Пять рассерженных жён
Шрифт:
Я ещё больше вскипела:
— Астров, не выводи меня из себя! Ты что, предлагаешь мне фотографироваться с бездомным блохастым котом? На обложку книги? Чтобы читатель мог полюбоваться как по мне скачут блохи? И после этого мне ещё будут говорить о мужском уме! Да ты посмотри только на Тамаркиного кота и все поймёшь. Кот красавец, сама роскошь! Взгляни на него, несчастный!
Евгений последовал моему призыву и взглянул. Кот флегматично лежал там, куда его бросил Даня — на полу. Складывалось впечатление, что он упал замертво, он даже не дышал, так ему было лень.
— И что? — ничего не понял Евгений.
— А
— Становись, — скомандовал Евгений, послушно хватая в руки фотоаппарат.
— Что значит — становись? — возмутилась я. — Тащи лестницу!
— Лестницу? — изумился он. — Зачем?
— Боже, какой ты бестолковый! За тем, что я хочу сфотографироваться наверху, на фоне верхней части колонны!
Евгений (видимо не стоило на него так много кричать) начал заводиться. Сначала он покраснел и поиграл желваками, что всегда было плохим признаком, потом засопел и тишайшим, обманчиво нежным голосом сказал:
— Со-ня, это колонна. Посмотри на неё. Она круглая. Со всех сторон. И снизу, и сверху одинаковая. Какой смысл лезть так высоко?
Я слегка струхнула, ещё запустит в меня своим аппаратом и уйдёт домой, но все же решила не сдаваться и нагло заявила:
— А мне что за дело? Меня вообще интересует не колонна, а кот и я сама. Хочу, чтобы ты снимал нас снизу и все выглядело так, словно я лечу с котом на плече. Понимаешь? Ну, чтобы выглядело так, словно я ведьма. Я и платье чёрное для этого надела, да и Тамарка постаралась, затаскала меня по магазинам так, что я и без грима ведьма. Короче, я так вошла в образ, что глупо не лезть наверх. Ты понял? Хочу, чтобы читатель поверил в то, что во мне есть нечто демоническое, ведьмическое. Понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Евгений. — Жаль, что читатель не может слышать твоего голоса, тогда бы у него не осталось сомнений в том, кто ты. Настоящая ведьма, — с этими словами он пошёл в сарай, там Тамарка хранила лестницу.
Когда лестница была принесена и приставлена к колонне, я схватила на руки кота и полезла с ним по ступеням. Лестница, должна сказать, была прекрасная, как и все в доме Тамарки. Очень устойчивая, с широкими ступенями, так что я совершенно не опасалась сверзнуться вниз. Одна беда, кот. Он был так тяжёл, что я с трудом волокла его за собой. Спасибо, что он не сопротивлялся и безропотно сносил все мои издевательства, иначе, даже не знаю, как удалось бы мне добраться до верха. Однако, когда я была уже близка к потолку, испугался Евгений.
— Соня, Соня, хватит, — закричал он. — Тормози!
— Ты ничего не понимаешь, — возразила я. — Нужно, чтобы создалось впечатление, что мы с котом под потолком парим…
И в этот миг кот неожиданно оказал сопротивление, он категорически не хотел парить. Более того, он выпустил когти. Взвыв от боли, я пулей вознеслась на последнюю ступеньку и подняла над головой кота, так, что его задние лапы оказались на моем плече. Я хотела добиться эффекта, будто кот стоит на двух лапах, но добилась совсем другого. Кот вырвался и прыгнул мне на голову. Признаться, я не ожидала такой прыти от столь непутёвого организма и закричала:
— Женька, скорей снимай, прекрасный кадр!
— Но кот же у тебя на голове, — изумился Евгений.
— Пусть будет так, это тоже хорошо, — заверила я.
Евгений наставил на нас фотообъектив, но я ясно видела, что ракурс он взял не тот и возмутилась:
— Что ты делаешь? Левей! И ниже! Я хочу, чтобы создавалось впечатление, что мы в полёте. Понимаешь? Читатель должен думать, что я лечу…
И я полетела… Ошалевший от страха кот издал душераздирающий вопль, дёрнулся, он был слишком тяжёл, я потеряла равновесие, резко сдвинулась туда, куда просила зайти Евгения, лестница накренилась и… мы полетели: лестница, я и кот. Кот по непонятной причине не пожелал сойти с моей головы и при этом царапал когтями мои щеки нещадно…
Так, вместе с котом я приземлилась, по пути зацепив скулой за что-то и набив себе неподражаемый фингал. Секундой позже приземлилась лестница, подарив мне второй фингал.
Лестница упала прямо на нас с котом. Кот, оказавшись на полу, там лежать и остался, а я вскочила и, негодуя, понеслась на Евгения.
— Я сделал несколько отвальных кадров, — восторженно сообщил он, а я вместо восклицательного знака залепила ему пощёчину.
Пощёчиной я не ограничилась, от злости я пару раз лягнула его и помчалась к зеркалу смотреть на результат полёта. Результат превзошёл все ожидания: от моего лица не осталось живого места. Впрочем, нет. Нос, центральная часть лба, губы и подбородок сохранились неплохо, а вот щеки! Боже! Щеки представляли собой подобие фарша. Во всяком случае крови было больше, чем в говяжьем фарше. Глаза…
Впрочем, глаз не было видно. Их закрывали фингалы. Каким-то непостижимым образом я обросла ими в полёте, и от этого мой взгляд на жизнь приобрёл похоронные краски.
— Изверг! — завопила я на Евгения. — Что ты со мной сделал? Ты не мог поймать лестницу? Или, на худой конец, меня? Ах, да, — притворно вспомнила я, — ты действительно не мог. Ты же в это время увлечённо щёлкал фотоаппаратом! Папараци чёртов! Я убью тебя! Убью!
С этим воплем я понеслась на Евгения.
— Соня, прости, я творческий человек, — убегая, оправдывался он, — ну не совладал, не совладал с собой, увлёкся, Соня! Прости!
Горе моё достигло опасного предела, и догонять Евгения я передумала. Бог знает что я могу с ним сделать? Вдруг и вправду убью? Вместо этого я уселась на пол и завыла.
— А-ааа! Что я теперь покажу моему читателю-юю! — выла я. — Фарш на щеках и фингалы?! А-аааа! А я-то мечтала, что выступлю на плече с котом, вся воздушная, вся прекрасная, неотразимая, что читатель увидит меня, восхитится и воскликнет: «Ах, что за чудо! Что за прелесть! И что за красота! … И… что… эта… дурочка… может… написать… приличного? В этой же головке не предусмотрено мозгов!»
Мои слезы мгновенно высохли.
— Это сам Бог спас меня от необдуманного поступка, — лихорадочно зашептала я. — Конечно, нельзя читателю показывать свою красоту, этак он меня уже заранее раскритикует, ещё без причины.
Евгений обрадовался и закричал из-за колонны, куда я загнала его:
— Вот видишь как хорошо все получилось!
— Молчи, изверг, — для порядка прикрикнула я, хотя абсолютно была с ним согласна.
Более того, я подумала: «И день рождения, слава богу, отпадает. Не хватит же совести у Тамарки тащить меня к своему Фролу Прокофьевичу. Я там всех гостей распугаю.»