Пути Предназначения
Шрифт:
Матвей смотрел в пол.
— Тогда ты должен понимать… — сказал он тихо. — Это ведь ваш закон, гирреанский, что сын за отца не ответчик.
— При условии, что сын не продолжает папашиных делишек.
— Не продолжает, — твёрдо сказал Матвей. — Если хочешь, я дам за Вилейду и Фейлора Панимеров поручительство в церкви.
— Людь ручается только сам за себя, — наставительно сказал Кандайс, — и только лох за соседа. Это тоже гирреанский закон.
К Кандайсу подошёл Фейлор. Встал на колени.
— Если Авдей Северцев или Винсент Фенг пожелают
Кандайс сел на пол, положил руку Фейлору на плечо.
— Будь здесь Авдей, он бы так определил мне по морде, что мало никому бы не показалось. Это только кажется, что руки у него хрупкие, музыкальные. Нет, музыкальные, конечно, тут никто не спорит, но звездануть он ими может так, что в башке безо всякого оркестра неделю концерт звучать будет. И по нервным узлам с такой точностью попадет, что мне, профессиональному бойцу, завидно становится.
Матвей тоже сел на пол.
— Я видел запись циркового боя. Как поединщик твой Авдей не ахти, но точность ударов по нервным узлам какая-то запредельная.
— Отработай три года в прозекторской, и у тебя такая же будет. Мы знаем лишь область, где у противника проходит нерв. Ведь точное расположение всегда индивидуально. А хорошему анатому достаточно беглого взгляда, чтобы определить место нервного узла с точностью до микрона. Они это чувствуют, как мы даже с завязанными глазами чувствуем все передвижения противника.
Фейлор сел на пятки, руки сложил на коленях.
Смотрел в пол.
— Я никогда не бывал в Алмазном Городе, — сказал он тихо. — Отец стыдился выводить меня в свет. Ведь я кареглазый. Да ещё и шипы коричневые. Для придворного это не комильфо. А краситься и носить контактные линзы я не хотел. Я никогда не был в Алмазном Городе. И мама тоже.
— Возможно, это и к лучшему, — сказал Матвей. Он взял Фейлора под руку, помог подняться.
И спросил:
— Ты учиться никогда не думал?
— Чему учиться? — испугался Фейлор.
— Вступительные экзамены начинаются с июля, так что ещё успеешь определиться чему. Нельзя же всю жизнь в референтах просидеть. А императорскую стипендию всем дают, даже настоящим поселенцам, не то что родне опальника. Тем более, что квоту на стипендиатов обещали увеличить.
Фейлор смотрел в пол.
— Я… — Он поднял глаза. — Я обязательно буду учиться.
Императрица Луиза, невысокая изящная дама тридцати трёх лет, голубоглазая, улыбчивая, шла по дворцовой галерее, опираясь на руку Михаила Севрецева.
— Так вам правда понравилась моя оранжерея? — спросила Луиза.
— Да. Особенно тот участок, где вьющиеся цветы оплетают объёмные решётки в форме дамы и кавалера, танцующих старинный танец.
— Я сама рисовала эскиз композиции, — похвасталась Луиза.
Михаил остановился у окна,
— Вы пугаете меня, — сказала императрица. — Вы узнаёте о моих мыслях прежде, чем я сама успеваю осознать их. Откуда вы знали, что я хочу открыть окно?
— Движение руки, глаз. Микрожесты говорят о многом, если уметь их читать. Я часто водил слепых, ваше величество. Причём таких, которые были ещё и глухими, и немыми. Так что была возможность обучиться пониманию.
— Слепота, глухота и немота сразу? — поразилась императрица. — Но как же такие люди живут?
— По всякому. Кто-то весел, кто-то печален. Автор вашего любимого поэтического сборника «Музыка ветра» — слепоглухонемой. Жил в Западном Гирреане.
— Вы его знали?
— Нет, — качнул головой Михаил.
— И всё же я не представляю как… — императрица не договорила.
Михаил взял её ладонь, показал несколько слов дактилоязыка.
Императрица задержала его руку.
— Я боюсь. Так боюсь, что не могу спать. Мой супруг… Ведь это только на словах жена не отвечает за мужа. На деле же… Теперь, когда всё больше и больше из его выходок становится известно… Михаил, я умоляю вас, позвольте мне переселиться в Ратушу! Пусть все знают, что я не связана с Максимилианом ничем, кроме венчального обряда. Я ненавижу Алмазный Город!
Михаил ободряюще похлопал её по руке.
— Ваше величество, с вами ничего плохого не случится. Адвиаг дал вам надёжную охрану.
— Нет. Я не хочу оставаться здесь! Поговорите с Адвиагом. Вас он послушает.
— Хорошо, — кивнул Михаил и отступил от Луизы на два шага. — Уже к вечеру вы будете в Ратуше. Но только там очень маленький жилой сектор. Вам придётся сильно ограничить себя в свите.
— Да провались она совсем!
— Если так, то никаких проблем. Будет вам Ратуша, сударыня. О, простите, ваше величество. Я опять нарушил этикет.
— Чепуха, — сказала императрица. — Вы никогда не нарушаете вежливости, а это гораздо важнее. Редко бывает, чтобы благородство манер шло изнутри. Обычно это лишь наружная позолота. Причём очень тонкая.
— Я польщён столь высокой оценкой вашего величества, но вам ни к чему тратить себя на комплименты, чтобы попросить о поддержке и получить её.
Императрица качнула головой.
— Вы умеете заставить людей держаться в рамках вами дозволенного. — Она смотрела Михаилу в глаза. — Ведь если я попрошу вас называть меня Луизой, вы откажетесь? И я не хочу знать, в какой форме.
Луиза отошла к окну.
Посмотрела на Михаила.
— Почему вы приказали Адвиагу никому не говорить, что вы живы?
— У меня нет никаких прав приказывать директору службы охраны стабильности. Я попросил. Адвиаг был столь любезен, что выполнил просьбу.
— О да, — усмехнулась императрица. — Попросили. Своих мятежников вы тоже просили?
— Там я обязан был приказывать. И приказывал. Хотя и не забывал, что «приказывать» не означает драть глотку в начальственном оре.
Луиза отвернулась.