Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф
Шрифт:
– Думаю, ему просто нужно время, – мягко сказала Джессика.
– Сколько еще времени? – спросила Чарли голосом, холодным как камень.
Глава третья
– Готово, – прозвенел тихий голос в темноте.
– Я сам скажу, когда будет готово, – сказал человек, сгорбившийся в углу.
Он напряженно смотрел в монитор.
– Подними еще на пару градусов, – прошептал он.
– Вы говорили, что это может быть слишком, – сказала женщина, склонившаяся над столом в противоположном углу.
Ее
– Давай, – сказал сутулый.
Женщина прикоснулась к рукоятке регулировки, но вдруг отпрянула.
– Что такое? – осведомился мужчина, не отводя глаз от монитора. – Подними на два градуса, – приказал он, повышая голос.
Минуту комната оставалась в тишине. Наконец, мужчина повернулся к столу.
– Какая-то проблема?
– Мне кажется, оно… – Женщина замолкла.
– Что?
– Двигается.
– Конечно. Они двигаются.
– Кажется, ему… больно? – прошептала она.
Мужчина улыбнулся.
– Да.
Вдруг вспыхнул свет, и в центре комнаты раздался резкий звук. Красные, зеленые и синие огни замигали один за другим, и из колонок, вмонтированных в стены, полился жизнерадостный голос, заполняя комнату песней.
Теперь все лампы освещали его – гладкого фиолетово-белого медведя. Его суставы щелкали при каждом повороте, глаза бессмысленно дергались. Он был около ста восьмидесяти сантиметров высотой, с розовыми щеками, напоминающими клубы сахарной ваты. В лапе он держал микрофон с нашлепкой, похожей на зеркальный дискотечный шар.
– Выключи эту штуку! – закричал сутулый, с явным трудом поднимаясь на ноги.
Он медленно дошел до центра комнаты, всем весом опираясь на трость.
– Отойди назад, я сам! – проорал он, и женщина удалилась к столу в углу комнаты.
Мужчина снял белую пластиковую панель с груди поющего медведя, глубоко запустил в полость руку и вытащил все, что мог нащупать. По мере того как он разъединял провода внутри, глаза перестали вращаться, веки – схлопываться, и, наконец, рот перестал петь, а голова – поворачиваться. Потом, вздрогнув в последний раз, глаза закрылись, и голова безжизненно повалилась набок.
Человек отступил, и тяжелая панель с лязгом захлопнулась. В аниматронном медведе зазвучали сервомеханизмы и шестеренки, сломанные и разъединенные, неспособные функционировать. Из швов оболочки порой вырывался воздух, когда давали осечку шланги пневмопривода.
Звук оборвался и отозвался эхом, которое вскоре затихло. Человек перенес внимание на стол и дернулся к нему. Он опустил глаза, разглядывая извивающуюся фигуру, которая лежала на поверхности. Стол сиял раскаленным оранжевым, шипел горячий металл. Человек взял шприц из руки женщины и с силой вонзил его в извивающуюся тварь. Потом он поднял поршень шприца и твердой рукой удерживал иглу, пока ее наполняла расплавленная субстанция. После этого он рывком вынул шприц и, шатаясь, вернулся к медведю.
– А теперь мы используем тебя для великой цели, – сказал он светящемуся шприцу.
Он снова открыл тяжелую грудную панель сломанного медведя, потом осторожно вставил шприц прямо в полость и начал давить на поршень. Панель захлопнулась – человек был слишком слаб, чтобы удерживать ее открытой, – и он упал на спину, схватившись за руку. Почти полный шприц покатился на пол. Женщина упала на колени рядом с мужчиной и ощупала его руку, чтобы исключить перелом.
– Я в порядке, – проворчал он и посмотрел на все еще неподвижного медведя.
– Надо нагреть сильнее.
Шипение на столе продолжалось – фигура повернулась, с горячей поверхности поднимались струи пара.
– Сильнее нагревать нельзя, – сказала женщина. – Вы их погубите.
Человек посмотрел на нее с добродушной улыбкой, резко перевел взгляд на медведя и, широко раскрыв глаза, стал следить за каждым мельчайшим движением.
– Теперь их жизни послужат великой цели, – сказал человек довольным голосом. – Они станут чем-то большим, в точности как ты.
Он посмотрел снизу вверх на женщину, которая склонилась над ним на коленях. Та обернулась. Ее гладкие накрашенные щеки блестели в свете ламп.
Джон вошел в квартиру, запер дверь на задвижку и воспользовался цепочкой в первый раз с тех пор, как переехал. Он подошел к окну, повозился с жалюзи и остановился, борясь с желанием закрыть их и полностью отгородиться от внешнего мира. Через стеклянную дверь была видна спокойная парковка, жутковато освещенная голубой неоновой вывеской на соседнем автосалоне. Откуда-то доносилось незнакомое жужжание, и Джон какое-то время понаблюдал за парковкой, сам не зная, чего он ожидает там увидеть. Вернувшись в спальню, он замер: снова появился этот звук, на сей раз громче – где-то в этой же комнате.
Джон затаил дыхание, прислушиваясь. Это был тихий звук от какого-то движения, но слишком ровный и механический, например, для мыши. Джон включил свет – шум не останавливался. Он медленно повернулся, пытаясь определить источник звука, и осознал, что смотрит на Теодора.
– Это ты? – спросил он.
Он подошел ближе и взял в руки голову от бестелесного кролика. Поднес ее к уху, прислушался к странному звуку, который шел изнутри игрушки. Раздался резкий щелчок, и звук прекратился. Джон подождал, но кроличья голова затихла. Он положил Теодора обратно на комод и подождал, не возобновится ли шум.
– Я не сумасшедший, – сказал Джон кролику. – И не позволю ни тебе ни тебе ни кому-то другому убедить меня в обратном.
Он вернулся к кровати и сунул руку под матрас, с подозрением глядя на кролика. Джону вдруг стало казаться, что за ним наблюдают. Он вынул спрятанную тетрадь, сел, откинувшись на спинку кровати, и посмотрел на черно-белую обложку. Это была обычная толстая тетрадь с белым прямоугольником, куда вписывают имя и предмет. Джон оставил его пустым и теперь обводил незаполненные строки пальцем. Ему не очень хотелось открывать тетрадь, которая бесполезно лежала под матрасом вот уже три месяца. Наконец он вздохнул и открыл первую страницу.