Пьянящий запах свежего сена

Штраль Руди

Пастор (обвиняющим тоном, Маттесу). Глянь! Посмотри-ка на него! Скрутило парня пуще, чем прежде!

Пауль (поспешно, смиренно). Я воще-то не жалуюсь.

Пастор (скрыто торжествуя). Я же говорил: «На кого пал крест господень…» (Паулю.) В воскресенье я повторю проповедь — лично для тебя.

Пауль.

Да я тогда уж в столице, в клинике буду. Может, хоть в этот раз поможет. (Порывается уйти.) Прямо сейчас, на первом же поезде и поеду.

Маттес. Ни с места! Слушай, Пауль! Ты немедленно, вот прямо здесь, сейчас же распрямишься!

Пастор (в ужасе). Нет, только не на моих глазах!

Ангелика. Тогда уходите!

Лидия. Я тоже против. (Возмущенно.) Я не позволю ставить сомнительные эксперименты на члене моего товарищества, будь он хоть какой угодно инвалид! (Вдруг с отчаянием.) Ой, Пауль! Бедный Пауль!

Маттес. Бедный Пауль. Не смешите меня!

Лидия (опять возмущенно). Не долго тебе смеяться-то осталось, со всеми твоими колдовскими штучками. Немедленно откажись от колдовства! И горе тебе, если ты еще хоть одну больную корову заговоришь!

Маттес. Ну, это разные вещи… (Паулю.) Слушай, нечистая сила, считаю до трех! (Повелительным тоном.) Повторяй за мной! Ну, если не распрямишься… Раз…

Пауль (умоляюще). Маттес, да пойми же…

Маттес. Два!

Пауль. Ну, на этот раз ведь все из-за тебя, черт возьми!

Маттес. Три!

Пауль беспомощно оглядывается на окружающих — все с разными чувствами смотрят на него — и неохотно выпрямляется.

Пастор (крестится, испуганно). Ой, дух святой… Проклятье, я становлюсь католиком! Я верю в чудо!

Лидия (возмущенно, Маттесу). Вот видишь, что ты натворил! И этим дело не кончится. Исключения подтверждают правило. Но если эти исключения все время повторяются… (Ангелике.) Ты была права, когда так возмущалась. Это я была слепа. Доверяла всему, что он ни делал… (Маттесу.) Но теперь я уж выступлю против тебя, я тебя разоблачу! (Обращаясь ко всем остальным.) Как мне быть — сначала общее собрание собрать или партийную ячейку?

Пауль (в страхе). Нет! Лучше я

все скажу!

Ангелика (быстро). Что?

Пауль. То, о чем он молчит! Потому что мне обещал! (Маттесу.) Но я освобождаю тебя от данного слова! (Обращается к остальным.) Дело в том, что я не был болен, а он меня не лечил! Во всяком случае, в прямом смысле… (Жалобно.) Просто меня призвали… А я не хотел… В тридцать-то лет! А в двадцать я хотел, да меня не брали!

Ангелика. Ну да?

Маттес. Тогда в деревне критический период был. Каждая пара рук на счету… Вот мой отец и вызволил его.

Пастор (вспоминает мрачновато-радостно). Старая лиса!

Пауль. Он меня хитростью освободил, а я потом сам себя, своими силами. Уж как медицина ни старалась меня распрямить, ничего не вышло. Они, конечно, подозревали, что тут что-то не в порядке, но я…

Лидия (язвительно). Еще не хватало этим похваляться! Дезертир! (Маттесу.) А ты в этой истории каким боком замешан?

Маттес. Бродил я однажды вечером в лесу, по следам охотничьего общества. Они своими машинами больше разорят, чем стадо кабанов. И вдруг вижу — Пауль. Днем-то он скрюченный весь был, а тут гляжу — бегает и прыгает, будто олимпийский чемпион по десятиборью!

Пауль (смущенно). Мне же надо было поддерживать себя в форме из-за этих проклятых врачей. (Содрогаясь.) Чего только они со мной не вытворяли!.. А потом явился Маттес…

Пастор. В ночь на солнцеворот! Вошел спиной в дверь!

Маттес. То, что был солнцеворот, — это просто совпадение. А то, что я спиной вошел, так это потому, что я смотрел, как бы кто не увидел. Потому что я хотел поговорить с ним наедине, как мужчина с мужчиной.

Пауль (горячо). Так и получилось.

Ангелика. Ну и что, помогло?

Пауль (застенчиво). Да, он меня сразу уговорил.

Пастор. Значит, он тебя загипнотизировал?

Маттес. Да о чем вы! Если кто-то скрывается от воинской службы…

Пауль. Нет, я сам сразу сознался.

Ангелика. А потом?

Пауль (обменявшись с Маттесом взглядом). А потом он меня убедил… Чтобы я прекратил эту дурость. А иначе, мол, я и ползать не смогу!

Ангелика (Маттесу). И это называется «убедил»?