Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
Шрифт:
Систематическая работа с сигналами не ведется органом, которому они адресованы. Это один из базовых принципов работы аппарата. Мы уже видели: власть не дает людям никаких указаний, куда именно направлять жалобы. Поэтому, если написать Сталину, совсем не обязательно делом будет заниматься секретариат диктатора. Сеть сбора жалоб и доносов чрезвычайно широка, но органы собственно расследования значительно менее многочисленны. Помимо политической полиции, это функция лишь бюро жалоб, приписанных к РКИ или к различным административным органам, либо партийных инструкторов. Благодаря разветвленной системе перераспределения работа делится между различными службами.
Самый первый способ добиться начала расследования — это опубликовать письмо в газете. Органы расследования, в частности бюро жалоб, должны, согласно инструкции, отслеживать публикации [167] и начинать дела без дополнительных обращений {524} . В остальных случаях надо, чтобы одна из служб, куда поступает письмо, приняла решение расследовать дело. Речь может идти о центральном, областном или местном бюро. Как организуется это распределение? По каким критериям письмо оставляют у себя или передают в другую инстанцию?
167
Так происходит, например, в организации, ответственной за распределение пшеницы в Нижегородской области в 1931 году. Для отслеживания появляющихся статей и проведения расследований назначены 8 человек. Каждый из них отвечает за одну газету («Правда», «Известия», «Советская деревня», «Крестьянская газета», «Нижегородская коммуна»). См.: ГАНО. Ф. 4569. Оп. 1. Д. 1929. Л. 2. Система несовершенна: в упомянутом выше деле можно найти много случаев нарушений в органах управления Нижегородской области. ГАНО. Ф. 4569. Оп. 1. Д. 1929. Л. 3 и далее.
524
Это положение подтверждено директивой ЦКК от 22 августа 1932 года // ГАНО. Ф. 5944. Оп. 1. Д. 115. Л. 43.
Количество пересылаемых писем прямо пропорционально объему полученной корреспонденции. Центр передает писем больше, чем областные организации, а те, в свою очередь, работают напрямую с меньшим количеством писем, чем организации низового уровня. Это правило, верное в целом, подвергается коррекции в зависимости от конкретной структуры. Некоторые из них, например секретариаты политических деятелей или газеты, только получают письма и не ведут расследований (а если и делают это, то редко и в порядке исключения). Соответственно, они передают почти все полученные дела в инстанции, которые будут ими заниматься: так произошло с почти 90% дел «Крестьянской газеты», которые мы смогли изучить. В «Горьковской коммуне» эта доля составляет почти 80% в 1934 году {525} . Если же включить письма, непосредственно «использованные» в газете, то она составит более 90%. Органы центрального аппарата также не слишком затрудняют себе жизнь этими посланиями: в 1936 году. Главное зерновое управление Наркомзема получает 1273 жалобы, но работает напрямую всего с 10, т. е. с 0,8% {526} !
525
ГАНО. Ф. 1197. Оп. 1. Д. 73. Л. 1.
526
ГА РФ. Ф. 7511. Оп. 1. Д. 145. Л. 79.
А вот прямой задачей бюро жалоб является расследование фактов, содержащихся в заявлениях, полученных от населения. Естественно, что доля прямых расследований здесь выше: в 1935 году областное бюро жалоб города Горького переадресовывает чуть больше половины писем {527} . [168] Городская контрольная комиссия Горького передала в районы только 13,5% дел, рассмотренных в 1933 году {528} . На уровне округов и районов получить точные данные труднее. Довольно значительная часть [169] жалоб продолжает свое «путешествие» (по выражению М. Ульяновой) {529} и пересылается в отделы РКИ сельских советов. Но большая часть писем тем не менее расследуется напрямую.
527
ГАНО. Ф. 4570. Оп. 1. Д. 411. Л. 121.
168
53,5% из 1773 писем, полученных между 1 июня и 1 октября 1935 года.
528
ГАНО. Ф. 5944. Оп. 1. Д. 115. Л. 53.
169
Отчет о работе исполнительного комитета Арзамасского района в апреле 1936 года приводит пример девятнадцати переданных газетами писем, по которым сроки расследования были особенно долгими. Десять из них рассматривались на уровне района, девять отосланы в сельсовет. Тем не менее, вероятно, что сроки расследования писем, переданных в сельские советы, были еще более длительными Можно предположить, что среди писем, задержанных на долгое время, доля расследованных в сельсоветах больше, чем в общем количестве писем. См.: ГАНО. Ф. 4570. Оп. 1. Д. 836.
