Пять столетий тайной войны
Шрифт:
Такой вывод влечет за собой и другой: подготовка к аресту началась заблаговременно, и Лувуа было заранее известно, когда и в каком месте появится Доже, где будет можно заключить его под стражу. Очевидно, этим местом были город Дюнкерк или его окрестности. Иначе трудно объяснить, почему именно губернатору этого города капитану де Воруа было поручено руководить перевозкой в Пинероль. Вместе с тем местоположение Дюнкерка наводит на мысль, что «слуга» прибыл из-за границы, скорее всего, из Англии.
Еще до того как «слуга» был доставлен в Пинероль, туда прибыли два королевских приказа, посланных вслед за письмом Лувуа от 19 июля. Оба приказа датированы 26 июля. В одном из них, адресованном маркизу де Пьенну, начальнику гарнизона Пинероля, предписывалось оказывать Сен-Мару всяческую помощь. Приказ на имя Сен-Мара уведомлял его о предписании, которое было направлено де Пьенну. Вместе с тем Сен-Мару указывалось, чтобы он обратился за помощью к начальнику гарнизона, если при осуществлении мер в отношении Доже тюремщик встретится с «какими-либо трудностями». Возникает вопрос: что это за «трудности»? Ведь Сен-Мар имел
Можно считать, что «слуга» был вовлечен в какой-то важный заговор, участники которого стремились освободить арестованного (или, наоборот, убить, чтобы избавиться от опасного свидетеля). Однако это предположение слабо согласуется с тем, что крайние меры предосторожности, предписанные Парижем, в результате постоянных напоминаний правительства соблюдались в течение 35 лет, вплоть до смерти «маски». Исследователи до сих пор проходили мимо имеющихся сведений о расходах на содержание этого заключенного. Оказывается, на это отпускались очень большие суммы. Лувуа не раз указывал, что Сен-Мар может кормить «слугу» всем, что захочет заключенный. Странное разрешение, если учесть, что существовали строгие нормы выдачи пищи арестантам. Как явствует из переписки Лувуа с Сен-Маром, уже прибытие Доже породило слухи, что это маршал Франции. По подсчетам Паньоля, содержание «маски» обошлось казне в несколько раз больше, чем Фуке и герцога Лозена. Узнику было разрешено иметь книги, ему покупали дорогие канделябры. Заключенному при болезни должно было быть обеспечено нужное лечение. Сен-Мар регулярно доносил о здоровье «маски». Каждый раз при переезде из одной тюрьмы в другую Сен-Мар подыскивал лучшего лекаря в окрестных местах, даже лично лечил своего арестанта. Это контрастирует с куда более жесткими предписаниями Лувуа в отношении других арестантов. Так, он писал Сен-Мару, что, если Маттиоли начнет «дурить», его следует образумить палочными ударами. Чем же объяснялась такая забота о «маске»? По мнению Паньоля, она была вызвана и поныне существующим во Франции поверьем, что после кончины одного близнеца другой начинает болеть и вскоре также умирает. Сохранилось письмо короля, в котором он выражал беспокойство по поводу возможности бегства «слуги». Письмо Лувуа от 26 марта 1670 г. показывает, что у министра был тайный шпион в тюрьме, доносивший, с кем и о чем говорит Доже. Заключенный в маске, по свидетельству Пальто, сына племянника Сен-Мара, говорил по-французски без акцента, не отличался крепким здоровьем, судя по депешам Сен-Мара, нередко болел, но прожил долгую жизнь Главный тюремщик был часто озабочен поисками врачей для «маски» Таким же незавидным здоровьем отличался и Людовик XIV, однако это не помешало ему дожить до 77 лет. Заметно, что, когда в донесениях Сен-Мара речь прямо идет о «маске», начальник тюрьмы не позволяет себе ни непочтительных выражений, ни жалоб на поведение арестанта. «Маска» был очень начитан, беседовавший с ним в Бастилии аббат Ленгле говорил, что заключенный много путешествовал. Заключенный был очень благочестив, что послужило основой для слуха, что арестант в маске — духовное лицо. Врачу, осматривавшему его в Бастилии в сентябре 1698 г. (заключенный при этом не снимал маску), он сообщил, что ему 60 лет. Это относит дату рождения «маски» к 1638 г. Как мы помним, в регистре, где отмечена его смерть, было указано, что покойному было 45 лет, тогда как, если верить показанию врача, в действительности он был на 15 лет старше.
