Пять столетий тайной войны
Шрифт:
В январе 1679 г. Фуке и Лозен получили право посещать друг друга и гулять в сопровождении двух лакеев. Наблюдение Сен-Мара за прогулками, конечно, сохранялось.
В мае 1679 г. в Пинероль был доставлен Маттиоли, причем через два дня после его ареста был схвачен и лакей мантуанца, у которого захватили вещи его хозяина. В Пинероле теперь были заключены и Маттиоли, и его лакей, но их посадили в разные камеры, и итальянец был без слуги. Разрешалось держать слуг лишь Фуке, Лозену, а после них — «маске». В служебной переписке Маттиоли фигурировал в 1679 г. под именем де Летанжа. Вместе с тем 18 августа 1679 г. Лувуа писал Сен-Мару: «О том, что Вы не можете доверить письму, Вы можете известить меня, отправив сюда господина де Бленвильера», то есть двоюродного брата главного тюремщика. Эти особо конфиденциальные сообщения явно не имели отношения ни к делу «де Летанжа», не говоря уж о еще одном узнике Пинероля — Дюбрее (ему разрешили писать министру о якобы известных ему государственных секретах, но он не сообщил ничего значительного), ни к сошедшему с ума монаху, ни к лакею Лозена или Ла Ривьеру, которые оба были шпионами на службе у Сен-Мара. Не могло это относиться и к Лозену, которого в более или менее скором времени предполагалось выпустить на свободу. Из оставшихся двух — Доже и Фуке — посуществу, им мог быть только опальный сюринтендант, поскольку никому не ведомый за пределами
Бленвильер отправился в Париж в том же августе 1679 г., когда было получено цитированное выше Письмо Лувуа. Он вернулся в Пинероль только в январе 1680 г. А как раз в это время, в конце 1679 г., в результате ряда дополнительных брачных союзов и служебных перемещений «клан» Лувуа и Кольбера сумел серьезно усилить свои позиции. Его ставленники заполняли весь Королевский совет. Таким образом, они все единодушно, по мнению Арреза, должны были опасаться возвращения Фуке и желали от него отделаться. После прибытия Бленвильера из Парижа режим для Лозена был еще более смягчен; напротив, все послабления для Фуке были прекращены. Ему запретили кого-либо принимать, даже Лозена. 23 марта 1680 г. Сен-Мар сообщил Лувуа о смерти Фуке.
И только после этого, по мнению Арреза, возникает арестант в маске. Уже 8 апреля 1680 г. Лувуа предписывает тщательно изолировать лакеев Фуке — Доже и Ла Ривьера, а также объявить Лозену, что они выпущены на свободу. Напротив, Лувуа 22 июня 1680 г. приказал освободить лакея Лозена с запрещением под страхом отправки на галеры находиться ближе чем 10 лье от Пинероля. 22 апреля 1681 г. Лозен был на свободе.
И все это время Лувуа по-прежнему был озабочен судьбой слуг Фуке, которые официально вовсе не содержались в темнице, а были отпущены на волю. Чтобы лучше сохранить секрет того, что они оба оставались в заключении, был один способ — перевести их в другую тюрьму. И вот уже 11 мая 1681 г. Лувуа объявляет о назначении Сен-Мара губернатором Экзиля, с тем чтобы он увез с собой двух из находившихся на его попечении арестантов, оставив в Пинероле только тех, которые официально фигурировали в тюремных регистрах (по мнению Арреза, с которым в данном случае можно вполне согласиться, это были Маттиоли, его лакей, Дюбрей и монах). Увезенные арестанты уклончиво именуются в переписке «двумя из Нижней башни» (один из потомков тюремщиков «маски» поведал Вольтеру, будто неизвестного узника называли «башней»). Большой эскорт, щедрые траты на содержание одного из двух узников с очевидностью свидетельствуют, что это был не слуга, а какое-то значительное лицо. Отметим, что отъезд Сен-Мара в Экзиль был отложен до сентября 1681 г. по прямому указанию Лувуа, рекомендовавшего (в письме от 22 июля) ссылаться на то, что в новом месте не был еще произведен необходимый ремонт. Лувуа при этом прямо пишет, что это не причина, а предлог для задержки. Дело в том, что, если бы Сен-Мар уехал вместе с очень большим конвоем, увозя из