Пять ночей. Вампирские рассказки
Шрифт:
— То есть… загробная, грубо говоря, жизнь существует независимо от веры в нее?.. Просто существует и все?..
— Пресловутый журавль в небе. И в конце жизни становится для каждого приятным сюрпризом… если ты, конечно, не выберешь другое.
Калеб погладил ее по голове и поцеловал в волосы.
— Разница лишь в том, что старина Инди мог повернуть назад, а люди не могут. Они идут до конца.
— А вы?
— Мы — те, кто повернул назад. Но когда все поняли, вернулись… и обнаружили, что больше нет ни бездны,
Пока я переваривал сказанное, у меня, наверное, было то еще выражение лица. Наконец я выдал квинтэссенцию всего этого умственно-душевного напряжения в одной гениальной фразе:
— Тогда вы должны очень сильно бояться смерти.
— Так и есть, дорогой Уильям…
— Можешь поверить, так и есть.
Голос Джиа становился все тише, я пересел ближе, едва удерживаясь от желания хотя бы дотронуться до ее руки, утешить. Но в утешителе она не нуждалась, он у нее был — и она им была. Замкнутый круг на двоих.
— Я ненавижу себя за малодушие, — прошептала она. — За то, что побоялась ступить в бездну. Ненавижу себя еще сильнее, чем Генри.
— За то, что не рассказал? — спросил я осторожно.
— Он-то рассказал, — произнес Калеб мрачно, — но это не имеет значения. Вначале никто не верит, а потом все понимаешь сам.
— Тогда за что его ненавидеть?
— За синицу в руках. За щедрость и любовь. За то, что не хотел переживать проклятье в одиночестве. Может, поэтому сейчас он предпочитает смертных — с ними он чувствует себя не таким… проклятым.
Вопрос вертелся у меня на языке, но задать его не хватало духу.
— Вы не проклятые, — сказал я наконец.
— О да. Мы просто, как в «Матрице», выпили не ту таблетку. И теперь пьем каждую ночь…
Внезапно грянула музыка, и я чуть язык не откусил. Просто Калеб дотянулся до пульта и сменил Шаде на Кайли Миноуг. Она громко заявляла, что хотела бы сделать это со мной. Или с нами всеми.
Он подхватил Джиа на руки и неожиданно кинул мне. Конечно, я поймал — я поймал бы ее даже со сломанными руками.
— Детка, — сказал Калеб голосом героя-любовника шестидесятых, — не меняй тему. Меня не проведешь, я-то знаю, сколько бутылок подарил тебе месье Великий Карлик. Тебе не кажется, что сейчас не время экономить?
Она рассмеялась, так весело, будто секунду назад не говорила о страшных безысходных вещах. Мне бы так уметь переключаться.
— Гулять так гулять.
Вторая бутылка закончилась гораздо быстрее. Мы высунулись в окно подышать ночным воздухом, который откуда-то нес резкие цветочные запахи, потом Джиа вклинилась в середину и влезла с ногами на подоконник, на самый край. Я знал, что она не умрет, даже упав с гораздо большей высоты, но страховать ее было приятно. Тем более после всего, что сейчас обрабатывалось моей заторможенной ЭВМ.
Она игриво, как-то по-детски качнулась, будто хотела прыгнуть, и Калеб машинально удержал
— Можешь поверить, дорогой Уильям, что когда-то у нас был бой до смерти?
— Поверить — могу… но не могу представить, что бы заставило вас биться насмерть.
— Кто-то… что-то… все это в прошлом, и раны давно затянулись. Кто такая Эми? — сказала она внезапно, безо всякого перехода.
— Моя мать… Эмерал. — Странно, я не замешкался, не вздрогнул, просто взял и сказал. — Эмерал Гвен Макбет.
— Эмерал — это значит изумруд? Редкое имя. Я слышала его только раз, помнишь, Кейли?
— Такая чудесная девочка, что играла дону Анну в том маленьком театре, — кивнул он. — Совсем молоденькая, конечно я помню ее. Эмерал Залински… Сейчас ей, наверное, уже за сорок.
Пол шатнулся, я закрыл глаза и на мгновение ясно увидел сцену маленького театра на окраине и на ней — Эмерал Залински под мантильей доны Анны, целиком отдающаяся стихии игры и не подозревающая, что совсем скоро она станет миссис Макбет, родит ребенка и умрет. И никогда ей не будет за сорок…
— Ты по ней скучаешь.
Это не был вопрос. Потому я не ответил. Хотя смог бы — так же легко, как произнес ее имя, и это была чья-то заслуга — не моя.
…Я не успел о многом подумать перед сном. Неужели они хоть сколько-то искренни? По идее, я должен напоминать им о том, что они потеряли… но может, они правда чувствуют себя со мной не такими проклятыми?
И внезапно понял, уже засыпая. Их красивый безопасный дом, эта спокойная патриархальная жизнь без диких кровавых оргий, эта тихая гавань — только модель, копирующая то, чего у них уже никогда не будет. Они сами создали ее для себя — модель жизни по ту сторону моста. Hеaven haven… Soul asylum…
Я не успел о многом подумать. Хотел только вспомнить, когда решил их не убивать — сейчас или в первые же минуты?
Конец записи.
СЫН СЛЭЙЕРА
Когда в отчаянье поймешь, что правда там же, где и ложь,
А именно — в твоем сознанье,
Сожми виски и помолчи. А звезды падают в ночи,
И все беднее мирозданье.
ЗАПИСЬ 12.
Я как-то легко себя чувствую. Уильям, ты, поклоняющийся личному опыту, без оглядки поверил всему, что услышал из чужих уст? Да еще из чьих! Возможно. Так уж устроен человек, ему необходимо верить хоть во что-то… хотя я не уверен, что смог бы безоглядно ступить в бездну. Наверное, мы и правда любимые Его дети, раз Он не оставил нам выбора — большинству из нас…