Пять минут до любви
Шрифт:
Есть такое особенное состояние сознания, когда человеческая душа, устав от постоянной боли и оскорблений, медленно застывает и коченеет в неразличимости часов, времен года и дней. Устав от бесконечного плача, я не замечала ни времени, ни часов, ни дней.
Боль бывает разная. Раньше мне казалось: самые нестерпимые страдания вызывает измена или смерть. Теперь я знаю: самые нестерпимые страдания вызывает надежда. Надежда о том, что никогда не может произойти. Надежда убивает страшней пистолета или острого ножа. Человек, убитый надеждой, навсегда излечивается от терзающей боли, но на место отпустившей его боли через некоторое время приходит
И был телефонный звонок. В то время, когда, прощаясь с собственной душой и любовью, я смотрела на голые ветки, коченеющие вместе с моей душой на ледяном зимнем ветру. И голос, узнанный с первых секунд… Чужой голос…
— Ты приедешь?
— Я не знаю. Может быть.
Не помню, кто первый бросил трубку. Кажется, обрадовавшись моей неуверенности, он начал произносить целый поток слов, ничего не меняющих в моей судьбе… Принимая в одно ухо, я сразу же выпускала в другое. Эти не значащие ничего слова застывали на оконном стекле.
Тогда я подумала: если бы он, мой кошмар, подал бы мне хоть один знак навстречу, я поползла бы к нему на коленях. Я безнадежно ждала его — столько времени. Неужели все это время было лишь пустотой? Жить с кем-то или не жить — мне было без разницы, я все равно была мертвой — для всех остальных мужчин, от того, что никого, кроме моей кошмара, не видела в своей судьбе.
Дня через два я неуверенно бросила (когда он перезвонил), что приеду…
— Это правда? Ты приедешь?
— Приеду… — ответила так, потому, что мне было все равно.
— Знаешь, я люблю тебя, — самый обычный голос. Так принято говорить «с добрым утром», но про любовь…
— Я рада это услышать… — такой же безжизненный тон.
— Когда именно ты приедешь?
— Через месяц или два — как только разберусь с делами…
— Это слишком долго. Я не могу столько ждать.
— А когда ты хочешь?
— Максимум — дней через десять.
— Это невозможно.
— Все возможно. Пожалуйста, как можно раньше купи билеты. Я пришлю деньги…
— Деньги мне не нужны.
— Билет покупай только в одну сторону.
— Можно задать вопрос?
— Ради бога!
— В качестве кого я буду жить у тебя?
— В качестве моей жены.
— Ты делаешь мне предложение?
— Конечно. Надеюсь, ты не возражаешь стать моей женой?
— Ты не оставляешь мне другого выбора.
— Меня не устраивает такой ответ.
— Какой ответ ты хочешь услышать?
— Я выйду за тебя замуж, Сереженька.
— Я выйду за тебя замуж…
— А ласковое слово?
— Потом.
— Очень хорошо. Разумеется, я не предлагаю тебе спешить. Поживем, присмотримся друг к другу, а там, если все будет хорошо, через несколько месяцев распишемся. Приедем в гости к твоим родителям.
Я слишком устала, чтобы возражать… У меня не было сил. Я поняла всё только потом, когда проснулась на следующее утро. Столько ждать одного человека (со всеми его недостатками, отнюдь не принца), а потом проснуться невестой другого? Другого… У меня не было сил жить, говорить, обсуждать… Я могла только смотреть на окружающих — молча, не видя. И прощаться с пятью минутами, которые оставались до счастья моей любви.
Я позвонила моему кошмару в тот страшный день, когда рассказала родителям, что выхожу замуж. Когда, рассказав, почувствовала, что навсегда высыхает мое сердце. Много позже я спрашивала себя: зачем я это сделала? Спрашивала только для того, чтобы снова не найти ответ. Наверное, я была законченной мазохисткой. И вместо загса мне следовало отправляться в психдом. Унижения и боль нельзя причинять не только другим, но и себе…
Я не знала, что хочу пробудить в его душе жалкой, сентиментальной добротой расчувствовавшейся дуры. Ослепшая в дебрях своих ненормальных фантазий, я твердо верила: он вернется. И ни разу не спросила себя: зачем? Зачем он вернется? Для какой цели? Снова мучить меня? Делать своей жертвой? Зачем?
Я не стала бы звонить ему ни за что на свете, если бы… я понятия не имела: если бы — что? Тогда что-то смутное, неясное, на подсознательном уровне все — таки рвалось, пробуждалось к жизни, когда прикасалась пальцами к сверкающему глянцу телефонной трубки, не понимая, что прикасаюсь к пустоте. Тогда мне казалось: чем еще, если не любовью, можно объяснить пожирающие меня чувства? Хаотическую, пульсирующую страсть, бешено кипящую в моей крови? Мгновенную потерю пульса и слабость в ногах, как только я произносила его имя? А главное — способность всё снести от него и за это простить. Я думала: это и есть любовь, огромное и светлое чувство, позволяющее подставить любую щеку для побоев и унижений. Благословлять за боль и целовать руки своему врагу. Принимая горе и унижение как благоденствие и избавление. Мне казалось: только любовь способна все это выдержать и простить. Я видела всю ситуацию только с одной стороны. Не понимая, что не способность ударить и есть истинная сила настоящей любви! Не зная, что истинная любовь намеренно не причиняет страданий. Мне было не с чем сравнивать. Я ничего не знала о настоящей любви. И если сейчас меня кто-то спросит, что такое любовь, я отвечу: любовь — это когда нет унижения и боли, и нет стремления причинять боль любимому существу. Там, где унижают и калечат человеческую личность, нет места никакой (настоящей, фальшивой) любви.
Мужество часто заключается в том, чтобы идти до конца. Даже если не знаешь, каким будет этот конец.
— Мне нужен Леонид Валерьевич.
— Кто его спрашивает? — равнодушный голос парня — его секретаря.
— Знакомая.
— Как ваше имя?
— Я сама ему представлюсь.
— Извините, но если вы не назовете свое имя, я соединить не могу.
Черт бы тебя, гадину, побрал! Мне не оставалось ничего другого-только сказать:
— Лена.
— Я узнаю, будет ли он с вами говорить.
— Слушаю.
Его голос… Я осталась без дыхания за какую-то долю секунды. Так происходило всегда, когда я слышала его голос. Смутное отчаяние словно стерло воздух.
— Здравствуй…
— Ты что, не могла раньше позвонить?
— ?!
— Я жду твоего звонка уже достаточно долго! С твоей стороны это хамство, заставлять меня столько ждать!
— Мог бы сам позвонить.
— Не мог! Я ждал, когда ты одумаешься!
— А я должна была одуматься?
— Должна!
— Ладно. Считай, что я одумалась. Вообще я звоню сказать тебе одну очень важную вещь….