Обращает на себя внимание, насколько строго соблюдалось правило, по которому Сен-Мару полагалось не отлучаться от вверенных его попечению заключенных Чтобы получить отпуск на три дня, он должен был испрашивать согласие короля Правда, за десятилетия службы, в течение которых он вел жизнь немногим лучшую, чем его узники, Сен-Мар получал очень большое жалованье и стал богатым человеком. Помощниками Сен-Мара были его племянник Гийом де Формануар и его двоюродный брат Бленвильер, а второй племянник Луи де Формануар служил одним из офицеров охранной роты. Заместителем Сен-Мара являлся Росарж, а тюремным надзирателем, хранившим ключи от камер, — Антуан Рю. Позднее к ним был добавлен аббат Жиро. При переездах Сен-Мара неизменно сопровождали эти люди, причем происходило это не по их желанию, а по приказу короля. Не выглядит ли это как стремление окружить загадочного узника раз и навсегда отобранной охраной и не посвящать в секрет новых людей?
Не следует некритически подходить к переписке между Лувуа и Сен-Маром, чем ранее грешили исследователи. Так, мы ничего не знаем о жизни узника в течение более чем двух первых лет заключения в Пинероле, а ведь Лувуа неизменно требовал присылки подробных отчетов о нем каждые два-три месяца. Как исследователь может заключить из письма Лувуа, относящегося к 1673 г., Сен-Мар тогда писал ему еженедельно. Девять десятых их переписки исчезло. Письма явно были не потеряны, а систематически уничтожались. Оставлены были лишь письма, которые могли сбить со следа тех, кто, получив доступ к этим бумагам, захотел бы доискаться до истины. Сведения в письмах были к тому же зашифрованы таким образом, что их подлинный смысл мог понять только Лувуа. Весьма возможно, что чистке подверглись не только бумаги Лувуа. По мнению Паньоля, большинство сведений о «слуге» Доже — сознательная ложь и мистификация. После ареста Маттиоли решили путем различных намеков убедить того, кто ознакомится с сохранившимися фрагментами переписки, что
По мере того как выявлялось, что Маттиоли не был заключенным в маске, у исследователей усиливалось подозрение, что все письма, которыми обменивались Лувуа и Сен-Мар (точнее, сохранившаяся их часть), не свободны от сознательной мистификации. Ведь в них содержатся прямые намеки на то, что именно итальянец был таинственным заключенным. Нельзя не учитывать также, что современники были хорошо осведомлены о существовании «черного кабинета» для перлюстрации писем и поэтому из осторожности не касались в корреспонденции вопросов, доставлявших государственную тайну. (Об этом пишет, например, герцог Сен-Симон в своих знаменитых мемуарах, относящихся к концу XVII — началу XVIII в. Нельзя не отметить, между прочим, что бумаги самого Сен-Симона после его смерти также были конфискованы по приказу короля-дело происходило уже в 1760 г., в царствование Людовика XV)
Людовик XIV не раз обнаруживал склонность фальсифицировать имевшуюся документацию по тому или иному вопросу, если это отвечало ею интересам. Не останавливался «король-солнце» и перед тайными расправами. Стоит напомнить, что современники считали подозрительной внезапную смерть Лувуа и строили догадки, не был ли он после того, как впал в немилость, отравлен по предписанию короля. Как полагает Паньоль, Лувуа был отравлен по приказу Людовика XIV потому, что знал секреты Фуке, «маски» и принцессы Генриетты. А для сокрытия «пою преступления король сделал преемником Лувуа его сына Барбезье. Назначение 22-летнего светского шалопая и развратника на пост военного министра, вдобавок во время борьбы против могущественной коалиции вражеских держав, выглядело абсурдным и было совершенно беспрецедентным. Барбезье умер 33 лет от роду, как считали, от истощения. По мнению Паньоля, он на самом деле также был убит по приказу Людовика, который даже не скрывал своей радости. Все эти догадки Паньоль приводит для доказательства того, что отношение к „опасному“ родному брату, подобное обращению с „маской“, было бы вполне в духе короля.
