Пять с половиной недель
Шрифт:
— Отпусти меня, куда несешь?
— Хоть один раз, можешь не сопротивляться? Я ничего не сделаю тебе.
— А что, можно еще что-то сделать? Ну что-то похуже? — отворачиваюсь, но все равно держусь за него, чтобы не упасть, пока не оказываемся в душе. Ставит на ноги, смотрит в глаза, которые я тут же опускаю, от стыда сгораю, когда он смотрит на мое голое тело, задерживаясь то на губах, то на грудях.
— Хочешь проверить есть, что-то хуже или нет? Могу устроить.
— Не хочу, — отвечаю и шагаю в душевую, закрыв за собой ширму, это не спасает меня от него, так как он шагает следом, припечатывается к моему телу и включает воду.
— Не бойся, я не сделаю тебе больно.
— Тогда уйди, оставь меня одну, —
Этой ночью он меня больше не трогал, я с трудом уснула, забившись в угол. Всю ночь мне снились кошмары, в которых за мной гонялись, я бежала спотыкаясь о какие-то ветки в лесу, темной ночью. Кричала о помощи во все горло, но меня никто не слышал.
За ночь просыпалась несколько раз, подрывалась, садилась, не понимала где я и кто мирно сопит рядом, потом когда осознавала все реальность, падала обратно на кровать, пыталась уснуть. Только под утро я проснулась и уже без удивления обнаружила рядом с собой Марата. Который еще крепко спал. Тихо сползла вниз, встала, забрала из душа халат, накинула на себя, и вышла из комнаты. Без труда нашла входную дверь, надо бежать. Не знаю куда, домой точно не вернусь с позором, не смогу никогда в жизни посмотреть в глаза отцу, главное убежать. Остальное потом. В какую нибудь глушь, где меня никто не знает. Не переживу такого позора. Дергаю за ручку двери, она как ожидаемо закрыта. Ищу ключи. Перерыла все ящики, полки, шкафчики, нет.
— Это ищешь? — оборачиваюсь, Марат стоит с ключом в руке. Голый, на нем только боксеры, — куда собралась? — и он как ни странно не ухмыляется, не смеется, выглядит совсем серьёзным.
— Отпусти меня….- опускаю глаза, не хочу на него смотреть. Он шагает ко мне, останавливается на расстоянии вытянутой руки.
— Послушай меня, говорю один раз, повторять больше не буду. Прими уже эту правду. ТЫ- моя. И ничего не изменится. Смирись, жить будет проще.
Слезы ручьём срываются с моих глаз. Мое дыхание срывается, пульс учащается, я не могу, не хочу принять эту правду.
— Сегодня вечером мои родители пойдут к товим. Договариваться о свадьбе, — он проводит рукой по моим волосам, заправляя прядь за ухо, — не бойся, все пройдет хорошо, — мотаю головой, в знак своего не согласия, — будет, поверь мне. Мой отец вчера звонил твоему отцу, чтобы они не переживали, сказали, что ты у меня.
Я всхлипываю еще громче, значит мои родители уже знают, что я запачкана.
Я не смогу, никогда в жизни не смогу поднять глаза на папу, нет не смогу…
Он тянет меня за руку, я иду следом, на кухню. Только сейчас я оглядываюсь по сторонам, мы в двухкомнатной квартире, где все чисто-начисто убрано, сверкает и блестит. Значит, ублюдок готовился заранее.
— Я приготовлю завтрак, ты сейчас ни на что не способная.
Я правда как труп, только похоронить забыли.
Неделю, может чуть больше, мы жили в этой квартире. Все это время меня кормили, и периодически имели. Продукты нам привозили какие- то парни, возможно те, кто участвовал в похищении, или еда была на заказ, мне было честно все равно, я не чувствовала вкус еды, настолько все было противно в этой квартиры. Еле пихала в себя еду, чтобы не сдохнуть рядом с ним.
А через пару дней перестала чувствовать боль, при половом контакте, только это радовало. Уже приняла факт, того что мне не избежать уготовленной мне судьбы. Но я буду пытаться сбежать, поменять, изменить свою судьбу, только бы выбраться из этой ненавистной квартиры.
