Путница
Шрифт:
– И куда мы теперь? – спохватилась девушка, когда спутники уже проехали лес. Дорога снова убегала в пустынные поля и ныряла за горизонт, небо затянуло облачной пеленой – сплошной, но высокой и светлой.
– А никуда, – принял волевое решение Жар. – Сколько ж можно, как бродячим псам, по дорогам слоняться? Давай доедем до ближайшего города и там поселимся.
– Давай лучше в веске, – смущенно попросила девушка. – Как-то мне эти города… не очень. Даже огородика там не разбить.
– В городе веселее, –
– А коровы?!
– Сдадим кому-нибудь напрокат. Будет денежка капать, а захотим куда-нибудь съездить – заберем.
Рыска растерянно погладила Милку по шее. А вдруг новый хозяин ее обижать будет? Видала она, на каких одрах в городе воду возят, еще удивлялась – почему они такие тощие, грязные? Оказывается, не свое – не жалко.
Девушка покосилась на саврянина:
– А с этим что?
– В рабство продадим, – ненавидяще прошипел Жар. – Сто не сто, а десяток монет дадут.
Этого Альк уже стерпеть не смог и саркастически напомнил:
– По-моему, в Ринтаре оно лет триста как отменено.
– В чуринских землях еще осталось.
– Ну-ну, посмотрю я, как вы меня туда затащите.
Жар и сам прекрасно понимал безнадежность подобной попытки, но злость на белокосого требовала выхода.
– Долговых ям и у нас хватает. Вот засадим тебя туда, а судья письмо в Саврию напишет, чтоб выкупали дорогого сыночка, пока его настоящие крысы не сожрали, как нашего Бывшего.
– Да неужели? Может, у вас мое письменное обязательство имеется? Или свидетели сделки?
– Эх, мало тебя отец в детстве порол, – в сердцах бросил Жар, поняв, что взывать к крысиной совести бесполезно.
Альку, напротив, надоело издеваться над спутниками, и он примирительно сказал:
– Кончай злиться. Влиять на события удобнее со стороны, а не сидя в скачущей по кочкам телеге. Или ты предпочел бы спустить с горки Рыску?
– Мог бы меня предупредить!
– При весчанах?
– На ухо шепнуть!
– Притвориться, что нежно целую на прощание?
– Тьфу!
– Ну то-то же. – Саврянин торжествующе ухмыльнулся и поудобнее, как победитель, устроился в седле.
Рыска долго, сосредоточенно о чем-то размышляла, а потом спросила:
– А он тебя вообще бил?
– Кто? – растерялся Альк, успевший отвлечься на прореху в штанине. – А, отец? Нет, что ты. У нас это не принято. – Саврянин аккуратно загладил торчащий клочок ткани, как будто это помогло бы ей срастись. – На мальчиков нельзя поднимать руку, иначе они вырастут трусами.
– А на девочек?
– А на девочек – стыдно. Хотя мать сестренку один раз поясом отлупила. – Альк ухмыльнулся воспоминаниям. – За дело.
– Она злая была?
– Сестра? Да нет, хорошая… Вредная,
«Уж кто бы говорил!» – подумала девушка.
– И упрямая. Удрала как-то из дому, весь день прогуляла, а где и с кем – говорить отказалась. Ну мама в сердцах и… А потом, месяца уже через три, выяснилось, что ее сманили на речку за смородиной две подружки-служанки. Если б призналась, им бы здорово влетело…
– Нет, я про маму спрашивала.
– Мама как мама. – Но теплоты в голосе саврянина заметно прибавилось. – Вечно за нас беспокоилась: то без шапки во двор выскочили, то на старую липу залезли, то впервые за мечи взялись…
– Тогда какого рожна тебе не хватало? – с неожиданной злостью перебила Рыска. – Все у тебя было: родители, братья, сестра, родовой замок…
– Коровы, – ехидно добавил Альк.
– Да, коровы! – с вызовом повторила девушка. – Тебе было где жить, было что есть, тебя любили, и ты мог не беспокоиться о будущем. А тебя понесло в эти паршивые путники, где до выпуска доживает только один из десяти учеников!
– Потому что я не тупой весчанин, который только и думает, как бы набить брюхо, – распалился и Альк. – Мне хотелось не просто жить, а чувствовать, что моя жизнь важна для мира, что я способен его изменить!
– Зачем?
– А тебя все в нем устраивает?
– Нет, но напортачить, что-то меняя, куда вероятнее!
– По-твоему, лучше вообще ничего не делать?
– Надо менять себя, а не мир!
– Да-да-да, смирение, терпение и повиновение! – издевательски расхохотался Альк. – Пахать землю, доить коров, платить налоги, умереть в тридцать лет от пятнадцатых родов… Тсарь на таких, как ты, молиться должен!
– А что вы без таких, как мы, есть будете, а? – дрожащим от обиды голосом упрекнула Рыска.
– То есть смысл твоей жизни – прокормить десяток-другой бездельников? А твоей, – саврянин развернулся к Жару, – их обворовать? Замечательно! Этот мир действительно идеален!
– Все, с меня хватит! – вспылил вор, осаживая корову и разворачивая ее поперек дороги, вынуждая остальных остановиться. – Определись наконец, кто ты – крыса, которой нужна наша помощь, или благородный господинчик, самодурствующий перед слугами!
Альк покосился на Рыску, но та уставилась на коровью холку и молчала.
– Вы чего – обиделись, что ли? – с искренним удивлением уточнил саврянин.
– Представь себе – да! Сколько ж можно?! Ведешь себя так, словно мы какие-то ничтожества, с которыми ты якшаешься только от большой нужды.
– А что – неправда? – надменно вскинул бровь Альк.
– Ну ты и скоти-и-ина, – чуть ли не с восхищением протянул Жар: таких высот хамства и черной неблагодарности он себе даже представить не мог. – А в глаз?
– А в челюсть, в пах, в живот и добить ножом под ложечку?