Пять столетий тайной войны
Шрифт:
Уинстон Черчилль приступил к составлению жизнеописания Мальборо в годы вынужденного удаления от государственных дел. Позади остались разрыв с торийской традицией семьи, участие в либеральных правительствах, возвращение в 20-х годах XX в. в ряды консерваторов. Однако часть руководителей тори не простила У. Черчиллю ни его прежнего либерального отступничества, ни умения более проницательно, чем они, оценивать политическую ситуацию. Время руководства страной во второй мировой войне было еще впереди, но и в начале 30-х годов У. Черчилль мог во взлетах и падениях собственной политической карьеры усматривать аналогию с перипетиями жизненного пути своего прославленного предка. Для Уинстона Черчилля Мальборо — полководец, закрепивший своими победами буржуазный политический строй в Англии, заложивший своей борьбой против притязаний Людовика XIV на европейскую гегемонию основы для осуществления Великобританией ее «исторической миссии» — создания Британской империи. Недаром в предисловии к своему многотомному «Мальборо» Черчилль пишет о том, что угроза, которая олицетворялась «королем-солнцем», была такой же или даже большей, чем опасность, исходившая от Наполеона или кайзера Вильгельма II (и Гитлера — добавлялось в трудах, вышедших из-под пера Черчилля в последующие десятилетия).
Реабилитация
Два премьер-министра (один — консервативный, другой — либеральный), подталкивающие министра, который был членом либерального и консервативного правительств, а впоследствии стал главой консервативных и коалиционных кабинетов, к восхвалению Мальборо, который ухитрялся не раз занимать место и среди тори, и в рядах вигов! Картина достаточно красочная и сама по себе, и тем более в том свете, что этот социальный заказ на апологию сопровождается прощением предательства, вовсе не опровергнутого Пейджетом.
Разумеется, Уинстон Черчилль пытается отвергнуть как клевету все пятнающее доброе имя Мальборо, утверждая, что наветы позаимствованы Маколеем и другими историками у авторов скандальной хроники тех лет. Это действительно так, но трудно было ожидать, чтобы сомнительные похождения молодого офицера были отражены в протоколах Тайного совета или в других правительственных бумагах. Впрочем, в некоторых случаях такие официальные свидетельства все же имеются, например нотариальные документы о различных имущественных приобретениях Мальборо явно за счет подарков его поклонниц. В таких случаях Уинстон Черчилль строит свою защиту, ссылаясь на нравы эпохи и на то, что ведь даже в XX в. в Англии часто женятся на деньгах. Впрочем, защита не могла достигнуть цели. «В двадцать лет он делал деньги из своей красоты и силы, в шестьдесят — из своего гения и славы» — эта уничтожающая фраза Маколея о Мальборо так и остается, по существу, неопровергнутой.
Уинстон Черчилль использует для атаки против традиционной истории «письма о заливе Камаре» и другое средство — новую интерпретацию событий тайной войны XVII в. Правда, эта тема имеет для него и самодовлеющее значение. Вернее будет сказать, что сам вопрос о роковом письме рассматривается для апологетического жизнеописания Мальборо и для возвеличивания современных ему английских политиков путем нового объяснения их связей с якобитством. Ведь обычно их портреты, жалуется Черчилль, «скорее напоминают китайских мандаринов, чем европейских государственных деятелей». Это касается Мальборо, Шрюсбери, адмирала Рассела, Годолфина, Сандерленда, Галифакса, позднее Сомерса и других менее крупных фигур. Их обвиняют в том, что они вступили в связь с изгнанным королем и предательски выдавали ему государственные секреты, военные планы, обещали отвратить армию от исполнения ее долга, распахнуть двери страны перед иностранным вторжением и обеспечить реставрацию с помощью французских штыков.