Имеются доказательства, что нередко государственных преступников держали в тюрьмах под фальшивыми именами — отсюда «Маршиоли» в тюремном реестре, чтобы навести на мысль о Маттиоли. Быть может, псевдоним Эсташ Доже сознательно взят, чтобы считали арестованного около Дюнкерка «слугу» неким Эсташем Доже де Кавуа (его, как указывалось, тоже одно время выдвигали на роль «маски»). О заключении в тюрьму этого гвардейского лейтенанта за убийство 15-летнего пажа и другие преступления было широко известно в придворных кругах. Как явствует из сохранившегося письма Эсташа Доже де Кавуа от 28 января 1678 г., он подвергался аресту «более 10 лет назад», то есть до 1669 г, когда был схвачен «слуга». Отсюда мог возникнуть псевдоним «слуги». Если это так, то и назначение Эсташа Доже слугой к Фуке могло служить средством этой маскировки. Допустимо, впрочем, и предположение, что это были милость к заключенному, избавление его от одиночного заключения. Если бы Фуке и узнал, кем является Доже, — не беда. Людовик XIV твердо решил, что бывший министр финансов не выйдет живым из темницы. Интересно письмо Лувуа к Фуке от 23 ноября 1678 г., где осужденному предписывалось не допускать встречи нового слуги с герцогом Лозеном. Итак, или Лозен знал Доже, или тот напоминал кого-то знакомого герцогу, или, наконец, «слуга» мог сообщить ему нечто такое, что надо было сохранять в тайне от repuoia, впоследствии помилованного королем. Даже через девять лет после ареста Доже Лувуа все еще боялся, что «слуга» может раскрыть какую-то важную тайну.
Любопытно отметить непонятные колебания относительно строгости заключения Фуке. Летом 1679 г. режим в отношении Фуке (и Лозена) был заметно ослаблен, в тюрьму приехала семья бывшего министра, все думали, что вскоре ею освободят. Потом, в начале 1680 г., положение резко изменилось к худшему после прибытия важного курьера из Парижа. Этот курьер был ранее направлен Сен-Маром в столицу с какими-то особо секретными сведениями, которые нельзя было, как писал Лувуа, доверить бумаге. Родных Фуке стали допускать к нему значительно реже. 23 марта 1680 г. бывший министр неожиданно умер. Была ли естественной эта смерть7 Ранее предполагали, что Доже содержался в тюрьме, так как знал секреты Фуке или то, что тот был отравлен по приказу короля. Но допустимо и другое предположение — что Фуке отравили, так как ему стала известна тайна Доже. Тело Фуке не было выдано родным — это лишь усилило подозрение, что он умер от яда. Некоторые исследователи старались вычитать из переписки Сен-Мара намек на то, что Фуке был отравлен Доже. Но и в этом случае Доже мог получить яд только от Сен-Мара, у которого, кстати, он действительно имелся. Может быть, слух об участии Доже в таком преступлении был сознательно пущен по приказу Лувуа.
Почему, однако, тайна не была разгадана в XVIII в., когда по приказу Людовика XV, а затем Людовика XVI были произведены рас следования9 Негативный результат розысков, по мнению Паньоля, является следствием либо того, что уже никто не знал тайны «маски», либо сознательного желания опровергнуть легенду, ставившую под сомнение права царствовавших монархов на престол. Имеются какие-то глухие сведения о том, будто Людовик XVI говорил, что обещая хранить тайну «маски».
Логическим выводом из всей этой цепи предположений и догадок будет то, что «маска» был действительно старшим братом Людовика XIV. Не следует забывать, что все это — лишь возможный вывод из мало чем подкрепленных и даже не всегда убедительных гипотез. Словом, изучение истории «маски», сделав полный круг, вернулось ныне к версии, которую с таким блеском отстаивали Вольтер и Дюма.