Пьяная Россия. Том третий
Шрифт:
– Так эти комнаты для детей? – удивленно вымолвил Тарасыч.
– Именно, – подтвердил отец Павел, разворачивая один рулон обоев и демонстрируя строителям детский рисунок с беззаботно порхающими в синих небесах, разноцветными бабочками.
– Бедные детки, – убивался Тарасыч, – от недосыпа будут болеть и умирать!
– Ну, что вы! – удивился отец Павел. – Они почувствуют заботу и тепло! Мать-настоятельница станет опекать каждую девочку, как свою собственную дочь!
– Да откуда ей знать, каково это, иметь дочерей! – вскрикнул возмущенный
– Она схоронила трех дочерей, погибших в автомобильной катастрофе! – сказал тут отец Павел и глаза его наполнились слезами.
Мужики, в ответ, потрясенно молчали, первым пришел в себя Сашок:
– У нее была семья, а муж?
– Он погиб вместе с дочерьми!
– Что же это? – воскликнул Шабашкин, чувствуя в груди нарастающее волнение, схватился за сердце. – Как же так?
По щекам Ленчика заструились слезы. Тарасыч удивленно глядел на друга. Угодников мелко крестился. Шабашкин зашатался от горя и, чтобы не грохнуться в обморок, вынужден был опуститься на пол.
– Что с нами твориться? – сумел промямлить он.
– Наваждение! – подскочил отец Павел. – Срочно читайте девяностый псалом!
Сквозь звон в ушах и окутывающую темноту Шабашкин слышал нестройный гул голосов товарищей, повторяющих за монашком слова псалма, но ему было уже все равно, умирая, он равнодушно глядел сверху на свое неподвижное тело и бегущих со стороны монастырских построек монахинь.
Очнулся в теле, весь сырой.
– Что? – пролепетал, едва шевеля губами.
– Святая вода! – пояснил отец Петр. – Первое дело от нападения дневных дьяволов!
– Боже мой, – прошептал Шабашкин, с ужасом наблюдая за склонившейся над ним матерью Леонидой.
– Оцепенение еще не прошло? – деловито осведомилась монахиня.
Шабашкин едва пошевелил головой, отрицая.
– Сестры! – позвала монахиня.
Шабашкина оттащили от стены, взяли в окружение, и принялись читать монашескую молитву, призванную защищать от происков демонических сил. Стоя на коленях, отец Петр произносил слова молитвы прямо в ухо Шабашкину.
Постепенно, сознание его очистилось, а тело стало подчиняться. Шабашкин поглядел в суровое, решительное лицо матери Леониды, перевел взгляд на сгрудившихся в углу, испуганных товарищей.
– Зачем все это? – произнес он, подразумевая и нападение дьяволов, и молитвенные усилия монахов.
– Привет, у нас тут вообще-то война! – усмехнулась мать Леонида.
Шабашкин оперся о плечо отца Петра, от слабости кружилась голова, но все же, вымолвил?
– С кем?
– Пока лишь с малыми силами Сатаны! – торжественным тоном, произнесла мать Леонида.
– Но вы хотите пригласить сюда детей?
– Надо молиться и никто не тронет! Читайте иисусову и богородичну молитвы! Отец Петр вас научит!
Отец Петр склонил голову в знак согласия.
Любовь
– Скучно тут, – согласилась с мнением Сашка, Екатерина и непроизвольно подняв руку, проверила в порядке ли платок, быстро пробежалась пальцами, поправляя воротничок платья.
Как всегда, облаченная в темную одежду, тем не менее, красивую, синим горохом с фиолетовым оттенком. Сашок засмотрелся, потрогал пальцем одну горошину на рукаве.
– А я когда строительное училище закончил, так подался в бригаду Тарасыча, десять лет уже подвизаюсь. Всю область объездил, много чего повидал!
– Медведей видал? – сощурилась она, насмешничая.
– Медведей не видал, – простодушно ответил Сашок, – зато в одном совхозе, где мы жилой дом у председателя отстраивали, видал ручного лосенка!
Екатерина тихонько рассмеялась, на лице у нее отразилась гамма испытываемых ею чувств, так что он поспешил дополнить:
– Из соски его кормили телятницы!
– Коровьим молоком?
– Не знаю, – честно ответил Сашок, – наверное, коровьим, раз телятницы кормили.
Екатерина выставила руку, ловя пальцами капли дождя. Они оба устроились под навесом, взобравшись высоко на сеновал. Сидели, удобно расположившись на матрацах оставленных монашками для настоятельницы.
– Любит она тут, спать? – потыкал пальцами полосатый матрац, Сашок.
– Нежиться любит! – уточнила Екатерина.
– Пахнет скошенной травой, – глубоко вдохнул Сашок.
На лице его отразилось волнение. Он протянул руку и погладил тонкое запястье девушки.
Екатерина взглянула без улыбки.
– Поехали со мной, – промямлил он, глядя на нее с обожанием влюбленного человека.
– А по дороге бросишь? – показала крепкие зубы, Екатерина.
– Женюсь! – с жаром воскликнул он, придвигаясь.
– Вот вначале женись! – отпихнула она его обеими руками.
Он просиял, поглядев на нее с надеждой.
– Хоть завтра, пойдем и подадим заявление в загс!
Она пожала плечами и отвернулась к дождю.
– Ну, Катенька, правда же, возьми паспорт и пойдем завтра, с утра!
– Облака уже посветлели, скоро и дождю конец! – сказала она будничным голосом.
– Ты не ответила на мой вопрос? – настаивал Сашок, делая попытку схватить ее за руку.
Она расхохоталась, и сильно оттолкнув его, скатилась с сеновала. Сашок бросился следом, но девушка оказалась проворнее, пока он выбирался, она уже преодолела расстояние до жилых келий и скрылась там, напоследок станцевав под дождем нечто вроде русской плясовой.
Сашок смотрел потерянно.
– У меня мама будет счастлива, если я невесту привезу! – настаивал Сашок в тот же день, рассказывая мужикам о Кате.
– Сомнительно, – покачал головой Тарасыч.
– В конце концов, у меня отдельная комната в квартире и зарабатываю я неплохо! – взвился Сашок. – Свадьбу сыграем, будьте нате!
– А я на баяне могу! – поддержал его Ленчик.
– Только без пения, – напомнил Тарасыч.
Ленчик застенчиво улыбнулся.
– Пожалуй, тебе ее выкрадывать придется! – сомневался Шабашкин.