Отметим между прочим, что ни сам Вильгельм Оранский, ни королева Мария отнюдь не были лестного мнения о деятелях 1688 г. Вильгельм в доверительных разговорах с маркизом Галифаксом именовал чуть ли не всех их «умалишенными», «слабоумными», «болванами» и даже своего собеседника окрестил хамелеоном. А считавшаяся мягкосердечной королева Мария называла графа Девоншира слабовольным упрямцем, графа Дорсета — лентяем, Пемброка — сумасшедшим, а Мальборо — «никогда не заслуживавшим ни доверия, ни уважения» и т.д. (подборку этих комплиментов приводит английский историк Д. Уэстерн в своей книге «Монархия и революция», изданной в 1.972 г. в Лондоне).
Как уже говорилось, Уинстону Черчиллю не раз приходилось снимать вину с Мальборо за те или иные поступки ссылками на нравы эпохи. Теперь же для защиты Мальборо подобного рода ссылки подвергаются осмеянию как самодовольное морализирование потомков за счет греховности предшествующих поколений. Черчиллю кажется невероятным, чтобы обладавшие столь громкими именами знаменитые государственные деятели оказались способными на приписываемую им низость. В том числе, конечно, и Мальборо. Следовательно, нужно проверить документальные доказательства выдвинутых обвинений и установить, не являются ли они клеветой. Оказывается, что, если отбросить ходившие тогда слухи, отразившиеся в корреспонденции и мемуарах современников, эти обвинения основываются на том, что писали о министрах и генералах Вильгельма III якобиты из окружения Якова II. Не имеется ни оригиналов, ни даже достоверных копий писем лиц, прослывших изменниками (за исключением «письма о заливе Камаре», о котором еще пойдет речь). Это настораживает-ведь в архиве Вильгельма III сохранились оригиналы многих писем, посланных незадолго до «славной революции» 1688 г., включая письмо Мальборо от 4 августа. Они, пока правил Яков II, являлись несомненным доказательством государственной измены. Таким образом, Мальборо не боялся риска, связанного с посылкой таких писем. Тем более странным является отсутствие подобных оригиналов в якобитском архиве. Ведь они являлись бы известной гарантией верности приславших их лиц. Для Якова II, отлично знавшего, с кем он имеет дело, было бы естественно потребовать в обмен на свое прощение хотя бы письменных заверений в лояльности. И если бы они были получены, для якобитов было чрезвычайно важно тщательно хранить их как необходимое оружие в политической борьбе. Существуй письма
Однако еще в начале XVIII в. сын Якова Ц, так называемый «старый претендент», приказал на основе мемуаров и других материалов составить биографию отца. Она была написана неким Диконсоном в Сен-Жермене и хранилась в том же Шотландском колледже, где с ней уже в XVIII в, могли ознакомиться английские путешественники. В начале XIX в. манускрипт после долгих странствий попал в Англию и был опубликован в 1816 г. Хотя в биографии, несомненно, широко цитируются и излагаются мемуары Якова II, Диконсон дополняет их другими данными, толкуемыми так, как это считалось нужным, с точки зрения якобитов, в первые годы XVIII в. Неясно, читал ли историк и разведчик Кэрт — тот самый, который купил и привез часть якобитских архивов в Англию, — сами мемуары Якова II или биографию, написанную Диконсоном. Что же касается привезенных Кэртом бумаг Нэрна, изданных Джеймсом Макферсоном, то они, несомненно, представляют собой явно один из источников, которым ранее пользовался Диконсон. Однако, самое главное, мемуары Якова II оканчиваются описанием реставрации Стюартов в 1660 г. Об этом свидетельствует впервые опубликованное У. Черчиллем письмо Томаса Айнеса, брата, а потом и преемника главы Шотландского колледжа, от 10 января 1741 г. Следовательно, все, что говорится в написанной Диконсоном биографии Якова II о событиях после 1660 г., основано не на мемуарах короля, а на других материалах, главным образом на уже упоминавшихся документах и, возможно, еще каких-то неизвестных нам бумагах Нэрна. По существу, бумаги Нэрна и их пересказ Диконсоном — один и тот же источник, и это — единственный источник, на основании которого последующие историки, и в первую очередь Маколей, строили свои обвинения против Мальборо и других приближенных Вильгельма III. Следовательно, весь вопрос в том, сообщают ли правду якобитские бумаги. Чтобы ответить на него, надо выяснить, во-первых, не было ли у якобитских министров и разведчиков (нередко так называли одних и тех же лиц) мотивов исказить истину, и, во-вторых, известна ли была им эта истина, не находились ли они по каким-то причинам в заблуждении относительно подлинного положения вещей.
