Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф
Шрифт:
– Я не сумасшедший, – повторил он кролику снова. – Я видел своими глазами.
Чарли. На первой странице были только факты и цифры, которых он, как выяснилось, знал постыдно мало. Он знал отца Чарли, но не знал матери. Ее брат всегда оставался загадкой. Он даже не мог сказать, родилась ли она в Новой Гармонии, или до «Семейной закусочной Фредберов», которую они обнаружили, когда в первый раз все вместе вернулись к Фредди, был еще какой-то город. Он тщательно описал всю их общую историю: детство в Харрикейне, трагедию у Фредди, самоубийство ее отца. Потом она переехала к тете Джен. Описывая это, Джон понял, что никогда не знал, где живут Чарли
Джон пролистал страницы; чем дальше, тем больше было написано на каждой. Он постоянно возвращался в памяти к деталям, и они умножались и умножались. Он набросал целые сюжеты: например, однажды в первом классе он прилепил жвачку к ее волосам, решив, что это будет смешно. Пока их учительница вырезала жвачку безопасными ножницами синего цвета, она лукаво смотрела на него. Потом Чарли сумела вытащить шарик волосатой жвачки из мусорной корзины, когда никто не видел, и взяла его на улицу во время перемены. Как только они вышли, Чарли широко улыбнулась Джону.
– Хочу отдать тебе жвачку, – сказала она, и весь остаток дня они гонялись друг за другом по школьному двору.
Чарли решительно пыталась засунуть облепленную волосами жвачку Джону в рот. У нее не получилось: их поймали и на время запретили играть. Джон улыбался, читая набросок истории. Ему казалось важным начать с детства, найти основу в Чарли-из-прошлого, а заодно и в Джоне-из-прошлого. Он вздохнул и перевернул страницу.
Дальше он постарался описать ее как можно подробнее: как она двигалась, как говорила. Это было трудно: чем больше проходило времени, тем больше эти воспоминания становились представлениями Джона о Чарли вместо самой Чарли, и поэтому он старался писать максимально много и быстро, начав через три дня после той ночи. Как уверенно она двигалась, пока думала, что ее никто не видит; как говорила невпопад, если нервничала в обществе других людей, а это бывало часто. Порой она погружалась в себя, как будто в ее голове существовала другая реальность, и она ненадолго вышла из этого мира туда, куда он не мог за ней последовать. Он вздохнул. Как проверить такие вещи?
Он перевернул тетрадку: с другой стороны, начинались размышления на другую тему.
Что случилось с Чарли?
Если девушка на вечеринке Карлтона – та, что внезапно появилась в кафе, – не Чарли, то кто же это? Конечно, напрашивался очевидный ответ: ее близнец. Чарли всегда говорила о мальчике, но имя Сэмми может быть уменьшительным от Саманты, и воспоминание, о котором по секрету рассказала Чарли – как Сэмми забрали из шкафа, – могло свидетельствовать о похищении, а не убийстве. Что, если сестра-близнец Чарли жива? Что, если Капкан, в то время Уильям Эфтон, не просто похитил ребенка, но вырастил его? Если ее семнадцать лет пестовал и наставлял психопат, пичкая всеми знаниями о жизни Чарли, собранными по крупицам, – и теперь послал ее занять место Чарли? Но зачем? Какой в этом может быть смысл? Зацикленность Эфтона на Чарли была неприятной, но он не казался способным на такой изощренный план и вряд ли мог уделять внимание ребенку так долго, чтобы полностью промыть ему мозги.
Он записал с десяток других гипотез, но сейчас, при перечитывании, все они показались неверными: либо распадались при пристальном анализе, либо, как в случае с воображаемой Самантой, были просто нелепыми. И все они не подходили к Чарли, с которой он говорил этим вечером. Ее страдание, ее потерянность казались такими реальными; когда он представлял ее лицо, в груди поднималась тупая боль. Джон закрыл книгу, пытаясь представить обратную ситуацию: Чарли, его Чарли отворачивается от него, настаивает, что это не он – что настоящий Джон мертв. Я был бы раздавлен. Он ощутил бы именно то, что читалось на лице Чарли, которая молила и обнимала себя, словно только это не давало ей развалиться на части. Он лег на кровать, положив на грудь книгу, которая вдруг показалась гораздо тяжелее своей массы. Закрыл глаза, сжимая книгу, как ребенок – игрушку, и, погружаясь в сон, снова услышал звук из головы Теодора: жужжание, а потом щелчок.
На следующий день Джон проснулся поздно с ощущением беспричинного страха. Он посмотрел на часы, в панике понял, что опаздывает на работу, и почти сразу вспомнил, что работы больше нет, а значит, скоро будут последствия. Но не сегодня. На сегодня было только одно дело – встретиться с Чарли. При мысли об этом снова подступил ужас, и Джон вздохнул.
Ближе к вечеру, когда он искал в шкафу приличную рубашку, кто-то постучал в дверь. Джон посмотрел на Теодора и прошептал:
– Кто это?
Кролик не ответил. Джон подошел ко входу и увидел в окне рядом с ним, что Клэй Берк стоит и вежливо смотрит на дверь, очевидно, игнорируя тот факт, что при желании может заглянуть прямо в квартиру Джона. Джон вздохнул, снял цепочку и широко распахнул дверь.
– Клэй, привет. Заходите.
Клэй помялся на пороге, глядя на интерьер, оформленный слишком скудно, чтобы удалось устроить беспорядок. Джон пожал плечами.
– Прежде чем судить, вспомните, что у вас я видел бардак и похуже, – сказал он, и Клэй улыбнулся.
– Это точно, – сказал он наконец и вошел.
Голова Теодора снова начала издавать звуки, но Джон решил не обращать внимания.
– Что это? – спросил Клэй, помедлив пару секунд.
Джон подождал с ответом, потому что знал, что звук скоро прекратится. Так оно и вышло – и опять с таким же щелчком.
– Ага, понятно.
Клэй посмотрел на комод, а потом на Джона, как будто это было в порядке вещей. Если учесть, что они пережили в прошлом, так оно, собственно, и было.
– Итак, что я могу для вас сделать? – спросил Джон, пока не случилось что-нибудь еще более странное.
Клэй покачался на пятках.
– Хотел узнать, как у тебя дела, – сказал он непринужденно.
– Правда? Разве мы вчера об этом не поговорили? – сухо спросил Джон.
Он снова встал, взял из комода чистую футболку и пошел в ванную переодеться.
– Да, но, знаешь, никогда нельзя быть уверенным, – сказал Клэй, повышая голос, чтобы Джон его услышал.
Джон включил воду.
– Джон, что ты знаешь о Джен, тете Чарли?
Джон резко завернул кран. От внезапного вопроса его бунтарский настрой испарился.
– Что вы сказали, Клэй?
– Я спросил, что ты знаешь о тете Чарли?
Джон быстро поменял футболку и вернулся в спальню.
– О тете Джен? Я с ней незнаком.
Клэй пристально посмотрел на него.
– Ты никогда ее не видел?
– Я этого не говорил, – сказал Джон. – Почему вы спрашиваете?
Клэй поколебался.
– Чарли очень захотела с тобой встретиться, когда я упомянул, что в ту ночь ты видел Джен, – сказал он, очевидно, тщательно подбирая слова.
– Какая Чарли разница, видел я Джен или нет? И если на то пошло, какая вам разница?