Пять дней и утро следующего
Шрифт:
Было уже совсем поздно, когда Денисов шел от электрички к дому. Он шел медленно. Слишком медленно даже для усталого человека. Что-то определенное пыталось выстроиться в утомленном мозгу, но думать, рассуждать не было сил.
Таял снег, и совсем по-весеннему пахло сыростью.
Подойдя к дому, Денисов привычно поднял голову: все окна были темны, только у него на кухне горел свет.
Лина читала журнал.
— Появилось, красно солнышко, — сказала она, когда Денисов вошел в прихожую.
Он молчал, стаскивая куртку. Как ни старался Денисов скрывать свое состояние, жене обычно с первого взгляда не составляло труда догадаться о его настроении.
— Что-нибудь не так в «конторе?» Какие-то потрясения? — И она закрыла журнал.
— Потом
— Я так и предвидела…
— В шесть утра за мной пришлют машину.
— И это тоже.
Денисов помыл руки, прошел в комнату дочери. Наташка спала на спине, закутавшись с головой. Денисов поправил одеяло. Облегченно вздохнув, дочь повернулась на бочок. Маленькая головка была влажна от пота.
«Надо бы Наташку в парикмахерскую отвести», — подумал он, заметив, как распушились в беспорядке волосы дочери.
На кухне Лина что-то разогревала.
— Иди поешь. — Она сдвинула сковороду и поставила на конфорку чайник. — Обедать, конечно, не пришлось?
— Работа…
— Между прочим, такая же, как и любая другая…
— Ты серьезно считаешь, что раскрывать преступления такая же работа, как и любая другая?
— В том смысле, что между ней и личной жизнью все-таки должна быть грань…
— Ты открываешь мне глаза, Лин!
Ему не хотелось начинать дискуссию… Тем более что они уже не раз говорили об этом.
— …А ты эту грань, милый, только-только начинаешь понимать. Даже дома ты как будто продолжаешь расследование. А представь, и я начну дома мучиться: отчего дробится графит или идет расклейка… — На работе Лина отвечала за качество продукции.
— Но у вас можно установить причину на месте, не таская «хвост» за собой в дом.
— Я так и делаю… — Она подумала. — И для этого быть богом вовсе не обязательно!
Он все-таки ввязался в давний непрекращающийся спор.
— А у нас это невозможно, Лин! Разве ты не видишь? Каждый раз будто начинаешь с нуля. Раскрытие вчерашнего преступления не дает никаких гарантий на раскрытие завтрашнего… Никаких преимуществ! Наверное, я просто не могу этого объяснить. И перестать думать о «деле» все равно что прервать технологический процесс у тебя на фабрике…
— Особенность только в том, что вы имеете дело с людьми…
— Вот! Тут ты права. — Он отодвинул сковородку. — Ты даже сама не представляешь, Лин, насколько ты права сейчас… Мы имеем дело с высокоорганизованной тончайшей материей. Ты посмотри на нашу хитрющую Наташку, и все поймешь…
Ему расхотелось есть. Он опять видел голый февральский лес по обеим сторонам путей, частую сеть контактных подвесок над заснеженным полотном, бессильно откинутые маленькие руки Анкудиновой.
Из протокола допроса Анкудинова Валерьяна Сергеевича, 32-х лет, шофера Первого автобусного парка Управления пассажирского транспорта Мосгорисполкома.
…О поезде здоровья Роза сказала накануне, в субботу: «Ребята достали путевки, не ехать неудобно…» Мне показалось, ей хотелось остаться дома. Тем более что в понедельник надо было выезжать в санаторий, да и физически она чувствовала себя неважно, несколько дней ходила в ПТУ с температурой. Мы с женой посоветовали ей отказаться от поездки. Роза ответила: «Утром решим!» Наутро она почувствовала себя лучше, за ней зашли брат и сестра Горяиновы, и Роза уехала с ними…
Уходя, Роза сказала, что обязательно днем вернется, чтобы собрать вещи для санатория. Однако не пришла и не позвонила, как это обычно бывало. Это меня насторожило, так как Роза всегда ставила нас в известность, если обещала и по какой-то причине не могла в назначенный час вернуться. Не было звонков и от ее приятелей. Я заволновался…
Вопрос. Роза — дочь вашей жены от первого брака?
