Пять ночей. Вампирские рассказки

Николаос

— У него сейчас другие приоритеты.

— Да, но надолго ли? Когда-нибудь ему надоедят смертные. Тогда он просто щелкнет пальцами, и… Кейли, я не хочу. Лучше умереть.

— Нет, — сказал Калеб. — Не лучше. Давай лучше убьем его.

Джиа рассмеялась, по-другому, горько, но мягко, будто на лицо падали густые хлопья сажи. Потом отняла от себя руки Калеба и поцеловала каждую ладонь.

— Конечно, убьем. Конечно. А потом поженимся и откроем кафе на Луне.

Когда мы вернулись, Калеб и Джиа уединились возле стилизованного окна-граффити, всем своим видом выражая нежелание ни с кем общаться. Я обвел присутствующих медленным взглядом, убеждаясь, что нам

никто больше не хочет испортить настроение… и внезапно кое-кто привлек мое внимание. Один из немногих людей здесь, он сидел за противоположной барной стойкой и глотал виски как воду. До других мне дела не было, я не знал их, а вот его я знал. И понятия не имел, что он тут делает.

Я медленно пересек помещение и остановился рядом.

— Привет, Майк.

Он взглянул на меня, и я узнал этот взгляд. В то не слишком далекое время, когда дядя Норман успешно превращал жизнь жены и сына в кошмар, нам нередко доводилось спать в одной комнате. Майк был старше меня на три года, но совсем не это мешало нам нормально общаться. Когда тетя Шерил приводила его к нам ночевать, чтобы отец его случайно не прибил, он всегда смотрел на меня как на какую-то козявку, и если снисходил до разговора, то мог говорить только о том, какую сделает карьеру, и сколько будет зарабатывать. Майк мне никогда не нравился, но казался таким умным и целеустремленным, и я верил, что все будет так, как он говорит. Я ему немного завидовал. Он точно знал, чего хочет, — в отличие от меня. И его высокомерие казалось частью программы, неизбежным качеством на пути к цели, пусть даже за этим фасадом плескалось море пролитых слез. Ситуация в семье Норманов вполне их — эти слезы — объясняла. Как временное явление.

В общем, Майк уперся в меня этим знакомым взглядом, но что-то было не так, даже без оглядки на обстоятельства нашей встречи. Да, дорогой костюм, ролекс и стрижка за полторы штуки, даже маникюр… все по его бизнес-плану. Но потом я понял, что именно не так. Со всей уверенностью в себе и ленивым снисхождением до моей скромной особы он по-прежнему выглядел так, будто еле сдерживает слезы.

— Что ты делаешь здесь? — спросил он, опуская мелочи вроде приветствия.

— Я с ними, — он проследил за моим жестом, и на лице мелькнула тень удивления. Тень. Я как всегда не был достоин даже полноценной эмоции с его стороны. — А ты с кем?

Майк неспешно повернул голову в другую сторону. Там стояли многие, но смотрел он на одного — на Генри. Не знаю, почему я был так в этом уверен. Во всяком случае, изумление в моем голосе было нескрываемым и неподдельным.

— Ты — с ним? Почему?

— Я - его собственность.

Это прозвучало не так, как я ожидал, — очень спокойно, почти буднично.

— И что ты делаешь? — спросил я осторожно. Майк едва улыбнулся мне, будто самому мизерному существу на земле.

— Все, что он хочет.

— А. И часто он… хочет?

— Часто, — ответил он, выдав еще одну жутковатую улыбочку, и впечатление близких слез усилилось. Однако я понял, что ошибаюсь. Это было его обычное состояние, давно зафиксированное — никакая не истерика, а лишь ее далекий фантом. — Он скучать не любит. Постоянно чего-то хочет…

Его глаза подчеркивали лиловые тени — так же я выглядел, когда однажды пофестивалил неделю на Ибице. Вроде и привыкаешь спать днем, но организм сопротивляется до последнего и даже при десятичасовом сне делает тебя похожим на призрак. Мейк-ап вампира из плохого старого фильма. Вот так, значит, выглядит сателлит?

— Позволь спросить тебя о том же, Уилли. — Майк еще раз скользнул по Джиа и Калебу с бледным интересом. — Позволишь?

