Пять президентов. Научно-фантастический роман
Шрифт:
— Позволь спросить в таком случае: кто из нас кого вызвал на это милое свидание? Быть может, лучше ты расскажешь мне, кто такие Луиза и Питер?
— Дело не в них, Фред. Я хочу спросить тебя: что ты думаешь о том, какой Миллер остался?
— Я не могу ответить на твой вопрос хотя бы потому, что не знаю, с какой целью он задан. Кроме того, ты уверен, что я вообще знаю ответ? Таратура мог бы быть тебе сегодня полезней…
— Он человек Миллера и ничего не скажет, даже если бы он и знал, что сказать, — возразил Гард. — А ты, по крайней мере, больше всех возился с тем делом, и, я уверен, оно мучает тебя еще сегодня.
— Хорошо, Дэвид. Но при условии: карты наружу.
— Как всегда.
Они подняли правые руки, коснулись своих левых плеч, что еще с незапамятных времен означало у них клятву в безоговорочном доверии друг к другу, и Гард в течение получаса подробно излагал Честеру все, что ему было известно по делу Чвиза.
Собственно, знал он не так уж много. Он знал, бесспорно, что профессор исчез, как исчезла и папка с секретными документами, и мог определенно предположить, что его исчезновение было инсценировкой. Он, безусловно, знал, кроме того, что записка написана самим Чвизом и что он собственной рукой передвинул стрелки контрольных часов. Сам ли он задумал исчезнуть или его заставили, по доброй ли воле написал записку или ему продиктовали содержание и, наконец, добровольно ли он передвигал стрелки часов, — ответить на эти вопросы Гард не мог. Старик скорее всего жив, он где-то спрятан или прячется сам, но кому это нужно и зачем, остается тайной.
В конце концов, в этом деле могли быть замешаны совершенно посторонние люди, хотя их вход в институт и выход за его пределы чрезвычайно усложнены, если сравнивать с возможностями «своих». А «своими» были только трое: Кербер, Миллер и Луиза, которая в крайнем случае могла оказаться лишь орудием в чьих-то руках — ну, предположим, в руках некоего Питера, своего бывшего мужа, до которого Гард хотел добраться. Кербер тоже вызывал сначала серьезные подозрения, особенно после того, как он буквально изменился в лице, когда в лаборатории были обнаружены контрольные часы. Но затем странное состояние Кербера получило разгадку, ибо именно он установил несоответствие стрелок с фактической возможностью проводить опыты. Значит, Миллер? Да, Миллер. И Гард не желает скрывать своих подозрений ни от Честера, ни от Дорона, ни от самого Миллера, который, зная о них, может предпринять кое-какие действия и тем себя разоблачить.
Но вот что интересует Гарда на этом этапе следствия: мог ли Миллер, если учесть его характер, образ мышления и прочие личные качества, убрать Чвиза и выкрасть документы? Мог или не мог?
— Я понимаю, — сказал Гард Честеру, — что ты не располагаешь точными данными, но я верил и верю твоей интуиции. Подумай, Фред, и скажи мне: какой Миллер остался?
Честер молчал очень долго, до конца испытав терпение друга. Наконец он сказал:
— Дэвид, что должна была делать эта установка?
— Какая тебе разница?
— Удовлетвори мое любопытство.
— Откровенно говоря, я и сам толком не знаю. И вообще, на кой тебе черт лезть в это дело, если каждый человек, знающий об установке, рано или поздно попадает в «список» Дорона?
— Я в этом списке так давно, что одним секретом больше, одним меньше…
— Хорошо, — сказал Гард. — Я понял так, что она может превращать людей в газ, а может и создавать новых.
— Печатать?
— У них это называется как-то иначе.
— Я так и думал. Появление двойника Миллера заинтересовало Дорона в той истории больше всего, и я еще тогда понял, что старику Чвизу придется туго.
— А Миллер?
— Что Миллер? Я иногда смотрю на тебя, Дэвид, и мне кажется, что ты появляешься рядом со мной транзитом из потустороннего мира.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не обижайся, старина, но ты или делаешь вид, или действительно наивен, как ребенок, если полагаешь, что от характера Миллера, и только от него, зависит его же поведение. А Дорон? А общественное мнение? А прочие внешние обстоятельства?
— Я инспектор уголовной полиции… — начал Гард.
— Очень приятно познакомиться, — прервал его Честер. — Остальное я могу сказать за тебя: «И я не лезу в политику. У меня есть труп, и моя задача найти убийцу». Все?
— Все.
— А я сейчас нарисую тебе варианты, и ты поймешь, что твоей страусиной логике полтора лемма цена. Предположим, остался «плохой» Миллер — человек крайне реакционных взглядов, коварный, злой, властолюбивый, завистливый и так далее. Ну что ж, вполне логично, если он захочет убрать конкурента Чвиза, украсть документы, чтобы они больше никому не достались, получить в свои руки всю установку, а потом диктовать условия доронам и, может быть, всему миру.
— Согласен, — сказал Гард. — Вот это мне от тебя и было нужно.
— Ты, кажется, сказал, что торопливость в этом деле чревата? Куда же ты торопишься?
— Ты стал ворчлив, как твоя милая Линда.
— Один — один. Можно дальше? Так вот, представь себе, что остался «хороший» Миллер — благородный человек, с прогрессивными взглядами, честный и справедливый, гуманный и умный. Что может сделать он в подобной ситуации? Он тоже может убрать Чвиза — уговорить старика отправиться в надежное и тайное место, — ибо понимает, что старик слишком слаб и мягок, чтобы сопротивляться Дорону, что он не борец, что он может под небольшим нажимом даже не продать, а просто отдать Дорону, все что угодно. И конечно, может взять при этом документы, чтобы они не попали в чужие руки. Вывод: «хороший» и «плохой» Миллер могли поступить в этой ситуации одинаково.
Глава 9
Под зеленой крышей
Таратура стоял перед Миллером, стряхивая пыль с локтей своего пиджака.
— Вы все слышали? — спросил Миллер.
— Иначе зачем бы я там сидел, шеф? Этот тайник надо расширить. Душно. Антисанитарные условия работы.
— Оставьте ваши шутки, — поморщился Миллер. — Вы понимаете, что этот инспектор подозревает меня?
— Я работал с этим инспектором несколько лет, шеф. Вы абсолютно правы, он действительно подозревает вас.
— А что вы думаете обо всем этом? Кого подозреваете вы?
— Вас, шеф.
— Так. Прекрасно. Давайте начистоту. Работа Чвиза — очень важная работа. Я много думал о ней и понял, что должен помогать Чвизу. Мы работали вместе и достигли важных результатов. Я хорошо знаю последнюю модель установки. Многие детали этой модели — мои детали. Я собирал их своими руками. Мне не нужно было красть чертежи. Вы верите мне?
— Допустим.
— Если так, придется сменить объект ваших подозрений. Кто тогда?