крепости двух арестантов, и там официально осталось бы только двое заключенных (на деле — четверо), это могло бы породить нежелательные разговоры и догадки. Чтобы пресечь подобные толки в Пинероле, следовало разыграть комедию — временно посадить двух мнимых арестантов, один из которых должен был быть значительным лицом. Лувуа так и поступил. В тот же день, 22 июля, когда он послал Сен-Мару приказ задержаться в Пинероле, министр предписал генералу Катина сообщить своим друзьям, что он получил двухмесячный отпуск для улаживания своих дел, и явиться к Лувуа для получения устных указаний. А 8 сентября 1681 г. генерал, который уже посещал Пинероль при аресте Маттиоли, доносил оттуда, что он с 3 сентября с соблюдением всех необходимых форм заключен Сен-Маром в тюрьму под именем инженера Гибера из Ниццы, арестованного по дороге в Панкарлье. Чтобы убедить всех в важности нового арестанта, его вместе с лакеем поместили в лучшем помещении Боковой башни, которую занимал Фуке. Дело было устроено так, что никто посторонний не видел в лицо мнимого Гибера и его слугу, зато стало известно, что они лишь временно помещены в тюрьму Пинероля и будут увезены с собой Сен-Маром. А 28 сентября 1681 г. Катина уехал из Пинероля, в который он якобы только что прибыл, и отправился в Казаль, где занял пост коменданта крепости. Почему для выполнения этой роли был избран Катина? Да потому, что он был сыном одного из членов суда над Фуке и, надо кстати добавить, дальним родственником вдовы поэта Скаррона, которая под именем мадам де Ментенон (по воле «клана», добавляет Аррез) стала последней по счету и всемогущей фавориткой Людовика XIV.
После отъезда Катина Сен-Мар в сопровождении всей своей роты отправился с двумя действительными арестантами из Пинероля в Экзиль. Всю дорогу, составлявшую 86 километров, заключенные находились в плотно закрытых носилках. Даже губернатор Пинероля д'Эрлевиль мог считать, что Сен-Мар увозит «инженера Гибера» и его слугу. Все следы были таким образом уничтожены.
Итак, Сен-Мар в Экзиле, новое назначение было служебным продвижением, связанным и с заметным повышением жалованья. Однако тюремщик по-прежнему прикован к своим арестантам. Он, правда, получает разрешение время от времени на короткий срок посещать своего друга Катина в Казале (поскольку в Экзиле главного тюремщика заменяет его неизменный помощник майор Росарж), но обычно Сен-Мару разрешается проводить вне Экзиля лишь одну ночь. В своих письмах Сен-Мар сообщает о чрезвычайных мерах предосторожности, направленных не столько на предотвращение побега, сколько на то, чтобы не допустить какого-либо контакта двух заключенных с внешним миром, возможности их опознания кем-либо. Этой цели служили двойные посты по обе стороны башни, в которой содержали узников. Задачей часовых было следить, чтобы никакая записка не была выброшена из окна камеры и не попала в чужие руки. Новый священник (прежний остался в Пинероле) отправлял для них церковную службу из специально переделанной проходной комнаты, туда же приносилась слугами пища, которую помощник Сен-Мара передавал заключенным. (Между прочим, именно о такой процедуре рассказывал сын одного из племянников Сен-Мара Вольтеру.) Сен-Мар не покидал заключенных, когда их осматривал врач, не допуская недозволенных разговоров, сам проверял доставляемое им белье. В марте 1682 г. Лувуа ответил отказом на просьбу Сен-Мара разрешить еще одному его помощнику — помимо майора Росаржа — разговаривать с заключенными, а в мае 1682 г. Сен-Мар получил отказ в отпуске для улаживания личных дел — это следовало произвести, не отлучаясь из Экзиля. Не прекращались и напоминания, чтобы заключенные исповедовались в соответствии с инструкцией, иначе говоря — чтобы духовник не видел арестантов, а Сен-Мар наблюдал за всей процедурой. Эти предписания повторялись из года в год. Такие же меры предосторожности принимались в Пинероле только в отношении Фуке.