529
ГА РФ. Ф. 7511. Оп. 1. Д. 58. Л. 10.
Эта почтовая кадриль, весьма масштабная по объему писем, создает реальные проблемы, которые становятся тем более значимыми, чем дальше организация находится от того места, где собственно надо проводить расследование сигнала. Центральные институты, каковы бы они ни были, с большим трудом могут отслеживать судьбу переданных в другие инстанции писем. Чаще всего им приходится иметь дело с областными органами. Но нет никаких указаний на то, что именно область непосредственно работала с делом. В большинстве случаев оно передавалось в район. В случае задержек в работе над делом, напоминания из центра дублируются напоминаниями из области, от чего сроки только возрастают. Подобная сложная процедура, отчасти напоминающая романы Кафки, вероятно, во многом объясняет плохую работу. Тем более что некоторые бюрократы иногда выказывают чудеса изобретательности, чтобы решить свои собственные проблемы. Таков случай с прокуратурой Днепропетровска: 26 января 1939 года Прокуратура СССР передает туда жалобу на неправомерный приговор за номером 1/131. Как это часто бывает, чтобы получить результаты расследования областной прокуратуры, центральному органу приходится направить три напоминания (19 февраля, 19 мая и 17 июня). Напоминание от 21 июля имеет более угрожающую форму: это телеграмма. Ответ не заставляет себя долго ждать. 23 июля прокуратура СССР получает следующую депешу: «на № 1/131, К. Осуждена статье 20/97 правильно тчк…» Центр не удовлетворен этим ответом и 3 августа запрашивает дело, которое получает 14-го. 23 сентября прокурорские службы требуют вернуть жалобу К. 28 октября Днепропетровск заявляет, что у него никогда не было подобного письма. 20 ноября центральная прокуратура выражает удивление по поводу такого ответа, так как в письме от 21 июля Днепропетровская прокуратура ссылается на сопроводительный документ к письму (№ 1/131). Финал истории наступает 29 ноября, когда Днепропетровск заявляет, что первого письма он никогда не получал, а просто сослался на исходящий номер сопроводительного документа, переписав его с присланных напоминаний! Расследование жалобы арестованного и сидящего в лагере человека продолжалось почти год и ни к чему не привело {530} !!!
530
Там же. Ф. 8131. Оп. 16. Д. 80.
Как это ни удивительно, система тем не менее работает относительно хорошо. С этой точки зрения особенно интересны областные архивы, поскольку обычно они служат промежуточным звеном между центром и районами. Выводы из расследований, проводимых на местах, возвращаются обратно по той же цепочке: сначала они передаются на уровень области, которая должна затем переслать их первоначальному отправителю. Хотя трудно оценить репрезентативность сохранившихся дел, необходимо отметить, что «подъемно-спускной» механизм, который мы только что описали, функционирует лучше, чем можно было предположить, читая апокалипсические отчеты о проверке. Конечно же, сроки слишком затянуты и никогда не соответствуют ни тем, что предусмотрены в инструкциях, ни даже тем, которые отправляющие инстанции иногда назначают в сопроводительных документах: передавая 21 июня 1929 года жалобу рабочего совхоза № 2 в областную РКИ, редакция «Поволжской правды» специально уточняет, что ответа она ждет к 2 июля. С этого момента письмо продолжает свое путешествие. Окончательный ответ направлен в областную газету 23 августа, т. е. почти два месяца спустя после установленного срока {531} . Тем не менее ответы все-таки приходят, и часто расследования доводятся до конца.
531
ГАСО.Ф. 616. Оп. 1. Д. 332. Л. 1–5.