Яков II, его семья, придворные, немногочисленный отряд его гвардейцев — все они жили за счет Людовика XIV. А милости «короля-солнца» и особенно их масштабы (если не считать отдельных сентиментальных порывов, определяемых сочувствием к изгнанному собрату) целиком определялись интересами французской внешней политики. Единственным способом побудить версальский двор к щедрости было доказать, что якобиты могут рассчитывать на поддержку целого ряда влиятельных людей в Лондоне и что оказываемая помощь может оказаться наилучшим способом нанесения удара Вильгельму III. Якобитам было выгодно изображать Англию готовой к восстанию против Вильгельма, как только на британской земле высадятся французские войска. Это стало главной задачей якобитского министра и главы секретной службы лорда Мелфорта и его помощника Дэвида Нэрна. Однако правительство Людовика XIV имело свои собственные источники информации о политической ситуации в Англии и воспринимало передававшиеся ему якобитами сведения с большой долей скептицизма. О предательстве Мальборо и других политических лидеров говорят отчеты якобитских агентов Балкли, Ллойда (или Флойда) и полковника (потом генерала) Сэквила, посланные в 1691 г., даже только их пересказ Диконсоном. Однако из этих отчетов явствует лишь, что и Мальборо, и адмирал Рассел, и Годолфин, и Галифакс ограничивались неопределенными обещаниями и благими пожеланиями. Не известно к тому же, в какой мере эти весьма туманные обязательства были результатом «редактирования» Мелфортом и Нэрном отчетов своих агентов.
Конечно, нельзя отрицать, что Мальборо и другие приближенные Вильгельма III поддерживали связь с Сен-Жерменом. Мальборо не прекращал этих контактов на протяжении целой четверти века, хотя при жизни Вильгельма избегал вести переписку. Поэтому в самом факте переговоров якобитских агентов с Мальборо вряд ли приходится сомневаться, другое дело, что содержание некоторых их бесед могло быть искажено или даже придумано от начала до конца.
В годы правления Вильгельма целью Мальборо и других министров было застраховать себя на случай совсем не исключавшейся реставрации Стюартов и получить письменное прощение Якова за свою измену в 1688 г. Якобит Томас Брюс, граф Эйлсбери, знавший Мальборо с молодых лет и оставшийся потом с ним в дружеских отношениях, писал в своих мемуарах, что Вильгельм III разрешил Мальборо, Годолфину и Шрюсбери, а также лорду Сандерленду поддерживать связь с Сен-Жерменом. Они уверили Вильгельма, что таким образом смогут снабжать Мидлтона (министра Якова II и соперника Мелфорта) ложной информацией и выведывать тайные намерения якобитов. По мнению Эйлсбери, так и случилось на деле. Вероятно, утверждения Эйлсбери можно считать преувеличением, но Вильгельм III явно смотрел сквозь пальцы на старания многих его придворных «помириться» с Сен-Жерменом. Что побудило Вильгельма III избрать такую линию поведения? Он понимал, что не может править Англией без помощи этих влиятельных людей, и мудро рассудил, что, как бы ни пытались они перестраховаться на случай реставрации, они никак не будут ей содействовать, а, напротив, приложат усилия к тому, чтобы ее предотвратить. Поэтому он спокойно слушал признания своих министров о предложениях, которые им делались якобитской агентурой, и о том, что они сообщали в ответ для дезинформации сен-жерменского двора. Вильгельм знал или подозревал о связях Шрюсбери с якобитами и неоднократно назначал его на высшие государственные посты. Вильгельму было известно о переговорах Рассела с якобитами, но он оставлял его командующим флотом, причем это доверие было оправдано победой адмирала над французской эскадрой у мыса Ла-Ог. Точно так же для Вильгельма не было секретом, что Мальборо сохранял связи со своими родственниками, последовавшими за Яковом II во Францию, и получил от того прощение (вероятно, по просьбе принцессы Анны, подруги леди Мальборо).