Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
Шрифт:
Вот о таких словах, произнесенных публично или среди друзей, с ясной головой или под воздействием спиртного, и сообщают. Письменные доносы, по-видимому, были менее популярны, чем устные, с которыми связана знаменитая процедура «Слово и дело»: формулировка, означавшая, что будут разоблачены «слова» или «дела», направленные против царя и его администрации. Любой человек, которому известно о государственном преступлении (совершенном или готовящемся), может сообщить об этом представителю власти. Самым простым и распространенным способом было добиться приема у ответственного лица и рассказать ему о фактах, которые составляют преступление. Тем не менее, если этот путь недоступен, заявление, содержащие эти слова или один из их вариантов, может быть произнесено публично и обращено к любому часовому (царского дворца или иного места {76} ) [23] . Заявителя в этом случае арестовывают и затем выслушивают.
76
Анисимов Е.В. Дыба и кнут. С. 160.
23
Приговоренные к смертной казни пользуются этим, чтобы затянуть исполнение приговора и заявляют «Слово и дело», поднимаясь на эшафот.
Такой порядок обеспечен нормативными актами властей, которые регулярно издают юридические документы, уточняющие порядок совершения обязательного доноса. После Уложения 1649 года в течение XVIII века было выпущено несколько указов. Так, в целом ряде из них — 1724, 1726, 1730, 1733, 1751, 1752 и 1762 годов содержатся ограничения на ложные доносы, уточняются различные меры наказания, которым могут быть подвергнуты слишком ретивые обличители (кнут, пытка и пр.). Проблема тем не менее остается неразрешенной, поскольку в других документах государство подталкивает своих подданных на то, чтобы доносить по самым разным поводам. Анисимов различает как минимум восемь сфер жизни, по которым с 1724 по 1760 год был издан указ, призывающий к доносительству, это кражи и разбой, контрабанда, сокрытие душ во время ревизии, несоблюдение монополий на юфть, щетину и соль, торговлю золотом в неразрешенных местах, тайную продажу ядов {77} .
77
Там же. С. 172.
Расширение практики
Итак, доносительство поощряется властью двояко: с одной стороны, позитивно — наградами (в виде звонкой монеты или почетных званий) для доносчиков, с другой — негативно, поскольку, как мы видели, недоносительство строго карается. Можно предположить, что в все российское население — в той или иной мере — имело отношение к этому явлению, во всяком случае, именно это чаще всего утверждает историография. «Изветчиками были люди самых различных социальных групп и классов, возрастов, национальности, вероисповедания, с разным уровнем образованности, от высокопоставленного сановника до последнего нищего. Доносчики были всюду: в каждой роте, экипаже, конторе, доме, застолье» {78} .
78
Там же. С. 187.
Представляется, например, что крепостные регулярно пользовались {79} этим оружием против своих владельцев, обвиняя их в тех или иных злостных речах, произнесенных против царствующего государя. Это могло быть идеальным способом мести слишком жестокому или несправедливому хозяину. Каков был реальный размах этого феномена? Трудно сказать. Можно ли считать, что «каждое слово господина, где бы оно ни было сказано — в поле, в нужнике, за обедом, в постели с женой, — слышали, запоминали (иногда даже записывали) дворовые» {80} ? Вероятно, утверждающие это авторы заходят слишком далеко.
79
Там же. С. 189–194. В этом случае автор также не приводит убедительных данных. Он лишь отсылает к другому исследованию, основанному на шестидесяти пяти доносах, полученных с 1695 по 1708 год, что далеко не является показательным (см.: Там же. С. 205).
80
Там же. С. 192.
Подобная практика имеет место не только в XVIII веке, поскольку требование доносить последовательно ужесточается в 1832, 1845 и 1903 годах: увеличивается число преступлений, о которых должно сообщать (всякое задуманное или совершенное преступление), и количество людей, доносить обязанных (чиновники и вообще любой взрослый человек) {81} .
Право в царской России принимало донос во внимание. До реформы 1864 года нормы ведения уголовного процесса обязывали выслушать немедленно автора доноса (не требуя от него клятвы). Даже если «заявление» не содержало доказательств, его следовало вписать в протокол «для сведения» {82} . Важность доноса уменьшается после реформы 1864 года, но по-прежнему остается значительной {83} . Донос, как правило, является основанием для расследования только в том случае, если доносящий был свидетелем событий. В противном случае уголовным кодексом предусматривается заведение дела лишь в случае, если донос «содержит доказательства правдивости обвинения» (статьи 298, 299 и 303). Одновременно статья 300 кодекса предусматривает, что анонимный донос остается без последствий. В некоторых случаях анонимные сообщения могут стать основанием для полицейского розыска или дознания, которое, в свою очередь, может стать основанием для начала следствия. Тем не менее, как и до 1864 года, недонесение остается деянием, наказуемым по закону [24] .