Пересылка писем, однако, не всегда просто техническое и механическое действие. Если некоторые службы как, например, отделы «Правды», всего лишь переправляют по назначению полученное письмо (чаще всего оригинал, реже — копию), другие варьируют свою работу в зависимости от содержания письма. Приемная Калинина, хотя туда и поступает огромная масса писем, смело посылает телеграммы, когда в этом есть необходимость. Так происходит, например, когда туда приходит тревожное письмо дочери бывшего учителя. Ее семидесятитрехлетнего отца недавно арестовали за поддержку крестьян во время коллективизации. В телеграмме, направленной 19 ноября 1930 года прокурору по месту задержания, требуют указать причины ареста. Ответ приходит немедленно, 20 ноября, преследования прекращаются, и старика освобождают «в связи с преклонным возрастом» {532} . Телеграмма означает «срочно». У инстанции-отправителя имеются и другие средства привлечь внимание получателя. С этой точки зрения сопроводительный документ — ценнейшее средство передачи сути дела. Обычно это стандартная «сопроводиловка»: секретариат Сталина (деликатно называемый «особым сектором Центрального Комитета) или газета «Правда» используют напечатанные типографским способом бланки, где оставлено место для названия службы-адресата, имени автора письма и регистрационного номера дела {533} . Всякий знак, выходящий за рамки привычного, привлекает внимание получателя. Так, например, если в «сопроводиловке» указано не название организации, а имя конкретного человека. Это указание может быть также усилено уточнением «лично». Дополнительно может присутствовать фраза о рассмотрении дела в первоочередном порядке [170] . Так, приемная Калинина в сентябре 1935 года передает жалобу прокурору Московской области: на сопроводительном документе стоят пометки «срочно», «лично», и сотрудник приемной Лебедев добавляет: «Заявитель на личном приеме утверждал, что его и семью травят и избивают. Во главе указанных лиц, стоит сын б. фабриканта». Он требует провести расследование на месте {534} .
532
ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 39. Л. 11–29.
533
Архивные фонды полны подобных документов. Сопроводительный документ «Правды» см. в: ГОПАНО. Ф. 30. Оп. 1. Д. 965. Л. 9; Центрального Комитета партии — в: ГОПАНО. Ф. 30. Оп. 1. Д. 966. Л. 33; секретариата Сталина — в: ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 81а. Д. 154. Л. 3.
170
В последнем квартале 1927 года секретариат Рыкова передает только 4,5% писем, сопровождая их точной инструкцией. Огромное большинство писем, не требующих «вмешательства высших должностных лиц», передается без комментариев. См.: ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 2989. Л. 66.
534
ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 159. Л. 25–27.
Эти признаки безошибочно указывают на «острый» характер дела. Прокуратура СССР передает в августе 1939 года прокурору Амурского железнодорожного исправительно-трудового лагеря письмо заключенного из ГУЛАГа с весьма точными инструкциями:
«Направляя заявление заключенного 71 колонии 4 отд. Амурлага Ч. Федора Григорьевича, в котором он сообщает о созданной в 1938 г.
Нач. 66 колонии Шировым группы лиц из заключенных, которые клеветали на отдельных заключенных, обвиняя невиных в совершении ими кр преступлений. О незаконном отборе личных вещей у заключенных, об издевательстве и насилии над личностью заключенных.
Предлагаю срочно проверить, были ли осуждены в лагере за кр преступления заключенные перечисленные в заявлении Ч. (Гришин, Прыткое и др.). В утвердительном случае истребуйте дела и поручите одному из Ваших помощников выехать в 4-е отделение <…>
О результате сообщите кратко по телеграфу и подробно письменно» {535} . [171]
535
Там же. Ф. 5446. Оп. 81а. Д. 180. Л. 2.
171
Расследование подтвердило эти факты и ответственные предстали перед военным судом.
Подобное сопроводительное письмо не могло быть написано двумя годами ранее. Если все-таки предположить невероятное, то получивший его прокурор оставил бы дело под спудом. В данном случае обозначение «сигнал» относится и к жалобе, и к сопроводительному письму!
Несколько правил, множество исключений
Трудно понять, что для сталинских органов управления было «значимым» или «острым» письмом. По каким критериям письмо оставляли в центре или передавали в область? Что побуждало секретариат черкнуть дополнительную строчку на сопроводительном документе? Здесь не видно никакой закономерности. Конечно, поведение сотрудников М. Калинина иногда можно объяснить сочувствием, сотрудники же В. Молотова, кажется, совершенно чужды подобного рода соображениям. Интерес, пусть даже случайный, к содержащейся в письме информации может стать причиной того, что его вытащат из конвейера. Но сработать могут много факторов: желание показать пример, демонстрация последовательности в политике, необходимость найти козлов отпущения и т. п.
Логика, по которой письмо отправляют дальше, также довольно запутанная. Четким правилам подчиняется только обращение с письмами, которые представляют опасность для большевистской власти. В доступных нам архивах можно найти письма, чаще всего анонимные, которые содержат нападки на власть: оскорбления, угрозы, критику проводимой политики (в частности в период коллективизации, но также и во время «Большого террора»). Эти письма, подчас очень резкие, иногда просто не получают хода, но чаще всего их передают в органы безопасности, чтобы выявить и покарать авторов.