Пять ящиков золота (Вояж на Гавайи) (др. перевод)
Шрифт:
— Знаю.
Послышались отдаляющиеся шаги. Улани привстала с песка и, сев рядом со мной на колени, посмотрела вслед Рошелю. Нависла тишина. Этой ночи, казалось, не будет конца. То есть конец будет — твой, Дэнни Бойд. Или кого-то из тех, кто рядом. Или всех вместе. Если сидеть и ждать. Если не действовать...
Минут десять Рид стоял над нами с пистолетом в руке. Потом начал переминаться с ноги на ногу. Наконец присел неподалеку на один из ящиков, по-прежнему не опуская ствола.
— Эмерсон, я закурю, ладно? — мой вопрос прервал всеобщее молчание так неожиданно, что Рид вздрогнул и вскочил.
— Не вздумай! Огонек заметить могут!
— Может,
— Нежелательно, — он снова сел на ящик.
— Да брось ты! Слушай, Эмерсон, что ты с золотом делать собираешься?
— Какое тебе дело!
— Не думаю я, что ты с Рошелем станешь делиться. Какой он тебе друг? Вы же один на одного смотрите и думаете, кто кому первым нож в спину воткнет.
— Заткнись!
— Или Эдди Мейз. У него что, своих планов на это золото нет? Вот ты сейчас Пита отправил на яхту, а он сговорится с Эдди или с кем-нибудь из матросов...
— Ты заткнешься или нет? — зашипел Рид. — Еще слово, Бойд, и я тебе башку разобью!
— Не рискуй! — усмехнулся я. — Начнешь со мной драться, Эрик на тебя сзади набросится. Набросишься, Эрик?
— Тут же, — четко произнес Эрик.
— Так что сиди себе тихо на багаже, старина, — продолжал я, — и не вздумай стрелять, а то туземцы сбегутся.
— Ты... — Рид начал отвечать, но я перебил его: наступал тот момент, когда ему надо было заговорить зубы.
— Как думаешь, Эрик: ведь, когда Рошель вернется, нас шлепнут — не здесь, так на яхте?
— Обязательно, — сказал Ларсон.
Я говорил, а сам осторожно нашаривал в песке камень потяжелее. Будь на месте Рида человек с другим характером, например, Мейз, и тактика разговора была бы иная. Но Эмерсона надо завести. Скандалисты с таким темпераментом если уж начинают клокотать, то ничего вокруг себя не видят и не слышат. Он уже закипал, это чувствовалось по тону. Благо, было еще и темно. Достаточно темно, чтобы движения моих рук не были особенно заметны. Тот же Мейз явно профессионал, по крайней мере, человек более хитрый, чем эти двое, он бы, коль уж остался с нами с глазу на глаз, связал бы, что ли... А Рид... Просто жадный и, по большому счету, неумный тип. Камень вот только не попадается. Придется обойтись песком. Ладно, тут главное внезапность. И чтобы Ларсон вовремя сообразил, к чему я веду.
— Тут ведь дело такое, Эрик, — равнодушным голосом продолжал я. — Если на него одновременно броситься, то ведь убить он успеет только одного, так? А второй в это время окажется рядом и...
— А ну заткнись, сволочь! — нервно заорал Рид. — Да я вас обоих ухлопаю, прежде...
Я бросил в Рида горсть песка. Попал — не попал в глаза, не важно. Важно то, что Рид, увидев, что я что-то кинул в него, пригнулся. В этот момент ствол пистолета уже не смотрел на нас. Я рывком вскочил, крикнув:
— Улани, беги!
Грохнул выстрел, пуля ушла куда-то в сторону. Но какой-то толчок в бок все же сбил меня с ног. Это был Эрик, и он рвался напролом.
— Уйди, Бойд! Я его сам!..
Еще два выстрела! Лежа на песке, я видел, что Эрик продолжает нестись к Риду, и даже подумал в первое мгновение, что тот промахнулся, хотя расстояние было минимальное. Но Ларсон вдруг остановился, какой-то миг постоял без движения, потом ноги его подломились и он навзничь упал на песок.
Рид подошел ко мне. Ствол пистолета в его руке трясся.
