Пять президентов. Научно-фантастический роман
Шрифт:
— О, это так трудно — химия! — вздыхает мамаша Муллен. — Я знаю, я читала в газетах. Скажите, а это не опасно?
И Таратура рассказывает, что это совсем не опасно, а она угощает его чаем, советует попробовать джем из слив.
— Вы тоже химик? — спросила она.
— Не совсем, — осторожно сказал Таратура.
— Но ведь Луиза писала, что вы тоже работаете в этом институте?
— Да, разумеется, — поправился Таратура. — Но у нас в институте не только химики. Я занимаюсь
— О, не трудитесь, я все равно не пойму. — Она замахала на него руками. — Лучше попробуйте вот это. Да, да, засахаренные вишни. Из собственного сада. О, это очень вкусно и дает прекрасный цвет лица! Впрочем, вы в этом не нуждаетесь. С такой целью есть эти вишни вам положительно рано. Никогда вам не дадут ваших лет! Никто и никогда!
— А сколько дадите мне вы? — лукаво спросил Таратура.
— Ну, я не в счет, — заулыбалась мамаша Муллен, — я-то знаю, Луиза писала мне. Я могу вам только польстить.
— Но, может, Луиза прибавила, стараясь показать вам, что у нее серьезный и солидный друг? — сказал Таратура.
— Вы старше ее на двенадцать лет, — с простодушным смущением сказала мамаша Муллен. — Ну что? Теперь вы сами видите, что моя дочка не обманывает свою маму. А?
— Да, это верно, — улыбнулся Таратура.
Он досидел до обеда, и они вместе обедали, а потом опять говорили, и он опять рассказывал, как живет Луиза, где бывает, какие у нее подруги, что купила она себе в последнее время.
Наконец он собрался уезжать, но матушка Муллен не отпускала Таратуру, просила новых рассказов, и он не мог ей отказать.
Потом, уже под вечер, она проводила его, и когда они распрощались и он уже повернулся, чтобы идти к машине, она вдруг схватила его за рукав и, заглядывая в глаза, спросила тихим, срывающимся шепотом:
— Скажите мне, Бэри, вы правда любите мою Луизу? Правда?
— Да, очень, — выдавил из себя Таратура.
— Не обижайте ее, Бэри. Она хорошая, моя девочка. Ну, идите, идите… Храни вас Бог.
… Никогда еще не было у Таратуры так мерзко на душе.
Над редким мелколесьем, слева от автострады, уже поднималось розовато-пепельное зарево большого города. Таратура увидел его и понял, что напьется сегодня как самая грязная свинья.
— Бэри работает в Институте перспективных проблем… Сорок лет, — вслух повторил Гард, когда Таратура рассказал ему все, что узнал. — Ну что же, старина, это и мало и очень много.
Через полчаса перед инспектором уже лежала бумага, срочно присланная из канцелярии института. В институте работало четверо сорокалетних:
Вильям Слейтер — сварщик, сварочная мастерская.
Самуэль Гротгус — инженер, лаборатория N 8.
Мэри Петтерсон — судомойка, бар третьего этажа.
Отто Кербер — инженер, лаборатория профессора Чвиза.
— Кер-бер, Бэ-ри. Ясно, — сказал Гард. — Это именно тот случай, когда надо докладывать боссу. Видит Бог, как я не люблю этих случаев…
Еще через полчаса он был у Дорона.
— Очень любопытно. Очень, — сказал генерал, выслушав доклад Гарда. — Но вы идете по ложному следу. Кербера не трогать. Это мой человек в институте.
Глава 10
Черный «мерседес»
Миллер прочитал телеграмму, поданную горничной, быстро свернул ее и нервно положил в бумажник.
— Что случилось, Дюк? — спросила Ирен.
— Ничего, — ответил Миллер. — Пустяки.
Он вышел из комнаты, потом вернулся.
— Агата, — спросил он у горничной, — где может быть сейчас Таратура?
— Перед уходом он мне сказал, что с 16:30 до 18:15 будет в «Ветоке», в 18:30 придет сюда, а в 19:45 пойдет в кинотеатр «Боклан», где будет находиться…
— Благодарю вас, — перебил Миллер. — Принесите мне телефонный справочник.
Перевернув несколько страниц, Миллер нашел кафе «Ветока» и набрал нужный номер:
— Прошу позвать Таратуру.
Личный шофер, секретарь и телохранитель словно ждал этого звонка. Через двадцать секунд он был у телефона:
— Слушаю, шеф.
— Немедленно приезжайте! — приказал Миллер.
— Через восемнадцать минут буду, — ответил Таратура и повесил трубку.
— Эдвард, я знаю, что-то случилось, — сказала Ирен.
Миллер ничего не ответил и молча прошел в свой кабинет. Там и застал его Таратура. Профессор не сидел на месте, он ходил по комнате, с явным нетерпением ожидая телохранителя. Сначала Таратуре показалось, что профессор взволнован, но когда свет лампы осветил его лицо, Таратура понял, что заблуждается. Перед ним опять был традиционно спокойный Миллер.
— Как идут дела, инспектор? — спросил Миллер, хотя было ясно, что он ждал Таратуру не для того, чтобы задать ему этот вопрос.
— Есть любопытные детали.
— Например?
— Кербер и Луиза — любовники!
— Действительно любопытно, — сказал профессор. — Вы, естественно, пошли дальше?
— Конечно. Разумеется, не вмешиваясь в их интимные отношения.
— Без отступлений, пожалуйста.
Миллер был раздражен, но скрывал свое раздражение. Это ясно. Таратура внимательно следил за лицом шефа. Оно оставалось непроницаемым и чуть-чуть безразличным ко всему на свете. Таратура заметил это безразличие при первом же знакомстве с Миллером. А потом он понял, что это маска, очень удобная и респектабельная.