Не знаю, о чем договаривались его родители с моими, мне ничего не говорили.
— Я
— Придет время поговоришь, и увидишь.
— Когда придет это время?
— Скоро, — он заваливает меня на диван и наваливается сверху, — я не верю, что ты моя, и лежишь подо мной.
— Поверь и я не верю! — он улыбается, я отворачиваюсь, чтобы не видеть его довольного лица, зацеловывает, старается быть нежным, не причинять боль. Но не знает, что боль, которую он причинил, это уже навсегда, не излечить.
Глава 4 Аврора
НАШИ ДНИ
— Осторожно! — успеваю схватить Лину за руку, она катается с горки, и смеется, когда я хватаю и щекочу за бочки.
— Мама хватит, я же лопну, — смеется.
— Хватит на сегодня? Пойдем домой? — сегодня возвращается Марат, а он любит, чтобы мы ждали его дома.
— Еще чуть-чуть, холосо? — убегает опять от меня, теперь уже на качели, — покатаесь меня?
— Конечно, — сегодня с садика пришли с ней прямиком на детскую площадку, она очень сильно просила. Я не могу ей ни в чем отказать, она мой лучик солнца, мой смысл жизни. Я понимаю, что она устала, одно и то же каждый день, дом-садик-дом, поэтому сегодня позволяю намного больше обычного погулять и поиграться после садика. И так, пока Марата не было, мы после садика сразу возвращались домой, чтобы лишний раз не нарваться на скандал. Он не любит, когда я гуляю с Линой без него. А сегодня возвращается, три дня его не было. Три дня рая без него. Я хочу, что уж хочу, я мечтаю чтобы он уехал и годами не возвращался. Вообще никогда не возвращался. Молю Бога каждый день, чтобы он встретил кого-нибудь, влюбился и бросил меня. Так, как бросить его и уйти сама не могу. Пыталась уже, по началу, когда еще была не беременная, не получилось. Он ходил за мной по пятам, одна из дома никуда не ходила, никуда! Пока не забеременела. А это случилось очень быстро, в первый же месяц месячные не пошли. Я так ревела, волком выла. Тогда я понимала, что беременная никуда не уйду от него, кому я буду нужна, да еще и с ребенком? Работать и прокормить себя и малыша я точно не смогу, никто не возьмет на работу несовершеннолетнюю беременную. Но я не падала духом, ждала надеялась, что после родов смогу уйти, когда малыш подрастет. А когда она подросла и завела речь о разводе, мне ясно дали понять, что уходя я останусь без дочери. Марат уверен на миллион процентов, что он выиграет суд, и Лина останется с ним. Я в этом тоже не сомневаюсь, у него все есть, а у меня ничего. Тем более у него своя коллегия адвокатов, да, он закончил учебу и достиг очень хороших высот.
Но с беременностью он меня стал отпускать из дома. В женскую консультацию, правда с водителем. Даже к родителям отпускал, я не ездила. Не могла, столько лет прошло, я у них так ни разу и не появилась. Машина, которую они мне подарили на выпускном, до сих пор стоит в гараже, никто на ней не ездит. Папа тогда, когда дарил ключи от машины, сказал, что когда я вернусь на каникулы с учебы, мне тогда будет восемнадцать, я отучусь на права и буду ездить сама. Я такая счастливая была.
Да они приезжают, очень часто, даже Лину забирают на выходные, но сколько бы не просила мама, папа я домой не могу возвращаться.
Там, я была очень счастлива. Боюсь переступить порог родительского дома, боюсь воспоминаний. Считаю себя грязной, не достойной находиться в том доме, смотреть в глаза родителям до сих пор не осмеливаюсь. Мама ни один старалась говорить со мной на эту тему, только я не могла. Сразу ком, который навечно застрял в моем горле, душил меня.
— Папа! Папа! — кричит Лина и срывается с качелей, бежит к Марату, которого я не заметила, как подошел к нам. Сердце начинает бешено биться, шас будет кричать и метать, что мы так долго на площадке.