81
Миронов В.Н. Социальная история России периода империи. С. 13.
82
Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь. Статья «Донос».
83
Там же.
24
D'enonciation (фр.) переводится и как разоблачение, и как донос (прим. пер.).
Помимо нормативных документов, мы имеем также свидетельства писателей конца XIX века, которые критикуют подобную практику [25] и представляют ее размах. А.Н. Энгельгардт в своих письмах «Из деревни» (1872–1887) так описывает это широко распространенное явление:
«Когда появились злонамеренные люди, то развелось такое множество охотников писать доносы, что, я думаю, целые массы чиновников требовались, чтобы только перечитывать все доносы, все хотят выслужиться, авось, либо крайчик пирожка попадет, если открытие сделать. Чуть мало-мальски писать умеет, сейчас доносы пишет. Совсем начальников загоняли, особенно кому в стан попадет подозрительный человек, который ни с кем не знается, в земстве не участвует, занимается каким-то хозяйством, клевер какой-то сеет, с мужиками никаких судебных дел не имеет. Тут доносов не обобраться» {84} .
25
В XIX веке, видимо, получает развитие моральная критика доносительства. Эта критика особенно развита в интеллигентских и образованных кругах. С.А. Королев приводит среди прочих примеры из жизни Достоевского и Герцена (Донос в России. С. 41–44).
84
Энгельгардт А.Н. Из деревни: 12 писем. 1872–1887. М, 1987. С. 433.
Эти наблюдения также широко подтверждаются практикой доносов в религиозной сфере в конце XIX века {85} . Объектом здесь являются прежде всего крестьяне, на время покидающие свою деревню. Удаляясь от родного дома, многие из них не соблюдают более столь строго религиозных православных обрядов (некоторые принимают Старую веру, другие вообще забывают об исповеди, иконах, браке, крестинах). В этом случае, согласно Д. Бердсу, речь идет о своебразном социальном контроле: члены семьи, чувствуя, что кто-то из своих ускользает от их влияния, обращаются к священнику, который теперь, со времен Петра Великого, не связан более тайной исповеди. Тем не менее трудно говорить столь уж категорично. Язык религии используется в самых различных случаях для урегулирования проблем и ослабления социального напряжения, порожденного потрясениями конца XIX века. Больше всего доносов делается на сезонных рабочих {86} : [26] вероятнее всего, они просто становятся козлами отпущения. На них концентрируется недовольство, связанное с изменениями. Бердс отмечает также, что не удовлетворенные действиями священников (результаты доносов незначительны), крестьяне все чаще и чаще обращаются к представителям государства {87} .
85
Burds J. A Culture of Denunciation… С. 45–53.
86
Там же. С. 70.
26
Речь идет об «отходниках».
87
Там же. С. 62.
Пытаться воскресить прошлое в отношении интересующих нас в данном случае практик — означает бросить настоящий вызов самому себе, поскольку действительно прожитое и знание о нем накладываются друг на друга слоями, которые часто переплелись нераздельно. В 1917 году уже существует весь словарный запас, относящийся к области доносительства: донос, челобитная, фискал… Но эти термины, отсылающие к разным, часто уже давно исчезнувшим, явлениям, имеют тенденцию сливаться в одно понятие. История, как кажется, оставила российскому населению в наследство не столько конкретный способ поведения, сколько самое идею о возможности обращения к властям с жалобой с целью указать этим властям на источники недовольства.
Таким образом, информирование властей с самого начала имеет двусмысленный характер: оно, вне всякого сомнения, соотносимо с французским понятием «d'enonciation» в самом широком значении этого слова*. Все формы общения между народом и властью, которые мы только что рассмотрели, так или иначе связаны с проявлениями возмущения или сообщениями о нарушениях, которые могут носить как очень общий, так и весьма частный характер. Некоторые институты, подобные «челобитной», скорее служат решению общих вопросов и выявлению несправедливостей. В других, наоборот, делается акцент на индивидуальной ответственности, они предназначены для усиления контроля над населением; конкретным примером тому является обязательство доносить, которое очень рано устанавливается на Руси.
В момент прихода большевиков к власти проблема доносительства, его распространенности, а также нравственного аспекта, который неизбежно в связи с этим возникает, не является чем-то новым для российского общества. Власть уже неоднократно поощряла эту практику и пользовалась ее плодами. Поначалу цель, которую преследуют власти, — это фиксация «злых речей», направленных против государя. Постепенно, однако, доносительство начинает касаться других тем и распространяется все шире. Это не означает, однако, что российское общество поражено «вирусом», или что можно говорить о «гене» доносительства в России {88} .
88
Королев С.А. Донос в России. С. 29–30. Королев задается этими вопросами риторически и отвечает на них отрицательно, полагая, что они поставлены «некорректно». Однако манера и тон, в котором он рассуждает на избранную тему, оставляют некоторые сомнения в том, какова же истинная позиция автора.