Пути судьбы
Шрифт:
Соня подалась вперед и широко раскрытыми глазами впилась в яркий пучок огня, плясавший прямо на белом песке. Языки пламени полыхали всего в нескольких шагах от нее, как раз там, где Луми выкопал свою ямку. Ни сучьев, ни хвороста не потребовалось колдовскому костру, он беззвучно пылал, одаривая их своим жаром.
— Луми! Неужели… Неужели это та самая штука, так похожая на мою флейту?! — не выдержала Соня. — Ох, как хорошо! А долго он будет гореть так, без дров?
Расстилая на песке поближе к огню мокрую рубаху, мальчик небрежно ответил:
— Сколько угодно… Пока я не скажу слова, от которых пламя
Соня пододвинула немного поближе к костру безрукавку и обувь. Ее лицо разрумянилось, улыбка снова заиграла на губах. Как немного надо человеку, чтобы снова почувствовать себя счастливым — или почти счастливым! Всего-навсего выбраться живым из опасной передряги, глотнуть воды и согреться! Какое золото или драгоценности могут заменить удачу! А пока что ее удачей был Луми, напрасно она все время изводит мальчишку насмешками и упрямыми выходками.
Соня усмехнулась: она прекрасно понимала, что все эти здравые мысли и благие намерения мгновенно забудутся, как только Луми начнет бормотать что-нибудь нудно-поучительное или девушке снова захочется поступить по-своему.
«Ладно, что будет, то и будет», — подумала она, развязывая мокрую ленту, стягивавшую слипшиеся пряди волос. Давно надо было привести их в порядок, и Соня взялась за гребень. Боль в руках снова дала о себе знать, и девушка невольно застонала. Луми, молча сидевший поодаль, не сводя задумчивых глаз с языков пламени, тут же встревожено поднял голову:
— Что с тобой, Рыжая?
— Да вот, проклятые мозоли… Теперь не могу даже волосы расчесать, гребень взять больно…
— Почему же ты сразу не сказала?! А ну-ка, покажи! — Луми подхватил свою мешок и перебрался поближе. — Ого-го, и ты, Рыжая, терпела? Наверное, очень больно! Подожди, я попробую кое-что найти!
Соня сразу догадалась, что последует дальше: долгие поиски и какая-нибудь полезная находка, с торжеством извлеченная из сумы. Но продолжала молча, спокойно сидеть, наслаждаясь теплом, и чувствуя, что тонкая рубаха совсем просохла. Она посмотрела на мальчика почти с умилением. Нет, он все-таки очень славный и добрый, это она, Соня, все время нарывается на неприятности. А Луми сосредоточенно роется в своем мешке, забыв обо всем, и ищет что-то, желая облегчить ее боль. Интересно, что он извлечет на этот раз?
— Вот, смотри, это — замечательное снадобье! — Мальчик держал крошечный красновато-бурый флакончик с серебряной крышкой. — Одной капли достаточно, чтобы залечить любую рану. Давай руку и не кричи, если будет щипать!
— Подумаешь, пощиплет немного! — усмехнулась Соня. — Я потерплю, лишь бы зажило поскорей! Наверное, больнее не будет!
— Ну хорошо, тогда терпи! — и Луми осторожно капнул чуть-чуть золотисто-желтой жидкости сначала на одну ладонь, потом на другую.
Девушке показалось, что в ее кожу впились раскаленные гвозди. Она изо всех сил стиснула зубы, стараясь не заорать во весь голос, и крепко зажмурила глаза.
Жгучая боль растеклась по ладоням, норовя перекинуться выше, охватив все тело. Сдавленный стон вырвался из горла девушки, лоб покрылся испариной, спина судорожно выгнулась назад. Соня решила, еще немного — и боль пронзит ей сердце,
— Все, Рыжая, все! Ух, какая ты сильная! Даже не вскрикнула! Я видел, как Гартах лечил этим снадобьем крепких мужчин, охотников на барсов — они выли и катались по земле, как бешеные! Нет, я все-таки рад, что пошел с тобой, ты не похожа на других, ты такая…
— Какая? — спросила девушка с любопытством. Она уже пришла в себя и убедилась, что на ладонях не осталось и следа от кровавых мозолей. — Какая не такая?
— Ну… Я не думал, что встречаются подобные женщины… Ты очень красивая, а держишься и поступаешь, как самый отчаянный мужчина…
— Мне и отец то же самое говорил, — задумчиво сказала Соня. — Характер у меня не сахар, я и сама это знаю. Ладно, не обращай внимания! Спасибо за снадобье, лишь бы не пришлось еще раз им воспользоваться! Зато теперь я могу, наконец, заняться своей гривой, она, наверное, спуталась, как войлок!
Это было не простое расчесывание волос, а некое священнодействие, и Луми, до этого заворожено смотревший на пляску огня, теперь не сводил взгляда с Сониных рук, бережно распутывавших рыжие пряди. Конечно, он не раз видел, как сварливая жена Гартаха запускала редкий гребень в свои седоватые космы и безжалостно дергала их, шипя и ругаясь. Наблюдая за ней, мальчик в конце концов пришел к убеждению, что длинные волосы даны женщинам как наказание за скверный характер и злобный язык.
Но только сейчас, глядя на тонкие пальцы, ласкавшие каждую прядку, он понял, почему ему так понравилась эта отчаянная рыжая девчонка: она не прятала свои кудри ни под скромный головной убор из накрахмаленного полотна, не закручивала их в тугой узел; напротив, она позволяла им свободно рассыпаться по плечам, обрамляя лицо. Впервые Луми понял, что волосы даны женщине как бесценное украшение, и сердце в его груди неожиданно гулко забилось.
Он поспешил отвести глаза, как будто смотрел на нечто недозволенное, не предназначенное для посторонних. И все же, не вытерпев, бросал время от времени быстрые взгляды на ее руки и костяной гребень, медленно пробиравшийся по густым волнам бронзово-рыжих волос.
— Ну, вот и все, хвала Богам! Ах, Луми, насколько легче живется вам, мужчинам! — В голосе Сони зазвучало неосознанное кокетство. — Раз-два, и все в порядке! А тут руки занемеют, пока приведешь голову в порядок! Как видно, придется на этот раз заплести косу, хотя я терпеть не могу эту гадкую прическу служанок! Ну, да ничего не поделаешь… Кто знает, что нас ждет впереди, правда?
Не сводя зачарованных глаз с бликов огня, сверкавших в рыжих кудрях, мальчик пробурчал нечто маловразумительное.
— Ха-ха-ха, какие круглые у тебя глаза! Я что, такая лохматая? У вас в Хариффе, надо сказать, поселянки сами себя уродуют: какие-то немыслимые темные платки, надвинутые на самый лоб, можно подумать, что они все плешивые!
Ее быстрые пальцы заплели тугую косу и перевязали зеленой лентой.
Но и с гладкой прической она все равно не походила на тех женщин, которых Луми привык видеть с детства: непокорные завитки пушились на висках и на шее, подчеркивая красоту подвижного лица.