Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
Шрифт:
«…вся эта ложь, которую состряпали аполлонские районные дельцы следственно-судебных органов, высосав из пальца мне обвинение и засадив меня в тюрьму, тем самым постарались сплавить меня на Дальный Восток. Они надеются, что одним общественным обвинителем стало меньше и своим гнусным поступком думали сделать из меня противника соввласти, но я, несмотря на все лишения и переживания ссыльной жизни, и поныне остаюсь тем же патриотом советской страны, каким был и на воле» {765} , [264]
765
ГА РФ. Ф. 8131. Оп . 37. Д. 112. Л. 59 и далее.
264
Это письмо взято из подборки, сделанной одной из газет города Ворошиловска Орджоникидзевского края в 1938 году. Подборка содержит два других примера. (Так назывались в тот период Ставрополь и Ставропольский край [прим. пер.]).
Он пользуется случаем и в этом письме еще раз обвиняет судебную власть своего района в том, что «она сеяла вражду к соввласти среди масс».
Другие используют сигнал для того, чтобы пожаловаться на условия своей новой жизни. Николай Буланов, заключенный из казахстанского лагеря, что рядом с Алма-Атой, сумел «нелегальным путем» {766} переправить письмо отцу и просит его отправить послание далее:
«Я прошу, умоляю тебя отец передай это мое письмо кому знаешь сам, или парткому, или председателю Ленинградского Исполкома, или кому уже сам знаешь — из авторитетных чекистов и представителей государственной власти».
766
ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 4036. Л. 152.
От чтения этого письма бросает в дрожь. В нем подробно, холодно и трезво описаны условия жизни в лагере, где содержится автор. Даже в такой крайней ситуации, где неопровержимым образом проявляет себя подлинная природа сталинской власти, этому человеку все еще хочется верить в действия политиков из центра:
«Несмотря даже на то, что уже 14-й год существует диктатура пролетариата, 11-й год существует в автономной КССР Власть Советов — здесь все еще существуют страшные застенки царских тюрем, где пытают, бьют заключенных, морят их и холодом и голодом. Насилуют их прямо в рот (вместо ананизма) и в довершение всего это — кошмар, ужас» {767} .
767
Там же. Л. 152.
Некоторые не ограничиваются общими утверждениями и нападают на лагерное начальство. Мы помним, что Федор Георгиевич Чернов, заключенный семьдесят первой колонии четвертого отделения Амурлага, обратился к прокурору СССР с заявлением о провокации группы «наседок», организованной начальником семьдесят шестой колонии и о «незаконном отборе личных вещей у заключенных, об издевательстве и насилии над личностью заключенных» {768} .
Распространенность практики доносительства такова, что не позволяет нам поддаться миражу специфической русской болезни, связанной с «особым геном» {769} . Конечно, следует учитывать российские корни представлений о взаимоотношениях государства и его подданных. Но использование письма-жалобы не является национальной особенностью. Иностранцы, живущие на советской земле (инженеры, но также и рабочие), тоже прибегают к этому средству. Так поступил, например, немецкий рабочий с целлюлозно-бумажного комбината в Балахне {770} (Нижегородская область). Он великолепно усвоил нормы подачи сигнала:
768
Там же. Ф. 5446. Оп. 81а. Д. 180.
769
Королев С.А. Донос в России… С. 30. Автор повторяет мысль, высказанную Львом Разгоном.
770
ГОПАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 78. Л. 8 и далее. (1929 год — предположительно, письмо не датировано.)
«Мое письмо не преследует цели создавать конфликты, но оно должно служить товарищам в качестве основания и материала для устранения неполадок и конфликтов в производстве».
Автор письма, рабочий из Германии, член компартии Германии привлек на работу в СССР ряд специалистов бумажной промышленности. Эти немцы, всего около пятидесяти, очень быстро оказались недовольны своей участью и пригрозили устроить забастовку. Они заявили о своем недовольстве, немного разгоряченные спиртным, на вечеринке, где кое-кто из них произносил «антисоветские» речи, о которых автор письма незамедлительно сообщил в партию, выступив предварительно перед своими товарищами («Само собой понятно что я как коммунист на эту склоку в бездействии смотреть не мог»). Подчеркнув свои заслуги, что доказывает полное усвоение практики, он переходит к личным проблемам. Ответственность за них он в значительной мере возлагает на главного техника завода, «друга бывшего белогвардейца», который, по его словам, бессмысленно придирается и притесняет его (отказ предоставить отгул, переселение в другую квартиру, снижение зарплаты).
