Пять с половиной недель
Шрифт:
— Ну привет самая красивая девочка на свете! — он поднимает Лину в воздух, кружит, она заливается смехом, — привет Аврора.
— Привет, — сухо отвечаю, знаю здесь будет себя вести как самый лучший муж на планете, а дома рвать и метать.
— Обнять не хочешь? Поцеловать? Не соскучилась? — Лину он уже переместил себе на плечи, дочку он любит, души в ней ни чает. Я подхожу, обнимаю, скорей всего делаю вид, что обнимаю.
— Пойдем покушаем мороженного? Ты не против Аврор? — мои брови домиком поднимаются вверх, ущипните меня.
— Мороженное? — не знаю радоваться или бояться. Что ждать после
— Да, да! — улыбается, — тебе не послышалось! Пошли, жара невыносимая, — берет за руку и тянет на себя, мы идем все вместе, как самая обычная семья, только в чем подвох, я не понимаю. Может его подменили в поезде?
До ближайшего кафе минут десять идти пешком, и Марат решает, что прогулка пойдет нам на пользу. Он всю дорогу играется, смеется с мелкой, сказать, что я удивлена-ничего не сказать!
В кафе занимаем столик у окна, к нам сразу подходит официант, протягивает меню. Марат берет два, одно меню он протягивает мне, оставляя права выбора за мной.
— Выбери что-нибудь сам, да и Лине лучше мягкое мороженное, — отдаю меню официанту, — скажите, а где у вас можно помыть руки?
— Пойдемте со мной, — я беру Лину за руку и мы идем, только после одобрительного кивка Марата. В уборной привожу в порядок Лину и себя, все таки мы после садика пошли сразу на площадку, а там и песочница есть, где до качелей Лина строила замки.
Когда возвращаемся за стол, нас уже ждут мороженное и холодные напитки. Надо же, Марат помнит мое любимое мороженное.
— Давайте побыстрей, а то все уже подтаяло, — поторапливает Марат, и я не смею ослушаться. Сажаю Лину и слежу за тем, чтобы она пачкалась по минимуму. Свое же мороженное, любимое с детства, ванильное, ем без особого аппетита, до конца не понимаю подвоха. Чем я буду расплачиватся за подобную роскошь.
Но Марат заставляет меня удивляться весь вечер. По началу? когда по возвращению домой он сразу же отправляется…спать. В шесть вечера, ссылаясь, что сильно устал за эти три дня. И даже не кричал, не ругал, за прогулку. Пока он спал я искупала Лину, потом сама приняла душ и принялась готовить ужин. Марат проснулся ближе к девяти, все так же мило улыбался и игрался с Линой, пока я накрывала на стол. За ужином вел себя не, как обычно, молча ел, а пытался покормить Лину. Я все ждала, что после того как уложу Лину, вечер, точнее ночь уже приобретет обычные краски. Но я удивилась, когда спустилась вниз и увидела нарядного Марата у входной двери.
— Меня не жди, я буду поздно, — даже не выебит меня, занятие любовью, то что между нами было, нельзя назвать, как обычно после поездок, особо жестким способом? Странно. Долго стою, смотрю на дверь и не могу поверить, в то что происходит! Что с ним случилось в поезде, подменили или в напиток добавили эликсир человечности и доброты? Радуюсь, несомненно радуюсь, что ночь пройдет без издевательств и изнасилований, что моя промежность обойдется сегодня без боли. Сегодня. Улыбаюсь своему счастью, бегу вверх по лестнице в спальню. Переодеваюсь в пижаму и погружаюсь счастливым сном.
Марат возвращается в четыре утра. Я притворяюсь спящей, хотя это меня никогда не спасало, он всегда брал, то что хотел. Краем глаза замечаю его довольное
В эту ночь он меня не трогает, как и в последующие. Ходит довольный, как никогда. После работы всегда приезжает вовремя, ужинает, играется с Линой и идет спать. Со мной разговаривает мило и очень нежно. Но не прикасается. Лишь изредка пропадает из дома. На пол ночи, или до утра. Меня же пальцем не трогает. Уже месяц. Меня совершенно не волнует и не интересует где он, пропадает, главное меня не трогает.
Глава 5 Аврора
— Мама? Папа? — открываю дверь и удивляюсь. Как всегда с корзиной полный фруктов и игрушками для Лины.
— Ты нас не впустишь? — шутит мама с порога.
— Проходите конечно, — обнимаю каждого. Папа задерживает в объятиях, как и всегда. Если с мамой хоть иногда и удается поговорить, то с папой нет. После моего замужества и и скорой свадьбы мы с папой перестали говорить откровенно и обо всем, как это делали раньше. Все потому что я отдалилась от них. Сама виновата, сама не захотела принять свою судьбу, простить Марата и жить как дальше. Не сомгла.
Но как же мне всего не хватает. Отчего дома в особенности. Всегда смотрю на них с наполненными глазами. И сейчас, еле сдерживаюсь, что бы не заплакать. Глотаю не пролившиеся слезы. Пройдет ли это когда нибудь? Столько лет прошло, я не могу принять свою судьбу. Единственное мое счастье, кого я смогла принять это — Лина.
— Лина еще в садике, — говорю и включаю чайник.
— Мы знаем, так же что ты одна, тоже наем. Мы хотели к тебе, — мама даже не присаживается за стол, — очень соскучились.
— Я тоже очень соскучилась, — отвечаю и отвожу глаза.
— Нет, не по тебе, которая сейчас, — папа встает, подходит к нам, — по тебе, по нашей дочке.
— Посмотри на нас, — говорит мама, — ты за что на нас обижена? Что не можешь нам простить? — у нее дрожат руки.
— Что ты такое говоришь? Я не обижена на вас. Вы что?
— Ты уже шесть лет, не смотришь нам в глаза. Шесть лет мы ждем, что ты простишь, что приедешь, поговоришь….
— Ты наша единственная дочка, — говорит папа, — посмотри мне в глаза, — поднимаю глаза и смотрю в родные глаза, впервые за все это время ощущаю всю печаль и боль, — я не знаю, что ты надумала там у себя в голове, но мы тебя любим, по-прежнему, еще больше и знай, чтобы не случилось, мы всегда будем тебя любить. Ты ни в чем не виновата, ты чистый ангел, была и останешься им. Прости нас, что не успели, не смогли найти тебя.
— Почему ты от нас отдалилась? Не подпускаешь к себе близко? Мы же видим и чувствуем как тебе тяжело, или думаешь, если ты живешь отдельно от нас, мы перестали видеть, все то, что твориться в твоей душе? Поговори с нами, дочка.
Я всхлипываю, слезы градом льются из глаз. Потом я плачу в голос. Впервые с той самой ночи, с первой ночи в той квартире я плачу. Плачу как ребенок, громко в голос. Задыхаюсь. Но ни мама, ни папа не пытаются успокоить. Лишь поглаживают по очереди по спине, тихо проговаривают, чтобы я выплакалась. Что это надо было сделать давно. Отпустить, опустошить грудь, и вдохнуть с легкой грудью. Не знаю правда получится ли последнее, но я рыдаю громко и безостановочно довольно долго.