Пять Земель. Возвращение дракона
Шрифт:
Войдя внутрь и пустив Принца, девочка поставила стакан на прикроватную тумбочку и включила лампу. Быстро переодевшись в ночную пижаму, она услышала шаги отца в коридоре в тот момент, когда сдернула одеяло и с книгой в руках укладывалась постель.
Посидев немного и посверлив взглядом стену, в это время пребывая глубоко в себе и любуясь картиной принцессы, запечатленной в памяти, Ивета посмотрела на собственные «творения». Она тоже любила рисовать, но ставить ее работы рядом с картинами Артура было все равно, что сравнивать взрослого опытного поэта и ребенка, едва научившегося внятно говорить. Рисунки у нее были симпатичными, но они ни в какое сравнение не шли со спрятанными в полумраке кабинета отцовскими шедеврами.
Бывает так со всеми. Все «молодые» деятели страшатся больших теней великих людей, сравнивая свое начало с их серединами или концами. Но даже несмотря на это Ивета всегда думала, что ей никогда не удастся сравниться с отцом, не говоря уже о том, чтобы превзойти его.
На этой мысли девочка раскрыла книгу на том месте, на котором остановилась, а спустя два часа уже глубоко спала, подмяв мягкую, нагревшуюся теплом ее тела подушку себе под голову.
Глава II
Перемен не миновать
Едва на горизонте забрезжил рассвет, на улице раздался громкий и протяжный крик соседского петуха, настолько громкий и пронзительный, что его слышали едва ли не во всей деревне.
Лежа в своей жесткой и колкой кровати, которая после тяжелой работы казалась мягче любого пуха, шестнадцатилетний мальчик Огген распахнул свои глаза и сел, приложив руку к лицу и глубоко при этом зевнув. Замерев в таком положении на недолгое время и собравшись с мыслями, он осмотрел еще пока что темную комнату, в которую только-только начинали проникать солнечные лучи. Мысли его в этот момент стали угрюмыми, как это обычно бывало у него по утрам, когда Огген осознавал, что у него впереди целый день, больше половины которого ему придется проводить в тяжком крестьянском труде.
Так он и сидел до тех самых пор, пока не услышал за дверью шаги. После Огген слез с кровати и быстро оделся в серые брюки и грязно-белую льняную рубаху, подпоясав ее темно-красной плетеной веревочкой, которая толщиной была примерно с мизинец. В этот момент послышались другие шаги, более тяжелые, и вскоре после этого последовал короткий разговор. Оба родителя проснулись.
Встав у двери, Огген обулся в лапти и вышел из своей маленькой комнаты. Мать стояла и готовила две порции завтрака, состоявшего из булки, небольшого куска сыра, и стакана молока, а отец, по всей видимости, вышел на улицу.
– Доброе утро, – поприветствовала его Золия, взгляд которой был еще мутен после ночного сна. Она обычно очень долго просыпалась.
Зная это, Огген ответил тем же, а затем вышел из дома.
Утренний воздух был свежим, но не холодным. Подняв руки к покрасневшему небу, мальчик потянулся и увидел отца, как раз отходившего от бочки с водой после умывания.
– Сильно не медли, – проходя мимо в сторону дома, сказал ему Осот после обмена утренними приветствиями. – Нам предстоит много работы. Староста вчера объявил, что ему пришло письмо с приказом об увеличении ежемесячных поставок пшена на сто гундров 3 .
3
Гундр – единица массы, равная 5 килограмм (11 фунтов).
«Как будто мы и без того мало трудимся», – недовольно подумал Огген, но промолчал. Сколько не возмущайся, все равно поделать ничего было нельзя, так что он не захотел тратить силы на лишние слова, хоть ему подобный образ жизни и опостылел настолько, что хотелось выть волком.
Попытавшись выбросить подобные мысли из головы, как он обычно делал в таких случаях, Огген прошел к бочке с водой и умыл лицо. Освежившись и смочив волосы, мальчик накрыл бочку крышкой, снятой отцом, а затем, чуть постояв и понаблюдав за окрестностями и людьми, которые уже начинали выходить из своих домов, вернулся в свое жилище.
Осот сидел за столом и уже почти покончил с завтраком. Усевшись рядом, Огген успел разделаться с половиной булки, как отец уже встал.
– Не забудь куль с едой, – велел он, взяв свою косу за рукоятку. – И не задерживайся.
После он вышел, и дверь за его спиной неплотно закрылась. Мать его уже куда-то ушла, поэтому Огген ненадолго остался в одиночестве.
Проглотив последний кусок булки и запив его остатками молока, мальчик взял со стола подготовленный Золией на обед небольшой мешок с едой, а после схватил свою косу, вычищенную и заточенную о старый оселок вчерашним вечером, и последовал за Осотом наружу.
Опершись ладонью о край невысокой изгороди, которой дом был обнесен с задней части и по бокам, отец разговаривал со своим приятелем Готимом.
– …видел вчера вечером, – говорил он что-то Осоту натянутым от волнения голосом.
– Выдумывает он все, – отмахнулся отец, а потом, заметив сына, встал ровно. – Ну наконец-то. Идем.
Когда они начали путь к полям, свернув направо по главной дороге, то вернулись к незаконченному разговору. Огген в нем участия не принимал и держался чуть позади, слушая его вполуха и наблюдая за происходившим вокруг.
– Да говорю тебе, что видел, – гнул свое Готим, положив косу на плечо. – Дови хоть и глупый, как кусок дерева, но все же не лжец.
– Возможно, – согласился Осот. – Но так же возможно, что ему просто голову на солнце напекло. Тем более, Дови любит залить пивом глаза, поэтому ему и привидеться могло. Меньше слушай этого болвана.
– Так видел ее не только он, – продолжал настаивать Готим, в голосе которого уже начинало слышаться легкое раздражение. – Дови тогда вместе с Урсом был, а тот ничего крепче кефира не пьет.
– Ха! – усмехнулся отец своим трубным голосом и поскреб бороду, доходившую ему до ключицы. – Урс? Этот лентяй? Не удивлюсь, что таким способом они попросту решили… как там… – он секунду помолчал, вспоминая слово. – Саботировать рабочий процесс, вот. Запугать людей лихом, чтобы те перестали в поля выходить.
– Говорю тебе…
– И я тебе говорю, – перебил его Осот. – Прекрати голову всякими небылицами забивать. Если где-то и есть подобное, то только на землях Митэлина у этих волшебников и королей. Но у нас в царстве людей магии нет.