Этот немец — не единственный, кто сигнализирует властям. Американский инженер Ф. Герцог (он живет и работает в Свердловске) пишет Молотову, выражая сожаление, что «все его предложения по линии рационализации чертежно-проектного дела, которые должны были дать большую экономию саботировались и срывались людьми, которые сейчас арестованы». По-видимому, ситуация не улучшилось, потому что он называет это положение «безвыходным» {771} . Подобные письма встречаются не часто, но они есть во многих архивных фондах — как центральных, так и местных.
771
ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 82. Д. 65. Л. 168.
Похоже, что практика получила распространение даже за пределами СССР. Некоторые французские коммунисты писали советскому руководству подобного рода письма, чтобы найти выход из неразрешимой ситуации. Так, сотрудник коммунистически ориентированного кинообъединения «Сине-Либертэ» обращается за помощью к Молотову {772} . Письмо, написанное по-французски, поражает своим сходством с письмами советских людей тех времен. В нем присутствует та же наивная вера в возможность участия в деле представителя коммунистического движения, наделенного властью. То же указание по имени на человека, ответственного за проблемы (автор даже приводит его адрес!), то же ощущение тупика, из которого можно выйти только благодаря «божественному» вмешательству.
772
Там же. Л. 166.
Наверняка иными побуждениями руководствовался Луи Арагон, когда в декабре 1935 года посылал двум советским ответственным лицам — А.С. Щербакову (первому секретарю Союза советских писателей) и М. Кольцову (редактору газеты «Правда»), «сигнал» о «недопустимом» поведении писателя Безыменского во время его поездки во Францию {773} . [265] Это письмо явилось следствием статьи Безыменского в «Литературной газете», где он выставлял себя весьма успешным и рассказывал о выдуманных встречах, которых на самом деле никогда не было. Поведение советского поэта, по-видимому, до крайности раздражило его французского собрата:
773
РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Д. 512.
265
Письмо напечатано на машинке на русском языке, невозможно определить, является ли этот текст переводом, сделанным в Москве, или он написан Эльзой Триоле. Последнее представляется достаточно вероятным, так как во многих выражениях чувствуется влияние французского языка.
«Б., например, в присутствии писателей, прерывает своих товарищей [266] , объясняя им, что они должны говорить. Он поддерживает среди них дух соперничества, старается уронить в моих глазах Сельвинского, прибегал к авторитету Маяковского, делает невозможной жизнь для Кирсанова, приставая к нему с непрерывными замечаниями, совершенно смешными в тех случаях, когда они не являются прямой пародией и т. д.»
И здесь логика та же: добиться, чтобы более высокий авторитет применил силу: «Постарайтесь не направлять этих [267] , слишком уж примитивных в своем поведении людей, мало способных олицетворять собой ВКП(б), репутация и престиж которой нам дороже всего» Это обращение носит исключительный характер, но оно не выглядит кричащим несоответствием на фоне всего остального корпуса писем. Его автором вполне мог быть и советский писатель.
266
Речь идет о других писателях советской делегации.
267
Арагон говорит здесь о таких фигурах «как Жид и Пикассо, но также о рабочих рынка Ле Аль».
То, что к «сигналу» прибегают пострадавшие от репрессий советские граждане и даже иностранцы, очень хорошо дополняет коллективный портрет доносителей. Конечно же, последние упомянутые случаи не составляют основной массы, но их присутствие не позволяет, когда мы ищем причины распространенности явления, удовлетвориться только завистью и социальной озлобленностью. Буксующий социальный механизм сталинского режима, чрезмерная иерархичность общества, постоянный произвол — все это, вероятно, столь же важные факторы. Качественный анализ сведений, содержащихся в письмах или сопроводительных документах, позволяет изучить социальный статус тех, кто разоблачает и доносит.