В 1683 г. умер Кольбер. Его преемником в финансовом ведомстве стал Клод Лепелетье, а его другие функции перешли к Лувуа, сохранившему и пост военного министра. Он и его родственники по-прежнему вершили всеми государственными
16 апреля 1684 г. Лувуа попросил Сен-Мара дать сведения о том, что известно о рождении Ла Ривьера и обстоятельствах, «при которых он поступил на службу к покойному Фуке». Это, очевидно, ответ на какое-то пропавшее письмо Сен-Мара, упоминавшее о Ла Ривьере и явно свидетельствовавшее, что он был одним из двух арестантов, привезенных из Пинероля в Экзиль. Но если один из двух — слуга Ла Ривьер, то другой (знатный заключенный) явно не мог быть Доже, то есть тоже слугой. Отсюда следует вывод, что Доже умер в 1680 г., а вместо него бьио взято из Нижней башни в Пинероле какое-то другое лицо.
В марте 1685 г. Лувуа наконец разрешил Сен-Мару взять отпуск для лечения, или, вернее было бы сказать, сбежать из Экзиля на две или три недели. Министр прямо пишет, что это разрешение дается по просьбе жены Сен-Мара (которая, добавим, приходилась сестрой любовнице Лувуа). Во второй половине того же года, как отмечалось, в переписке Лувуа с Сен-Маром обсуждался вопрос о сохранении в секрете завещания одного из узников — им, очевидно, не мог быть слуга, которому явно нечего было завещать. В конце 1686 г. один из заключенных заболел водянкой. 8 января 1687 г. Лувуа сообщил Сен-Мару о назначении его губернатором Сен-Маргерита — об очередном повышении. Тюремщику предписывалось посетить новую тюрьму, принять меры, чтобы там сохранился режим, установленный для его заключенных. Одновременно 5 января 1687 г. Сен-Мар известил Лувуа о смерти одного из заключенных. Поскольку и после этого прежние меры по содержанию единственного оставшегося арестанта — и перевода его на Сен-Маргерит — не были изменены, хотя они были связаны с весьма большими расходами, ясно, что умер слуга, а не главный заключенный. Хотя в ведение Сен-Мара были переданы на Сен-Маргерите и другие арестованные, он в письмах к Лувуа именует «моим заключенным» того, которого привез с собой из Пинероля в Экзиль, а из Экзиля — на Сен-Маргерит. 8 января 1688 г. в письме к Лувуа Сен-Мар передавал, что в окрестностях считают «маску» герцогом Бофором или сыном Кромвеля.
16 июля 1691 г. умер Лувуа, его сменил Барбезье, положение «маски» не изменилось. Многие историки придавали значение письму Барбезье от 13 августа 1691 г., в котором отмечалось, что неизвестный заключенный 20 лет находился под охраной Сен-Мара. Однако, может быть, эта цифра выбрана именно для дезинформации любого постороннего, которому попало бы в руки письмо, — ведь более точное указание могло бы стать ключом для определения подлинного имени узника. У Сен-Мара же, у которого «маска» остался в Экзиле единственным заключенным, не могло возникнуть сомнение, о ком идет речь. Между прочим, 11 января 1694 г. Барбезье сообщает, что комендант тюрьмы в Пинероле Лапрад не знает фамилии умершего арестованного, наибольшее число лет просидевшего в заключении, и просит Сен-Мара шифром сообщить это имя в Париж. Трудно представить более веское доказательство, насколько вообще мало интересовали военного министра арестанты, оставленные в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. Очевидно, речь идет о монахе, доставленном в крепость в 1674 г.