— Я… — Не знаю, что на меня нашло, но я захотел рассказать ему все. Даже не подумал, что он может меня выдать, пусть непроизвольно. Просто я еще сильнее не хотел,

чтобы он считал меня… — Я вообще-то не с ними. То есть с ними, но… У нас сделка, я их вроде как шантажирую, иначе они бы меня сюда не привели. Я ведь мародер, работаю в агентстве уже год. А они… просто помогают мне кое-что узнать.

Майк безразлично кивнул, мол, принято, но я видел, что он не поверил ни одному моему слову. Все звучало, как «это не то, что ты думаешь», я и сам бы не поверил. Может, и к лучшему.

— Как это произошло? — задал я наконец идиотский вопрос, вполне в моем духе. Майк снова посмотрел на меня, будто я спросил, откуда берутся дети, и пожал плечами. Будто в замедленной съемке. Все его жесты стали такими.

— Ничего не произошло. Возвращайся к своим, Уилли, — сказал он тихим холодным голосом. — Тебе нужно быть с ними, когда все начнется.

Он влил в себя еще один стакан, отделился от стойки и ушел, неспешным плывущим движением, даже не взглянув на меня. Мне оставалось только последовать его совету, потому что не могло быть и речи, чтобы идти за ним. Туда, куда он шел…

Едва я успел сделать последний шаг и остановиться, как погас свет, и в тот же момент прекратились все звуки, Будто нажали кнопку mute. Полная и пустая тишина, без малейшего постороннего звука, так не бывает. Так, наверное, звучит вакуум.

Я только по счастливой случайности сразу не умер, и все мысли о Майке Нормане вылетели из головы. Джиа в темноте обняла меня за талию, а Калеб нашел мою руку и сжал в своей, положив подбородок мне на плечо. Ничего спросить я не успел, да и не решился бы подать голос в этой космической тиши.

Зажегся одинокий прожектор, высветивший белое пятно на сцене. Там стоял невероятных размеров негр, настолько черный, что казался частью этой темноты. Может, свою роль сыграл контраст с маленькой девочкой, свободно сидящей на его широком плече.

На вид ей можно было дать не больше четырех лет, но возраст определить было трудно, такой хрупкой она казалась. Ее кожа была настолько белой, будто сделанная из этого света, идеальный луч на черном матовом теле. Волосы, глубокого винного оттенка, вились вокруг лица крупными волнами. На глазах была широкая шелковая повязка, такая красная, что притягивала все внимание.

— ЭРКХАМ, — произнес эбонитовый гигант густым шепчущим голосом. Больше он ничего не сказал, да и это было лишним. Все здесь знали, кто она.

Я вдохнул, испытывая боль от кратковременной задержки дыхания, и тут шоу началось. Волосы Эркхам — они не просто вились, они медленно шевелились, извивались, будто от порывов неслышимого ветра. Просто до невероятности жутко… Она не открывала рта, сжатого в бледную нить, я не слышал ни звука, но они слышали. Все. Это стало понятно по шевелению, пробежавшему гибкой волной по залу, по тому, как непроизвольно налегла на меня Джиа, как Калеб стиснул мои пальцы. По мере «нарастания звука» Эркхам начала плавно раскачиваться на широком плече, волосы мерно скользили по лицу, по плечам, повязка мерцала, дрожала, грозя открыть лицо, но не исполняя угрозы. Мне казалось, что я умру, стоит только разойтись этим прядям, упасть алой ткани, но отвести глаза было невозможно, — почти с болезненным напряжением я следил за каждым движением каждого волоска. Джиа едва слышно застонала, сильнее опираясь на меня, почти наваливаясь; Калеб держался, хотя я чувствовал, как сильно, почти истерично дрожит его рука. Но я ощущал лишь нечто, сходное с приближением к высоковольтным проводам, и не больше. Вибрация по спинному мозгу, обещающая, но не дающая. Когда Джиа уронила голову мне на плечо, я не испугался, что она не сдержит себя. Я был исполнен другого чувства. Мне было так плохо, так одиноко, и по одной причине — я хотел слышать и не мог. Но мне так хотелось… действительно хотелось — кажется, ничего еще в своей жизни я так сильно не хотел.