Ответ. Да. Когда я женился на ее матери, девочке было семь лет.
Вопрос. Что вы можете сказать о своей падчерице?
Ответ. Она неплохая.
Вопрос. В районе Профсоюзной улицы?
Ответ. Да.
Вопрос. Были ли у нее с кем-либо неприязненные отношения? То есть жаловалась ли она на угрозы с чьей-нибудь стороны?
Ответ. Роза вообще ни на кого никогда не жаловалась.
Вопрос. Переписывалась ли она с кем-нибудь?
Ответ. Ей никто не писал.
Вопрос. Какие у вас с ней взаимоотношения?
Ответ. Мы дружили.
Вопрос. Замечали ли вы в последние дни за Розой что-либо необычное?
Ответ. Мне показалось, она была чем-то расстроена. Особенно в пятницу и в субботу. В пятницу Роза вернулась домой поздно. Очень поздно.
Вопрос. Вы спросили, где она была?
Ответ. Да. Она ответила: «Потом скажу!» Но на следующий день мы к этому разговору не возвращались.
Вопрос. Связываете ли вы ее гибель с какими-то событиями, предшествовавшими поездке в поезде здоровья?
Ответ. Скорее с одним человеком из их компании.
Вопрос. С кем именно?
Ответ. С Горяиновым Дмитрием.
Вопрос. Почему?
Ответ. У меня нет фактов, но вы сами убедитесь в том, что я прав.
Вопрос. Горяинов бывал у вас в доме?
Ответ. Очень часто. Можно сказать, каждый день.
Вопрос. Сегодня он тоже был? После случившегося?
Ответ. Сегодня Горяинов не приходил. И это тоже странно. Жена разговаривала с Володей Верховским, приятелем Горяинова. Верховский сказал, что после их возвращения из Жилева Горяинова никто не видел…
ПОНЕДЕЛЬНИК, 9 ФЕВРАЛЯ.
В Кресты Денисов попал только утром.
Всю ночь шел дождь. В электричке пахло сыростью, Денисов задремывал и снова просыпался. Остановок не объявляли, мелькали тускло освещенные платформы с металлическими крашенными в два цвета оградками. На переездах сверкал мокрый гудрон.
Денисову больше не казалось, что, отправляя его в Кресты, Бахметьев как бы переводит во второй эшелон.
«Убирает меня на время допросов с глаз Компании, — понял он. — Значит, я смогу и впредь, если потребуется, входить в их Компанию…»
Еловый лес сменил березовый, но в Привалове ели снова вытолкнули березы на обочину. Мокрые стволы деревьев провожали поезд. Только за Вельяминовом, на шестьдесят шестом километре от Москвы, наметился рубеж погоды: дальше была зима.
Дача Горяиновых… Имеет ли она отношение к гибели Розы Анкудиновой? Когда обнаружили кражу, Розы уже не было в живых!
В поезде было зябко. И когда электричка остановилась в Крестах, Денисов почувствовал, что изрядно продрог. Тропинкой по-за сугробами он прошел вдоль церкви, нашел улицу, дом с голубым «Жигуленком» у калитки.
Дом Горяинова был не новый, но крепкий, с двумя террасами. С десяток яблонь чернело в дальнем конце сада вдоль забора. Там же стоял кирпичный новый гараж.
Осмотр еще не начинался. У крыльца несколько сотрудников милиции в форме и в штатском разговаривали с понятыми или свидетелями — хмурыми, одинаково продрогшими, невыспавшимися.
На крыльце молодой человек в замшевой куртке возился с замком. Несмотря на мороз, он был без головного убора. «Наверное, приехал в голубом „Жигуленке“, — предположил Денисов.
— Не получается, Горяинов? — крикнул ему капитан милиции с оперативным чемоданом в руках, по-видимому, эксперт-криминалист.
Горяинов повернул лицо, чисто выбритое, приятное, с аккуратной профессорской бородкой клинышком. Это был не тот Горяинов, которого Денисов видел вечером в квартире Бабичева.
— Что-то заело замок…
— Тогда мы сами откроем. Разрешите…
Капитан действительно оказался экспертом-криминалистом, к тому же руководителем практики стажеров школы милиции, прибывших вместе с ним. Осматривая замок, он то и дело подкидывал своим подопечным каверзные вопросы.