слышишь, Гай, я клянусь богом, что найду его и убью. Тидир не откажет послать меня с отрядом, а если и откажет, я отправлюсь один. Где бы он ни спрятался, хоть на самом краю света, я его найду. Я клянусь. Ты слышишь, Гай?
Слуга со всхлипом кивнул.
– Я вырву корни зла, – добавил Рольван. – Я буду преследовать это дрейвское отродье, пока один из нас не умрет, и даже мертвый я от него не отстану! Ты можешь быть спокоен, Гай. Он получит свое!
Ториса он увидел во дворе тидирского замка, у конюшен, как только отдал подошедшему слуге поводья своего коня. Не успевший еще переодеться и сменить повязки, гигант выглядел побитым и унылым донельзя. На сердце у него было явно не лучше, чем у самого Рольвана. Правда, Рольвана это не слишком-то волновало – сейчас он был готов обрушить свой гнев на любого, кто подвернется под руку. Ближайший Гвейров друг годился для этой цели как нельзя лучше.
– Ты знал, кто он?!
– Нет! – Торис отшатнулся, чего никогда не сделал бы перед лицом сколь угодно опасного врага. – Ты что, думаешь, я стал бы водиться с дрейвом?!
Его обида была искренней, и Рольван остановился. Спросил уже спокойнее:
– Если Дэйг пошлет меня за ним, ты…
– Он притворялся моим другом, а сам был дрейв! Думаешь, я не поеду с тобой?! Только Дэйг нас не за ним отправляет, командир, ты разве не слышал? Канарцы опять нарушили договор и разоряют деревни. Мы все отправляемся на север.
Пока Рольван размышлял над услышанным, а Торис с терпеливым видом ожидал результата его раздумий, оба незаметно миновали выложенный растрескавшимися плитами двор, поднялись плоскими ступенями главного здания и, миновав широкие, украшенные резьбой двери, очутились в зале, полном взволнованных людей, точно городская площадь в день ярмарки. Глубокие ниши окон пропускали слишком мало солнечного света, чтобы осветить такое большое помещение, а зажженные вдоль стен лампы, как это бывает днем, были почти незаметны, и рассмотреть можно было только ближайших десять-пятнадцать человек. Лица и фигуры остальных сливались в полумраке. Голоса гудели, как приближающийся пчелиный рой. Нападение канарцев, война с которыми то затухала, то вспыхивала вновь на протяжении многих лет, обсуждалось здесь на все лады с обычным в таких случаях аханьем дам и бахвальством воинов, с оживленными предвкушениями и мрачными предсказаниями, со звоном подкидываемых монет и нетерпеливо теребимых мечей. Смерть епископа, которая в другое время надолго завладела бы умами и разговорами, оказалась почти забыта, заслоненная делами более важными. Сжав зубы, Рольван плечами и локтями прокладывал себе путь через зал к противоположному выходу. За своей спиной он то и дело слышал грубоватый голос Ториса. У дверей гигант отстал, ввязавшись в чей-то спор, но вскоре снова оказался рядом, и тидирских покоев они достигли вместе.
Тидир Дэйг, предводитель свободных эргов Лиандарса, при известиях о войне особенно не огорчался, ни радужными надеждами, ни мрачными предчувствиями не терзался – проще говоря, относился к ней как к надоевшей, но привычной работе. Северо-восточные границы постоянно тревожили канарцы, что пятьдесят лет назад поселились на побережье, получив, по договору с тогдашним тидиром, земли в обмен на клятвы верности и военную помощь против северян. Клятвы были нарушены всего через несколько лет, и вместо верных союзников Лиандарс получил новый источник тревог, в дополнение к уже существующим. Каждую весну, как открывались морские пути, новые корабли с поселенцами приставали к восточному берегу, и каждые два-три года канарцы с оружием в руках устремлялись расширять свои владения. Сдерживание их натиска занимало у эргов все то время, когда они не занимались усмирением северных соседей – данцев, расков и затаринцев. Эти воинственные племена никак не могли мирно ужиться по ту сторону великой Стены императора Тибуция, но забывали раздоры всякий раз, как кому-нибудь из них приходило в голову устроить очередной набег на южные земли.
За свою жизнь Дэйг провел четырнадцать военных кампаний, вдоволь испытал побед и поражений, сражался наравне со своими солдатами, бывал ранен, дважды – серьезно, но на здоровье тем не менее не жаловался. К сорока годам он успел уже трижды овдоветь, имел трех законных сыновей, двух дочерей и не менее десятка бастардов. Глядя на него невольно думалось, что быть тидиром и воином – занятие куда как менее опасное, чем быть дамой и его супругой. Что, впрочем, не останавливало жаждущих тидирского внимания дам, даже теперь, когда едва ли десять дней прошло со дня казни несчастной тидиры Хависсы.
Но сейчас в передних тидирских покоях не было ни дам, ни обыкновенно развлекавших их поэтов. Сновали, входя и выходя, запыленные гонцы, поодаль от внутренних дверей с полдесятка дружинников оживленно спорили с кем-то, кого окружили, буквально зажав в угол. Человек этот все порывался выбраться и уйти прочь, но с каждым разом оказывался окружен все теснее. Проходя мимо, Рольван узнал казначея.
Слуга у дверей сказал «Подождите», но тут как раз вышел очередной гонец и сразу вслед за ним в раскрывшихся дверях появился сам тидир Дэйг. Торопливо кивнул в ответ на поклоны. Он казался озабоченным и искал кого-то, когда вдруг увидел Рольвана. Лицо тидира сделалось тревожным и немного даже виноватым.