Пути-перепутья. Дом
Шрифт:
В это утро на разводе только и разговоров было что о начальстве, которое понаехало в Пекашино. Небывало, неслыханно! Пять головок сразу, да каких! Второй секретарь райкома (первый был в отпуске), начальник районного управления сельского хозяйства, директор совхоза — этих-то, положим, видали, может, только не в таком скопе. А завотделом обкома да главный зоотехник области! Ну-ка, когда, в какую деревню заплывали такие киты?
— Н-да, крепко, видно, клюнул Виктор Нетесов.
— Вот тебе и немец!
—
— А что, у нас отец, бывало, с войны пришел, об етой Германии много рассказывал.
— Где Виктор-то — не видно сегодня.
— Хо, где Виктор… Виктор теперь на самом юру. С директором совхоза да с начальством из области на Сотюгу поехал.
— Насчет сена?
— А насчет чего же? Коров-то тема тоннами, которые у Таборского на бумаге, кормить не будешь.
— Ну на этот раз за Таборского взялись.
— Вывернется! Не впервой.
— Не знаю, не знаю. Шуруют по всем линиям. На скотных дворах были, на телятнике были. А сегодня с Соней-агрономшей в навины собираются.
— Да ну?!
— Да ты понимаешь, нет — из самой области приехали! Когда это было?
Филя-петух, когда плотники, работавшие на ремонте коровника, после развода потащились к болоту, дорогой попризадержал Михаила, оглянулся на всякий случай по сторонам и под большим секретом (у Фили всегда секреты) сообщил:
— Вчерась, говорят, уж кое-кого вызывали.
— Куда вызывали?
— В совхозную контору. К начальству приезжему.
— Ну и что?
— Да ничего. Я думаю, раз в разрезе всей жизни пашут, дак тебя перво-наперво спросить должны.
— Спросят, когда дойдет очередь, — отмахнулся Михаил, хотя сам-то в душе был того же мнения. С сорок второго года в сельском хозяйстве вкалывает — кого и спрашивать как не его!
Однако не спрашивали.
В томлении, в постоянных поглядах на деревню (вот-вот запылит оттуда уборщица) прошел один день, прошел другой. Забыли про него? Таборский, его дружки постарались?
Михаил пошел в контору сам. Прямо с работы, когда кончился рабочий день.
Поговорили…
Три часа без мала молотили. Всю пекашинскую жизнь перебрали, всем главным отраслям пекашинской экономики обзор дали: животноводству, полеводству, механизации. А к чему пришли? Кто виноват в том, что в Пекашине все идет через пень-колоду? А Михаил Пряслин. Потому что с сорок второго года как сукин сын вкалывает. Бессменно.
Конечно, никаких «сукиных сынов» не было, это он уж сам сейчас, выйдя из конторы, на ходу краски навел. Вежливенько встретили: заходи, заходи, товарищ Пряслин! Тебя-то нам и надо. И вежливенько разговаривали. Без крика, без стука кулаком по столу, это вам не подрезовские времена.
А по существу? А по существу оглоблей по башке.
— Как же вы допустили, товарищ Пряслин, до такого развала ваше хозяйство?
Да, так вот поставил перед ним вопрос Копысов, завотделом обкома, и поначалу у него голова пошла кругом, язык заклинило. А потом вдруг такая ярость накатила, пошел крушить направо и налево:
— Дак вы что же — Таборского выгораживать? Его шайку? За этим сюда приехали?
— Спокойно, спокойно, товарищ Пряслин. С Таборского мы спросим, не беспокойтесь. Ну а вы, вы лично несете ответственность за положение дел в Пекашине? Вы использовали свои права хозяина?
— Какие, какие права? Хозяина?
— А вы не знали, что рабочий человек у нас хозяин?
И вот пошли и пошли свою ученость показывать. Ты ему из жизни, из практики — дескать, когда колхоз был, хоть на общем собрании можно было отвести душу, а сейчас что?
— А сейчас что, советская власть у вас отменена?
И так, о чем бы ни зашла речь. В общем, нечего, дорогие товарищи пекашинцы, все валить на дядю, когда сами во всем виноваты.
А может, и виноваты? — вдруг пришло Михаилу в голову. Может, потому все и идет у них через пень-колоду, что они сами колоды лежачие?..
На деревне уже зажгли огни. И у Калины Ивановича тоже огонь был в окошке. Надо бы зайти проведать старика, подумал Михаил, но зайти нетрудно, да как выйти. Начнется разговор, начнется кипенье, а старик и так на ладан дышит. В восемьдесят с лишним лет плохо рысачить.
К Петру сходить? С ним потолковать, отвести душу? И вообще, сколько еще обходить друг друга? Братья они или нет?
Но внезапно вспыхнувший порыв как-то сам собой погас, и Михаил пошел домой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Целую неделю ждали, гадали: что будет? Чем закончится нынешний наезд начальства?
Таборский не кочка на ровном месте, с ходу не сковырнешь. Крепкая у него корневая система. До района разрослась. Да и не только до района. Племянник в области какой КП занимает — неужели будет смотреть, как дядю бьют?
А кроме того, Таборский и сам не сидел сложа руки. Против него бумажной войной пошли, а разве сам он не умеет играть в эту игру? Полетело письмо в район и область. От имени народа. Тридцать семь подписей. Тридцать семь человек взывают к районным и областным властям: оставьте нам Антона Табор-ского! Пропадем без него, жизни не будет в Пека-шине…
В общем, было из-за чего покипеть, поволноваться в эту неделю.
И вот наконец узнали: Таборского сняли.
— Да ну?! — Михаил (он пил чай после бани) просто подскочил на стуле, когда Филя-петух влетел к нему с этой новостью.
— А новым-то управляющим знаешь кого назначили? Виктора Нетесова.
— Мати! — завопил Михаил. — Давай пятак на бутылку!
Раиса со вздохом покачала головой:
— Господи, и когда только ты поумнеешь! Как малый ребенок. Сколько на твоем веку этих председателей сымали — не пересчитать, а ему все заново, все как праздник. Целую неделю теперь будет приглядываться да принюхиваться.