Шрифт:
Виль Владимирович Липатов
ПЯТАКИ ГЕРБАМИ ВВЕРХ
О рабочем заводе «Текмаш» Георгии Семеновиче Перелыгине можно написать серию очерков. Например, о том, как он добровольцем строил Магнитогорск и построил его; о том, как строил и тоже построил орловский завод «Текмаш», а потом в годы Великой Отечественной войны собственными руками взрывал его. Очень бы драматической получилась сцена, в которой Георгий Семенович тяжелым ломом разбивает те самые уникальные трансформаторы, что были предметом его гордости, как монтажника. Радостным получился бы очерк, рисующий возвращение Георгия Семеновича на родную
Отличный, полный бодрости очерк можно было бы написать о послевоенной судьбе Георгия Семеновича – о том, как он был выбран и стал бессменным депутатом райсовета, как поднялся в своей квалификации на большие высоты, как отпраздновал рождение пятого ребенка. Можно было бы рассказать о том, что Георгий Семенович в коллективе родного цеха стал тем самым пожилым рабочим, который есть в каждом цехе и которого молодые за глаза ласково зовут «батей». К «бате» идут за советом, ему подражают, его слова передают из уст в уста. Начальники цехов и даже директора заводов и уважают и побаиваются «батю».
Можно было бы, наконец, рассказывать о том, какую большую общественную работу ведет Георгий Семенович как член исполкома райсовета Железнодорожного района или как председатель цехового комитета профсоюзов (теперь уже бывший) – об этих вечных заботах о судьбе родного завода – быть ему мощнее и краше, – о постоянных тревогах за судьбу некоторых сбившихся с панталыку людей, о борьбе за чистоту человеческих отношений. Можно было бы, наконец… Впрочем, достаточно перечислений! Вместо них хочется рассказать историю не о монтаже кранов и не о депутатской работе Георгия Семеновича, а о яблоках, кровельном железе и цементном растворе.
Говоря о яблоках, кровельном железе и цементном растворе, мы пытаемся скрыть то главное, что стоит за ними, ибо каждому понятно, что яблоки, кровельное железо и цементный раствор – это лишь вторичное, а первичное суть то, что ведет к ним. Иными словами, речь пойдет совсем о другом, хотя будем рассказывать о яблоках, кровельном железе и цементном растворе. Итак…
Когда в Орле цветут яблони, то кажется сверху, что на Оку прилегло белое облако. Недвижно лежит оно, разрезанное синей лентой реки. А в том районе, где живет Георгий Семенович, в белом облаке – самая яркая, самая чистая белизна: «здесь море яблоневых садов.
На рассвете, разбуженный птичьим щебетаньем, грохотом пролетающего самолета и ощущением радости, Георгий Семенович выходит в сад. Останавливается среди буйства и тесности деревьев, щурится, сонно улыбается. Потом вдыхает яблоневый дух полкой грудью и как бы сразу приходит в себя – мир проясняется, становится цветным и резким. Цветут яблони, вишни, груши, ветки тянутся к лицу Георгия Семеновича, и он губами прикасается к прохладному лепестку. Сок сладок, как глубинная колодезная вода. В городе еще тихо, и он слышит тайное дремучее шелестенье деревьев да птичьи голоса… Тихая, привычная и глубокая охватывает его радость. Это не восторг молодости, не ликование зрелости, а та самая радость, которая дается человеку, прожившему такую жизнь, в которой труда и счастья было больше, чем бесцельности и неудач. Эта та самая высокая радость, которую дает человеку чистая совесть.
С легкой улыбкой, с блестящими глазами Георгий Семенович оборачивается к своему дому. Просторный, сложенный из добротного
Большому просторному дому всего несколько месяцев. Он еще младенец – этот большой дом, облитый лучами розового солнца, но яблони прилегают к нему уже по-родственному тесно и ласково. И как им не прислоняться, когда новый дом много больше старого и он сам как бы приблизился к яблоням, когда занял место старого дома. И стоит теперь в тесноте белизны и ядреного яблочного духа. «Славно! – опять думает Георгий Семенович. – Славно! Славно!»
А ведь не так давно Георгий Семенович вот так же стоял в саду и печально смотрел на голые ветви яблонь. Пуржился под ветром вчерашний снег, деревья тихонько скрипели, окна старого дома смотрели хмуро, исподлобья. Он был маленьким, старый дом, и таким дряхлым, что по ночам разговаривал хриплым усталым голосом – скрипели доски, вздыхала кровля, жаловались балки. И было на что жаловаться – Георгий Семенович купил дом уже старым. За два века почти домишко совсем скособочился и стал меньше, чем был. Не от того, конечно, что одряхлел, а от того, что пятерых детей родила с тех пор его хозяйка.
Да, дом был дряхлым, и в то зимнее утро Георгий Семенович с печалью думал о том, что наверное, придется расставаться с ним. И с садом тоже придется прощаться. Ветерану завода, многосемейному человеку, ему дадут квартиру в многоэтажном доме. Это, конечно, не плохо – будет газ и паровое отопление, но сад. Как быть с садом?.. Ему уже поздно вступать в кооператив, сызнова садить деревья, лелеять и ждать плодов. В холоде, среди молчащего снега и свистящего ветра смотрел он на черные голые ветви, и сердце сжималось. Он знал каждую яблоньку в лицо, ведал о ее привычках и болезнях.
Город и родной завод вставали из руин, и он выращивал сад. С опухшими от усталости руками приходил из цеха затемно, но шел к деревьям. И теперь все бросать! Отхолодится зима, сникнут ветры, и распустятся по весне белые яблони, но он уже не выйдет к ним на зорьке, не поздоровается мысленно: «Привет, ребята!» Как-нибудь, наверное, будет устроено так при коммунизме, чтобы человек на рассвете мог выходить из своей квартиры прямо в сад. Будет, наверное, так устроено, а вот теперь…
Обычным – веселым, бодрым, энергичным – приходил Георгий Семенович в те дни в цех, но, верно, было что-то такое в его лице, что приковывало внимание. Рабочие – то один, то другой – подходили к нему, постояв, спрашивали о здоровье, о делах.
– Порядок»! – отвечал он. – Все здоровы!
Георгий Семенович не замечал того за собой, что замечали товарищи, и удивлялся их вниманию. И уж совсем не догадывался он о том, что происходит в цехе втайне от него. Ему и на ум не приходило, что печаль его о саде и доме известна товарищам. Он очень удивился, когда председатель завкома Степан Яковлевич Логутов завел с ним странный разговор:
– Присаживайся, Георгий Семенович, отдохни, поболтаем… Про дела в цехе, конечно, знаю, что новенького по-домашности? Спасибо за привет от Анны Васильевны, ей кланяйся! Ты вот что мне скажи, старый дружище, жилплощадь расширять не собираешься? Шутка ли дело – пятеро! Есть у тебя такие задумки?