Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
Шрифт:
Эволюция во времени хорошо видна, если сравнить два следующих письма: первое написано в конце 1927 года, автор его говорит о состоянии дел в узбекском театре. Он тоже использует слово «саботаж», но граница между некомпетентностью и сознательным саботажем строго сохранена.
«А сколько есть Щербаковых, не кончающих самоубийством, и сколько есть Виницких, и по сей день продолжающих свою вредительскую — по недомыслию работу. <…> За примерами ходить недалеко:
1) В Ташкенте Окрпрофобром заведует тов. Р. — партиец, о котором ничего дурного как о партийце, сказать нельзя. Но к данной работе его неприспособленность и абсолютная непригодность совершенно очевидна» {732} .
732
РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 3. Д. 34.
Одиннадцать лет спустя корреспондент Молотова не задумываясь соединяет оба понятия,
«На этот вопрос я отвечаю: рыба начинает гнить с головы, а в Наркомводе этой головой вполне понятно, является т. Пахомов. О нем-то я и хочу сказать пару слов.
<...>
Я повторяю, что я высказываю только свои подозрения, и то возможно, что т. Пахомов действительно честный большевик, но просто не умеет работать. В последнем случае я прошу извинить меня за то, что я посмел взять под подозрение честного большевика» {733} .
248
Письмо датировано 31 марта 1938 года. Н.И. Пахомов был арестован 9 апреля и расстрелян 19 августа.
733
ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 82. Д. 66. Л. 41–42.
Что бы там ни было, доносы всегда касаются одних и тех же фактов: растраты, ненужные расходы, бесхозяйственность… В этих письмах можно прочитать достойные Апокалипса описания деятельности колхозов или разнообразных органов управления: протухшее мясо, использованное для изготовления колбас {734} , [249] принудительный отъем земель, которые затем остаются неиспользованными, брошенные недостроенными гигантские сооружения {735} …
734
ТОПАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 3364. Л. 107 (июнь1935).
249
Две бычьих туши, предназначенные для отправки в Горький, начинают портиться на месте. Чтобы их не выбрасывать, из них делают колбасы.
735
ГАНО. Ф. 5944. Оп. 1. Д. 125. Л. 495–496.
Письма, направляемые власти, разнообразны и по форме (мы выделили три типа), и по содержанию (затронутые темы). В реальной жизни темы, естественно, не существуют в их типологической чистоте: в письмах разные темы чаще всего присутствуют вместе. Но суть сигналов тем не менее вполне соответствует запросу, сформулированному властью: они направлены против управленцев среднего звена и содержат обвинения в адрес конкретных людей. Письма воспроизводят основные темы, повторяемые официальной пропагандой. И население в полной мере пользуется предлагаемой ему возможностью: доносы и открытые письма — явления, неотделимые от процесса информирования о недостатках. Диапазон затрагиваемых тем показывает, что сигналы могут быть критическими и, по-видимому, не предполагают обязательной поддержки проводимой политики. Они открывают широкие возможности для значительной части населения.
Глава 12.
Портреты доносителей
Отношение к доносительству: перейти черту?
Можно предполагать, что постоянное и повсеместное присутствие доносительства в публичном пространстве сталинского общества заставляет всех советских людей определить свою позицию по отношению к подобному поступку. Источников, позволяющих понять, что об этом реально думали люди, недостаточно. В обществе, где критика власти могла привести к роковым последствиям, мало кто решался доверять бумаге свои мысли и демонстрировать свое критическое отношение. Но из этого совершенно не следует, что признание новых ценностей, насаждаемых режимом, имело всеобщий характер. Представляется необоснованным считать, что советским людям достаточно было воздействия пропаганды и появления новых слов, чтобы забыть все свои нравственные устои. Дало ли нужный результат то, что понятие «донос» было закамуфлировано более расплывчатыми: «сигнал», «жалоба»? Сделало ли это более преодолимыми определенные нравственные преграды?
Навязчивое присутствие публичных форм доносительства остро задевало ряд современников, которые в личных дневниках говорят о своем неприятии явления. 22 июня 1929 года И.И. Шитц уже осуждает нравственные изменения в обществе:
«Люди будут со временем дивиться тому, как извращались шиворот навыворот все человеческие понятия в том своеобразном государственном укладе, какой приняла Россия при большевиках. Каждый день встречаешь подобные извращения.
