Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф
Шрифт:
– Ладно.
Он провел руками по столу и опустил их на колени.
– Если это так важно, почему ты просто мне не скажешь? – тихо спросила она.
И сразу поняла, что этого не стоило говорить. Джон помрачнел и немного отодвинулся от стола. Она посмотрела на салфетку у себя на коленях – оказалось, что она, сама того не замечая, разорвала край на тонкие полоски.
– Не страшно, – сказала она почти шепотом, когда прошло несколько длинных минут. – Забудь, что я об этом заговорила.
Она подняла взгляд,
– Извини, я отлучусь на минутку. Сейчас вернусь, – он встал и вышел из-за стола.
Она уставилась на опустевший стул. Подошла официантка и попыталась привлечь ее внимание, прочистив горло. Чарли услышала, но не подняла головы. Как будто была на это неспособна. Как ужасно все получается. Может, остаться сидеть здесь навсегда? Стану статуей самой себя, памятником Чарли-из-прошлого. Чарли-которой-больше-никогда-не будет.
– Мисс? – спросила официантка с тревогой в голосе, и этого оказалось достаточно, чтобы Чарли, сделав титаническое усилие, повернула голову.
– Все в порядке, мисс? – спросила официантка, и у Чарли ушла еще одна долгая минута, чтобы понять вопрос.
– Да, – сказала она наконец. – Можно мне еще салфетку?
Она подняла первую, наполовину разодранную, как подтверждение своей потребности, и официантка отошла. Чарли повернулась к пустому стулу Джона.
Джон вернулся и сел, оказавшись на линии ее невидящего взгляда.
– Все в порядке? – спросил он.
Она кивнула.
– Официантка сейчас принесет мне другую салфетку, – Чарли показала куда-то в сторону, куда ушла официантка.
– Хорошо.
Он открыл рот, чтобы продолжить, но не успел заговорить, когда вернулась официантка с салфеткой для Чарли и с едой. Оба молчали, пока она ставила перед ними тарелки. Джон улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он.
Чарли посмотрела в тарелку – это была паста с каким-то соусом. Она осторожно взяла вилку, но не приступила к еде.
– Можно у тебя кое-что спросить? – наконец сказал Джон, и она с энтузиазмом закивала, положив вилку на стол. Он сделал глубокий вдох.
– Как ты выжила той ночью? Я… Было столько крови… – Он остановился, не в силах найти слова.
Чарли посмотрела на него, на знакомое лицо, которое почему-то смотрело на нее враждебно. Раньше она пыталась собрать для него связную историю, но на этот раз просто заговорила.
– Не знаю, – сказала она. – Я… не помню целый кусок, и когда пытаюсь думать о нем, мысли… уворачиваются, как будто натыкаются на что-то острое.
Пока она говорила, отчужденность во взгляде Джона постепенно уходила.
– Я уже попадала в костюм, – продолжила она. – Думаю, я каким-то образом поняла, как можно выбраться или, по крайней мере, какую позу нужно принять.
Она беспокойно посмотрела на него; его взгляд вновь похолодел.
– Но я так и не понимаю. Как у тебя получилось выбраться… без повреждений?
Он снова перевел взгляд вверх, а потом вниз, словно на осмотре.
У Чарли сперло дыхание. Она отвернулась от Джона и уставилась на парковку за окном.
– У меня не получилось, – сказала она сдавленным голосом.
Джон не ответил, пытаясь уловить в полупрофиле Чарли хотя бы какие-то знакомые – или незнакомые черты.
Она говорила абсолютно верные вещи с абсолютно верной интонацией, и от ее намеков – больше чем намеков – на неизбежную травму, которую она получила в ту ночь, у Джона все сжималось внутри.
Она смотрела куда-то в пространство, сжав зубы, словно переживая внутреннюю борьбу, и Джон почувствовал внезапное желание приблизиться, взять ее за руку и предложить помощь. Вместо этого он взял вилку и начал есть, глядя в свою тарелку, а не на Чарли.
Она знает, что я делаю, подумал он, мрачно работая челюстями. Она дает правильные ответы. Тот еще из меня детектив. Джон отправил вилку в рот и украдкой посмотрел на нее; Чарли все еще разглядывала парковку. Он проглотил еду и прочистил горло. Но тут она снова повернулась к нему и заговорила первой.
– После той ночи мне надо было уехать, – сказала она.
Ее голос звучал хрипло и лицо было напряжено, будто черты стали резче, чем раньше.
– Мне надо было бросить все, Джон. Абсолютно все. То, что случилось здесь, наложило тень на всю мою жизнь, а уж в последние пару лет… и даже раньше… В общем, это продолжалось всю жизнь.
Она подняла на него взгляд, а потом посмотрела в сторону, быстро моргая, как будто сдерживала слезы.
– Я хотела стать другим человеком. Иначе я бы просто сошла с ума. Я знаю, это клише – думать, что, поменяв одежду и прическу, ты изменишь свою жизнь, – сказала она с ироничной полуулыбкой и перекинула длинные волосы через плечо, – но я не могла навсегда остаться твоей Чарли, этой наивной маленькой девочкой, которая боится собственной тени, живет в тени. Честно говоря, я даже не понимаю, что ты видел в этой девочке – эгоистичной, рассеянной, жалкой.
Она произнесла последнее слово так язвительно, что почти затряслась, будто от судороги, и с таким презрением во взгляде, будто на нее накатила волна ненависти к прежней себе.
– Я никогда не видел в тебе ничего подобного, – тихо сказал Джон и опустил голову.
Он провел вилкой по краю тарелки, не зная, что сказать. Потом заставил себя поднять взгляд. Лицо Чарли разгладилось, но теперь она казалась обеспокоенной.
– Но я все та же, – сказала она срывающимся голосом и пожала плечами.