Пути непроглядные
Шрифт:
Кроме них троих, рядом был только Лафад да еще пес-призрак, безмолвной полупрозрачной тенью сопровождавший Каллаха. Другие остались за столом, и Рольван чувствовал себя намного свободнее вдали от их надменных взглядов и ухмылок.
– Даже не думал, – возразил он. – Я искренне вам благодарен, и…
– Хочешь моего благословения в путь? – перебил его Лафад. – Ни одна дева не устоит перед тобой, а мужества твоего хватит на всех, сколько бы там их ни нашлось!
Он выразительно покачал бедрами, демонстрируя, о каком мужестве идет речь. Рольван не сдержал улыбки:
– Ты очень добр, но я иду туда не за этим.
– Тогда я потом благословлю твой обратный путь, –
Та одарила его волчьим взглядом:
– Пусть сначала сумеет вернуться!
– Благослови его сама, Великая, – парировал Лафад.
– Сделай это, Нех, – поддержал его Каллах.
Богиня поморщилась, но шагнула к Рольвану, так близко, что он ощутил ее присутствие всей кожей, всем своим враз помутившимся рассудком. Сходство ли с Игре тому виной или ее божественное свойство внушать страсть, на какое-то время он весь превратился в одну пылающую жажду. Он и сам не понял, каким чудом сумел остаться неподвижен, когда губы богини коснулись его губ легким поцелуем и голос слаще всякой музыки прошептал на ухо:
– Ты найдешь то, что ищешь.
Рольван почувствовал, как она надела ему на шею тонкий шнурок, на котором висело что-то тяжелое, отлитое из металла. Потом Нехневен отступила назад, а он остался приходить в себя, мокрый от пота, красный от смущения и от возбуждения, которое было очевидным для всех. Пальцы растерянно ощупали продолговатый амулет на груди. Лафад одобрительно ухмылялся. На лице Каллаха отразилась неожиданная боль, и это привело Рольвана в чувство.
– Я пойду, – сказал он, отворачиваясь к двери.
– Я провожу, – так же коротко сказал Каллах и первым шагнул в туман.
Призрачный пес отстал от него всего на шаг. Рольван поспешил следом, не оборачиваясь, чтобы не повстречаться взглядом с Нехневен.
Так же, как в первый раз, не было ничего, кроме тумана и ступеней, твердых и надежных поначалу и зыбко колеблющихся, стоило задержаться на них чуть дольше, чем необходимо. На какое-то время Рольван снова лишился памяти, но холод идущего рядом пса постепенно заставил его очнуться. Призрак спускался бок о бок с ним, иногда мимолетно касаясь бедра, и был холоднее, чем лед и безмолвнее, чем тишина. Чуть дальше не то ощущалось, не то просто угадывалось по-человечески теплое плечо Каллаха. Его присутствие в этом странном месте между миров успокаивало, словно Каллах и вправду был тем, кем казался – не древним языческим божеством, а усталым и немного печальным воином, с кем не страшно оказаться рядом против любого количества врагов.
Прошло довольно много времени, прежде чем Каллах нарушил тишину.
– Идти долго. Ты можешь спросить меня о чем пожелаешь, – сказал он. – У тебя, должно быть, много вопросов.
– Много, – признался Рольван.
Туман заглушал голоса, они звучали будто сквозь плотную ткань. Каллах сказал:
– Задавай.
– Почему ты мне помогаешь? Что значит – вы в долгу перед Игре? И почему Нехневен так на нее похожа?
Ему почудилось, что воин улыбается:
– Кажется, последнее волнует тебя больше всего остального? Мы, боги, свободны в выборе облика. Тысячелетия без всяких изменений – это было бы слишком тяжело. У большинства из нас есть любимое обличье, одно или несколько. Кое-кто вообще ни разу не изменялся, другие делают это постоянно. Принимать внешность одного из своих Избранных это давний обычай, мы делаем так с тех пор, как появилось человечество. Воин, чье лицо я ношу, истлел в земле почти четыре века назад, но он был мне дорог и я берегу этот облик в память о нем. Память – единственное богатство долгой жизни.
