Пять Дней Стражей
Шрифт:
— Милена, вы из императорского кортежа? Или заблудились? — начала разговор, видя, что незнакомка не торопиться представится и словно выжидает чего-то. — Мой камелус испугался и понес. К счастью успел остановиться перед оврагом. Иначе лежать нам с ним на дне мертвыми.
Девушка по-прежнему молчала, заставляя нервничать. Я потянулась за кинжалом, стараясь достать его незаметно. Холодная рукоять успокаивающе легла в ладонь. Белоснежный зверь, повинуясь хозяйке, сделал еще пару шагов, подобравшись вплотную. Рыжик фыркнул и потянулся губами к розовой холке чужого камелуса. Кобыла незнакомки заржала,
Розовой? Розовой! Быть не может! Только безумная Тирэль красит своих зверушек в розовый цвет. Триединый, я схожу с ума, или у Тирэль появился подражатель?
Глава 65
Глава 65
— Не ожидала встретиться, Жюли? — откидывая капюшон с блеснувших матовым золотом кос, проворковала блондинка, подъезжая вплотную. Девушка наклонилась, приближая свое лицо вплотную и улыбаясь. Повеяло нежным ароматом цветов и живого тела. Ее нога притиснулась к моему бедру. Через ткань я чувствовала чужую горячую живую плоть. Поверх руки, удерживающей кинжал, сомкнулись ледяные пальцы. От изумления, что покойница неожиданно воскресла, я слова вымолвить не могла. Она не зомби. Кто же была та несчастная, которую мы нашли на свалке? Почему у трупа оказалась сходная с Тирэль аура? Кто настоящая Тирэль? Что происходит?
— Скучала? — выдохнула в губы девушка. — Нет? А я скучала.
Сладкие, теплые губы накрыли мои в поцелуе. Я почувствовала, как язычок ласковой змеей скользнул меж зубов, а в живот с тупой болью вонзается лезвие собственного кинжала, направленное чужой рукой. Пытаюсь вырваться от неожиданно сильной хватки хрупких ладоней, удерживающих меня на месте. Боль жжется, пытаясь спасти, не дать впасть в забытье. Девушка тихо смеется. Впивается новым поцелуем, но мне все равно, свет меркнет. С тьмой приходит слабость и вялая покорность.
— Мне жаль, Жюли. Мне очень жаль, — тихий шепот последнее, что я слышу прежде, чем отключится.
* * *
Боль — единственное доказательство, что мы пока те, кто мы есть, что мы там, где очнулись, что мы все еще живы. Она выкручивала руки, пронзала позвоночник, впиваясь раскаленной иглой в затылок.
Дернула руками и застонала от раскаленных игл, пронзивших запястья и раненый бок. Руки были связаны и зафиксированы над головой. Ноги едва касались пола носками сапог. Я фактически висела на собственных запястьях. Попыталась раскрыть глаза. Со второй попытки удалось. Не сразу поняла, где нахожусь, разглядывая сырой подвал без окон, тьму которого разгоняла пара магических факелов. Меня приковали кандалами у стены. Спину холодил сырой камень. Хотелось пить, мысли путались. Мозг грозил провалиться в новое забытье.
— Очнулась? — передо мной появилось лицо Тирэль сосредоточенное и бледное.
Девушка скинула плащ, оставшись в алом костюме для охоты. Без маски. Волосы растрепались, глаза лихорадочно горели. Настоящая ведьма или спятившая.
Внизу послышалось знакомое шипение, по ноге хлестко ударило. И если бы не кандалы, свалилась бы на пол. От удара, меня замутило, пришлось опустить голову.
— Фу, Малыш, уйди. Жюли ты не получишь, — рявкнула на ящера блондинка. — Она моя! Только моя!
Пальчики резво пробежались по моим волосам, словно собачку
О, черт! Эта психопатка меня ранила, похитила и заперла в каком-то подвале. А перед этим зачем-то инсценировала свою смерть.
— Тирэль, что происходит? Где мы? Почему я прикована к стене? Отпусти меня. Мы же подруги, — едва шевелила губами от слабости.
— Подруги, конечно подруги, — пропела блондинка, вытаскивая из ножен кинжал. — И именно поэтому ты обвинила меня в смерти Юниана и Каласта? Хороша дружба!
Буравчик боли сверлил затылок, мешая соображать. Задвинув подальше сожаления о том, что не слушала маму, убеждающую, что не бывает лишних знаний. Сейчас бы очень пригодились знания специалиста-дознавателя по работе с маньяками.
— Я виновата…
Рука, только что ласково зарывающаяся в волосы, с силой сжала и резко запрокинула голову. Боль выстрелила с новой силой. Я сцепила зубы, удерживая стон.
— Виновата, еще как виновата, — щеки коснулось холодом и обожгло болью.
Острое лезвие кинжала прочертило линию от виска к уху. Я почувствовала, как за шиворот стекли теплые струйки крови.
— Я сожалею… — выдохнула я, из-под ресниц разглядывая бледное в некрасивых красных пятнах лицо герцогини.
— Знаю, Жюли, и я простила бы тебе это. Но ты и… Годарийский… — она сделала паузу, клинок прошел по другому виску, вспарывая кожу. Я закусила губы, чтобы не закричать от боли. — Я видела, как вы целовались. В герцогини метишь? И в будущие императрицы? Он мерзавец, каких больше нет! А ты променяла меня на эту тварь?!
От удара по щеке, голова дернулась, и затылок ударился о камень стены. Перед глазами вспыхнули радужные пятна. Золотые перстни герцогини разорвали губу, на куртку закапала кровь.
В голове гудели колокола, я тряхнула волосами, но сознание не прояснялось. Перед глазами все сливалось в сплошное пятно, которое шипело и бесновалось голосом герцогини Каратт.
— Он такой же, как вся эта гнилая семейка Зарат. Юниан и Каласт заслуживали смерти. Я ведь любила своего жениха, терпела всех этих фавориток Юниана. Понимала, что он мужчина, а я ничего не могу ему дать, ведь тогда артефакт в храме Триединого не одобрит наш союз. А скольких завистниц мне пришлось устранить. Что они только не делали, чтобы наша помолвка распалась, — девушка в ярости ударила кулаком по каменной стене возле моего лица.
Ящер злобно зашипел, но герцогиня даже не обратила на него внимание.
— Смотри на меня, Жюли, — потребовала блондинка. — Не смей опускать голову!
Пальцы дернули вверх за волосы. Глаза на перекошенном злобой лице казались черными провалами. Оттуда отчетливо повеяло тяжелым безумием.
— Мне было страшно в тот день. Очень страшно. Я отпраздновала совершеннолетие, и мне запретили прятаться в убежище с детьми. Отец исчез куда-то, и некому было меня защитить. Я пошла к единственному, в ком видела и защиту, и помощь… к своему жениху Юниану. А он… — девушка сделала паузу, прошипела грязное ругательство сквозь зубы. — Они с Каластом напивались вдвоем в ожидании дворцовых постельных грелок… Я плакала, умоляла меня не трогать. Но что я могла против двоих мужчин… Толку от магии, если себя нельзя ею защитить. Мерзкие законы проклятого рода!