— А сейчас ты, Бойд. Встать! Я тебя медленно убивать буду! Делать было нечего. Я перевернулся на живот, нехотя поднялся. Рид осмотрелся по сторонам.
— А где девчонка? Куда делась девчонка?!
— Наверное, стрельбы испугалась, — сказал я. — Сейчас бежит, куда глаза глядят. Искать бессмысленно...
— Что? — Рид чуть не завыл. — Ах ты, гадина! Сволочь... Да я тебя!.. Нет, ты у меня так просто не умрешь! Я тебя Рошелю отдам. Я полюбоваться хочу, как он с тебя кожу сдирать будет. Сам Питу помогу! Ты у нас поизвиваешься! Ты у нас повопишь... — у Рида перехватило горло, дальше шли уже не слова, а какое-то шипение. Наконец он совладал с собой. — Лопату бери, гад! Копай!
— Что копать?
— Могилу для Ларсона!
— А если он живой еще?
— Плевать! Значит, в земле сдохнет! Копай, говорю! — он щелкнул курком. — Я буду сзади. Дернешься — пуля в затылок! Заорешь — тоже! Кто-нибудь появится на пляже — так и знай, сначала стреляю в тебя, потом начинаю разбираться. Понял? Понял, спрашиваю?
— Понял.
Я поднял с земли лопату.
Копал я долго, угрюмо молча. Никто на пляж, конечно, не пришел. Яма становилась все глубже. Меня не оставляло чувство, что в жизни своей я никогда не был частным сыщиком, не пил кофе и виски, не флиртовал с женщинами, не знал счастья и удачи — только копал, копал, копал землю с самого рождения, не зная ни минуты продыху. Ларсон, естественно, был мертв, поскольку не может остаться в живых человек, в грудь которого в упор всадили две пули из крупнокалиберного. Выходные отверстия на спине были такие, что в них влез бы кулак — только Эрик с его бычьей силой мог с этими дырами еще хоть сколько-то пробежать. Я взял его за ноги и волоком дотащил до могилы. Потом, поднатужившись, сбросил тело в яму и начал засыпать землей. Бедный Эрик, честный, славный, простодушный, незамысловатый умом Эрик, на беду свою влюбившийся по уши в женщину, которая совсем не создана для того, чтобы стать домовитой и преданной женой моряка-скандинава, Эрик, ринувшийся за ней очертя голову, Эрик, с которым, сложись все иначе, мы могли бы быть добрыми приятелями — прощай, старина, и, честное слово, я не хотел твоей смерти, и не я в ней повинен!
На горизонте показались огни. Это яхта стремительно приближалась к пляжу. Я оперся на лопату и стал следить за ней глазами.
— Наконец-то! — сказал Рид. — Еще полчаса на то, чтобы загрузить золото — и рвем в Гонолулу!
— Если Пит тебя не пробросит.
— Не пробросит! — уверенно отозвался он. — Ему кое-что обещано, помимо золота!
— Что именно?
— Ты! — злорадно хмыкнул Рид. — А что думал; Пит шутил, когда клялся перерезать тебе глотку? Да он смакует предвкушение этого момента, он слюнки пускает. Бланш Арлингтон в его жизни, может, единственной любовью была, он ее на руках носил. А ты эту женщину убил. Последнюю утеху у старика отнял.
— Не я. И ты это отлично знаешь.
— Не знаю. Но, думаю, Пит не ошибается.
— Знаешь, знаешь, — кивнул головой я. — Потому что ты сам ее убил.
— Дурак! — он сплюнул и начал сигналить фонариком.
— Это ты ее убил, — жестким тоном повторил я. — Ты! Почему — действительно не знаю. Но, наверное, основания имелись, и основания серьезные. В тот вечер, когда я позвонил Бланш, ты был у нее. И это у тебя она спросила, во сколько мне к ней приехать. Ты ответил: в половине девятого. И, когда убивал, помнил, что вечером я появлюсь. Потому решил меня подставить. Раздел ее, нацепил леи на шею, сунул в руку спичечный коробок — чтобы я пошел по этому следу: бар «Хауоли», Улани...