Пять ночей. Вампирские рассказки
Шрифт:
А что до вас самих, теперь я даже готова поверить в идиотскую теорию вампиризма про демоническую сущность, занимающую тело мертвого человека. Вы кто угодно, но и близко не люди, от людей в вас одна оболочка! Ты ведь только притворяешься,
Пенни, — я смотрела прямо ей в лицо. — Даже моргаешь и дышишь специально для меня. Да если бы могла, ты бы со мной на пляже загорала! И папа это знает,
поэтому он считает тебя мертвой. Потому что это так и есть.
— Не кричи на нее, девочка, — сказал Улисс, чуть-чуть менее
— Улисс… — сказала Пенни, но я ее перебила:
— Все нормально, дорогая тетя, это нормальная реакция. Я же просто пища. А ты -
Мастер штата. Я ухожу, Джимми, ты идешь?
— Дагни, остынь…
— Ты идешь? Ты еще мой брат? Или ты уже ее собственность?
Джимми попытался остановить меня, но ему мне тоже было что сказать. Это до сих пор жгло в груди, будто кто-то потушил о мои легкие сигарету.
— Я не ее.
— Вот это меня и беспокоит. Джимми, тебе двадцать девять. Почему ты еще не ее сателлит?
Такого он не ожидал, отступил, зрачки расширились. Я поймала его за руку.
— Это то, что я думаю? Ты хочешь стать вам… Джимми, да ты что, спятил?!
Господи!
Он попытался вырваться, но я не пускала.
— Черт тебя дери, Джимми! А как же Манола? А мы все?! Подумай, что будет с папой!!
Он молчал, и я врезала ему по морде, от души, так, что он не устоял на ногах. Я чуть не плакала, на это ушли мои последние силы. Я стала на колени и обняла его,
он обхватил меня, так крепко, как не обнимал уже давно.
— Джимми, дурак ты набитый, не смей этого делать! Пойми, ты станешь совсем другим, это будешь уже не ты! Все те прелести, которые ты сейчас видишь в том состоянии, не будут иметь значения и потеряют смысл; ты потеряешь все, что любишь, а что взамен? Ты и предполагать не можешь, чем станешь, как будешь думать и жить. Не делай этого, я прошу тебя, ведь ты даже пожалеть не сможешь.
Потому что некому будет жалеть. Джимми уже не будет.
— Почему ты изменила свое мнение? — спросил он, отстранив меня. — Ты ведь раньше считала их разновидностью людей.
— Это невозможно рассказать в двух словах, верь мне, и все. И не втягивай Манолу,
пути назад нет. Пенни, — я повернулась к ней и встретила ясный взгляд Антигоны,
в которой есть «анти». — Если ты и вправду любишь нас так, как говоришь, если до сих пор любишь нашего отца, не позволь этому случиться. Оставь нас в покое,
второй раз он подобное просто не переживет.
Я выскочила и стала ловить такси. Еще через минуту появился Джимми.
— Ты что, правда хотел это сделать? — спросила я,
как взрослый человек взрослого человека. Он не ответил, мы не разговаривали до самой гостиницы, но перед сном зашел ко мне, чтобы пожелать доброй ночи. Он никогда этого не делал. И мне стало спокойнее. Я бы простила ему все, как простила то, что он отпустил меня с Демоном, зная, кто разбился в той аварии.
Только бы он не наделал глупостей.
Потом я набрала номер Алана. Пальцы меня не слушались.
— Привет, Дагни, — сказал он, — ты где?
— Алан, ведь еще не поздно?
— Ты о чем?
— О нас. Я согласна. Я хочу выйти за тебя.
Алан сделал паузу, вполне понятную, но переворачивающую все у меня внутри. Потом ответил:
— Помню, ты как-то сказала: «Я буду только с человеком, ради которого захочу сделать что-то, для него важное, даже в ущерб себе. И который не примет этого,
потому что это будет в ущерб мне».
— Забудь о том, что я сказала. Я действительно очень хочу за тебя замуж. Хочу стать твоей женой. Но я откажусь от этой мысли, если это будет в ущерб тебе.
— Как тебе следующая неделя?
Я уткнулась в трубку, смеясь и заливая ее слезами. Так и заснула, не выпуская из рук, и спала до вечера, пока Джимми не разбудил и не сказал, что взял билеты на рейс домой.
Мы договорились встретиться в аэропорту, и я поехала длинным путем. Не знаю почему, но у меня было чувство, что надо это сделать.
В приемном покое больницы Бригэм было светло, как днем. Я спросила, где находится нужная мне палата, и поднялась туда.
Не знаю, что я ожидала увидеть — аппараты, трубки и все такое. Но ничего этого не было. Он просто лежал в постели, будто спал, и два года комы никак на нем не отразились.
Я подошла ближе. Красивое лицо, такое красивое — бледная кожа в обрамлении темных волос, настолько длинных, что извивались на подушке пролитым кофе. Мне почему-то казалось, что и глаза под чуть тронутыми синевой веками тоже темные -
может, из-за тени густых ресниц. У меня вдруг слезы выступили, и от красоты этой,
и от чувства вины, такого острого, что хоть волком вой.
— Как в сказке, м? — раздался голос Демона у меня за спиной.
Вздрогнув, я обернулась — он сидел в углу, скрытый тенью и едва заметный. В черном пальто, как летучая мышь, глаза скрывали очки.
— Он… хорошо выглядит.
— Да, профессура тоже в шоке. Говорят, это больше похоже на анабиоз, чем на кому — ему не надо ни есть, ни пить, ни принимать лекарства. Они ни черта не знают о природе сателлита.