– Как же вы выглядите на самом деле?
– Что такое – на самом деле? Какой из обликов считать истинным – самый первый? Самый любимый? Тот, что дольше всех носишь? А если их сотни? Я не знаю ответа на этот вопрос, человек.
– Прости, – сказал Рольван, потому что показалось – он должен извиниться.
Каллах не ответил, и некоторое время они шли в тумане, где не было ни звука, кроме их негромких шагов и дыхания, ни скрипа ступеней, ничего, что позволило бы ощутить себя живым. Только холод призрака и молчание бога. Потом бог заговорил как ни в чем не бывало:
– Остальные два вопроса на самом деле один. Врата, которые чуть было не погубили твой мир, вели не в обитель богов. Они были открыты в место, где обитают враги, равные нам по силе – мы зовем их хладными духами. Не одна битва отгремела на заре времен, прежде чем установилось подобие равновесия, но оно шатко. Мы не могли закрыть те Врата извне, не развязав войну, которая охватила бы многие миры. Мы не могли закрыть их из твоего мира, потому что нам запрещено открыто действовать в мирах, где появляется Странник.
– Странник?
– Так мы его зовем. Он тот, кому ты приносишь молитвы, человек Рольван. Где ступила его нога, мы больше не можем ходить явно, не можем вмешиваться с судьбу этого мира. Мы иногда нарушаем это Правило, как и другие, и расплачиваемся потом, но только в незначительных делах. Здесь же это значило бы открытое восстание. Быть может, мы в конце концов решились бы на это. Вероятнее – позволили бы твоему миру погибнуть. Ты видел, как трудно нам прийти к соглашению даже в малом. Пока шли споры, Нехневен предложила поручить эту работу своей Избранной и, между прочим, поручилась за ее успех собственной свободой. Если бы девушка проиграла, Нехневен провела бы следующую тысячу лет прикованной к скале. Весь Лунасгард следил за вами в те дни. Вот почему мы перед нею в долгу, и вот почему я помогаю тебе, человек.
Помолчав, Каллах добавил еще:
– Ее брат пострадал случайно, из-за того, что один из хладных духов задержался в вашем мире. В этом нет нашей вины кроме недосмотра.
– Почему бы вам было сразу не отправить его обратно, домой?
– Тогда сейчас ты не был бы здесь, а Избранная не ждала бы твоего возвращения. Подумай хорошо и скажи, хотел бы ты этого?
– Не знаю, – тихо проговорил Рольван.
Вернись Гвейр сразу, он ушел бы и больше никогда не увидел бы Игре. Но и она не пережила бы снова боли и страха, не обратилась бы в волка, не оказалась бы безумна и беспомощна, не подверглась бы насилию, не… не поцеловала бы его на прощание.
– Не знаю.
– Что сделано, то сделано, – отозвался Каллах. – Не стоит тратить время, оглядываясь назад.
– Я уже получал когда-то подобный совет.
– Хочешь спросить еще о чем-то?
– Я спросил бы, но, – Рольван пожал плечами, – глупо спрашивать об этом у тебя.
– Позволь, я догадаюсь – ты хочешь узнать о Страннике.
– Когда-то я думал, что знаю о нем. И уж точно не стал бы спрашивать у… у кого-то вроде тебя.
Каллах тихо рассмеялся:
– Чем мне тебя утешить? Я и сам мало о нем знаю, никто из богов не знает в достоверности. Ходят слухи, он стар, старше любого из нас. И наоборот – что мы устарели, а он юный, пришедший занять наше место. Кое-кто даже решил, что Странник и есть Тот, Кто Устанавливает Правила, но я в это не верю. Не хочу, чтобы это было так. Он отнимает наши миры, мы перестаем бывать в них и постепенно забываемся. Что будет с Лунасгардом, когда уйдет последний мир? Боги не знают и этого.