<…>
Ну, можно было думать, чтобы шпионство и донос когда бы то ни было открыто признавались доблестью?» {736}
736
Шитц И.И. Дневник… 22 июня 1929. С. 128.
Невозможно за один день полностью изменить общественные ценности, и многие советские люди рассматривали доносительство как отвратительную практику. В начале исследуемого периода настороженность проявляется еще в письмах, адресованных видным представителям режима (в частности Г.К. Орджоникидзе). Когда «сигнал» начинает слишком напоминать донос, он шокирует. В целом ряде писем выражено удивление по поводу того, как проводилась чистка 1929 года [250] . Критикуют доверие, с которым относятся к доносам. В июле 1928 года ветеран партии Д.С. Климов жалуется в Центральную контрольную комиссию на поведение представителя ЦКК в своем районе во время проведения чистки. Климов сетует, что присутствовал при настоящей травле людей. Представитель ЦКК с самого начала заявил, что хотел бы услышать только негативные мнения, но автор письма, по его словам, все же взял слово, чтобы подчеркнуть положительные стороны в действиях обвиняемого. За это его обозвали «дураком, который здесь воняет», и оратор предложил «срубить [ему] голову и провентилировать мозги». Ветеран требует наказать обидчика, упрекая его в том, что он «держал себя как в период “военного коммунизма”», и ведет «неправильную» линию {737} .
250
Вспомним резкий ответ Ю. Фигатнера сотруднику Академии наук, который обвинял его в поощрении доносов. См. выше, глава 5, раздел «История одного исчезновения».
737
РГАСПИ. Ф. 613. Оп . 3. Д. 187. Л. 1.
Подобная реакция отторжения встречается нередко [251] . В ноябре 1929 года Орджоникидзе получает письмо, в котором описано положение в компартии Азербайджана. В нем говорится о многочисленных фракциях, которые изнутри разрушают партию, и в противостоянии между которыми одним из важных видов оружия являются анонимные письма:
«Пишут анонимки на новых работников, копии которых передаются разным людям распространять в районах» {738} .
251
См., например: в том же деле (Л. 5) письмо сотрудника ОГПУ, который удивляется, как мало проверяются «заявления», и письмо члена партии, допрошенного Комиссией, который осуждает односторонний характер допроса, который ему пришлось выдержать, а также внимание к опять-таки непроверенным «заявлениям» (Л. 9).
738
РГАСПИ. Ф. 613. Он. 3. Д. 74.
Позже подобная критика звучит менее открыто. По-видимому, риск слишком велик. Только после принятия конституции 1936 [252] года вновь активно звучат голоса в осуждение практики доносительства. В этот период можно найти множество писем-обжалований, авторы которых заявляют, что они стали жертвой ложного доноса; тем не менее слово, которое они употребляют, это не «донос» и даже не «сигнал», авторы жалоб предпочитают использовать слова «заявление» и «клевета».
252
Принятая вместо конституции 1924 года, она прекратила практику лишения гражданских прав определенных категорий населения. Формально чрезвычайно либеральная, благородная и демократичная, на деле она была пустым звуком.
Когда в 1936 году во время проверки документов некоего Ткаченко исключают из партии на основании сигнала о том, что он скрыл свое социальное происхождение, а также факт, что четверо из его братьев якобы состояли в отрядах басмачей [253] , он пишет M И. Калинину.
И не просто просит главу ВЦИК вмешаться. Осуждая предпринятые против него действия, Ткаченко ссылается на статью 127 конституции «гражданам СССР обеспечивается неприкосновенность личности». И риторически вопрошает: «Дает ли мне права Конституция требовать по советской линии фамилию клеветника на предмет привлечения его к ответственности за клевету» {739} ? Но примеры подобной открытой постановки вопроса все же встречаются редко, и мы помним, что в июне 1938 года собеседник Молотова самым яростным образом обрушивается на практику доносительства, но под покровом анонимности:
253
Движение вооруженного сопротивления советской власти в Средней Азии. Басмачество было очень активным на протяжении большей части 1920-х годов.
739
Там же. Ф. 78. Оп. 1. Д. 592. Л. 28.