В апреле 1694 г. трое уже знакомых Сен-Мару арестантов — Маттиоли, его слуга Дюбрей, а также новый заключенный, доставленный в Пинероль в августе 1687 г., — были переведены на Сен-Маргерит. Один из них (как явствует из письма Барбезье от 10 мая 1694 г., явно Маттиоли) умер вскоре по прибытии в новую тюрьму. Но по-прежнему Барбезье интересует один заключенный — «мой старый заключенный». В отношении его снова и снова в переписке обсуждаются все меры, вплоть до доставки осенью 1696 г. специальных замков из Пинероля. С «маской» обращались, как видно из этой корреспонденции, все время с крайней почтительностью, чего никак нельзя сказать о других заключенных из Пинероля, которые все подвергались телесным наказаниям. В 1698 г. последовал перевод Сен-Мара в Бастилию, куда он снова взял с собой только своего «старого заключенного».
Итак, доказано, что «маска» был одновременно и «старым заключенным» Сен-Мара, и каким-то значительным лицом. Поскольку несомненно, что Лозен был освобожден, то, если принять, что Фуке умер в 1680 г., ни один заключенный не удовлетворяет этому двойному требованию. Аррез считает, что единственно возможное и математически точное решение: в 1680 г. умер Доже, а Фуке занял его место в одиночной камере, которая с самого начала на деле специально сооружалась не для какого-то слуги, а именно для такой подмены. Ничто не противоречит этому решению, по крайней мере нет никаких письменных документов, удостоверяющих смерть и погребение Фуке, отсутствует акт вскрытия тела. Поэтому, хотя с точки зрения закона Фуке был мертв уже в 1673 г. (в этот год его жена была признана наследницей сюринтенданта), нет официальных данных о его физической смерти в 1680 г. Запечатанный гроб с телом Фуке был выдан его сыну 17 апреля 1681 г., через 25 дней после смерти. К этому времени нельзя было уже и думать об открытии гроба. Сообщалось, что останки Фуке первоначально были захоронены в церкви Сен-Клер, потом будто бы перевезены в Париж и перезахоронены вместе с прахом его матери на семейном кладбище в монастыре на улице Святого Антония. Однако это захоронение было произведено только 28 марта 1681 г., то есть через год после смерти, и в течение этого срока никто не мог установить, что это были именно останки Фуке, а не Доже.
Отметим, что письмо Сен-Мара от 23 марта 1680 г., которое должно было известить о смерти Фуке, исчезло. Не сообщал ли в нем Сен-Мар о смерти не Фуке, а Доже? Сохранилось лишь письмо Лувуа от 8 апреля 1680 г. о том, что он получил письмо тюремщика, датированное 23 марта и сообщавшее о кончине Фуке. Письмо, посланное Сен-Маром, должно было достичь Парижа примерно через восемь дней, следовательно, Лувуа его мог прочесть 31 марта. Однако он не ответил на него сразу, как это делал, когда речь шла не об особо важных делах. Министру потребовалось для ответа целых восемь дней — не для того ли, чтобы держать совет с Кольбером и другими союзниками относительно того, является ли момент подходящим для объявления о смерти Фуке? За эти дни в Париже уже были распространены слухи о кончине бывшего сюринтенданта (говорили, впрочем, и о том, что его до этого освободили из заключения). 6 апреля об этом было напечатано краткое известие в «Газетт», тесно связанной с двором. Между прочим, стоит добавить, что Вольтер помещает сведения о противоречивых слухах относительно смерти Фуке сразу после рассказа о «железной маске», очевидно, потому, что он считал обоих одним и тем же лицом. От Вольтера же нам известен ответ Шамийяра, что «маска» — человек, посвященный во все секреты Фуке. Кто мог знать все эти секреты, кроме самого сюринтенданта? Напомним также слова Вольтера, что «маску» арестовали в 1661 г. (как Фуке), что тогда не исчезло ни одно другое значительное лицо. Анализ переписки Лувуа и Сен-Мара показывает, что в момент смерти Фуке вблизи не было его детей и он не умер, как считают, на руках старшего сына. Из письма Лувуа от 8 апреля 1680 г. следует, что этому сыну Фуке — графу де Во — посчастливилось увезти бумаги отца и что Сен-Мар это разрешил. Не означает ли это, что Фуке сам передал бумаги сыну и что, следовательно, он был жив за несколько дней до 23 марта или в этот самый день смерти и находился — вопреки слухам об освобождении — в тюрьме Пинероля?