Пятая голова Цербера

Вулф Джин Родман

Я взял Пхаедрию за руку и жестом показал, что нужно убиратьься отсюда как можно скорее. Я был уверен, что находиться здесь запрещено.

Она почему-то отрицательно покачала головой. Поскольку я не мог расслышать, что она говорила, то ей пришлось написать пальцем на пыльной стороне одного из боксов: "Они всегда так ведут себя, если что-нибудь услышат с улицы".

На следующий этаж мы спустились по ступенькам, начинавшимся за тяжелой дубовой дверью. Она служила для звукоизоляции от этого гвалта. Я почувствовал себя гораздо лучше, когда

дверь закрылась за нами, хотя шум продолжал доноситься из-за нее. Я почти пришел в себя и хотел сказать Дэвиду и Пхаедрии, что не понимаю, где и почему я нахожусь. Я понятия не имел, что мы здесь делаем.

Однако, меня удержал стыд. В конце концов, я сам мог легко догадаться о цели нашего визита сюда. Дэвид спрашивал, где лежат деньги, а перед этим мы часто говорили, хотя я считал это пустой болтовней, о большом ограблении, которое навсегда бы избавило нас от необходимости мелких краж.

Где мы находились, я узнал позже, при выходе. Информацию о том, как мы сюда попали, я получил из разговоров и разных мелочей. Вначале этот дом был спроектирован, как склад. Он находился возле Рю де Эгостус, недалеко от залива.

Новый владелец решил создать в этом помещении своего рода спортивное шоу. Его считали самым богатым человеком во всем Департаменте. Отец Пхаедрии узнал, что недавно он отправил в банк не всю выручку. Он ходил к нему, взяв с собой дочку.

Было также известно, что заведение откроется не раньше, чем ко дню Ангела.

Мы пошли туда на следующий день после визита Пхаедрии.

– 28

Внутрь мы попали через окошко на крыше.

Мне трудно описать то, что мы увидели на следующем, то есть на первом этаже.

Гладиаторов я видел много раз на невольничьем рынке, когда мы вместе с Дэвидом и мистером Миллионом ходили в библиотеку, но там их никогда не бывало больше двух-трех, и они всегда были скованы тяжелыми кандалами. Здесь же они сидели и лежали, где только было место.

Через мгновение я подумал, почему они не разорвут друг друга, а вдобавок и нашу троицу? Но тут я заметил, что они скованы короткими цепями, прикрепленными к полу. Возле каждого был круг из царапин и повреждений досок пола, по которым можно было определить, на какое расстояние доставали гладиаторы. Их скромная мебель - сломанные нары, пара кресел и лавка - были или настолько легкие, что никому не причинило бы вреда, если их швырнуть, или слишком тяжелые и привинченные к полу.

Я подумал, что они станут кричать и грозить нам, как обычно делали во время боя, но потом понял, что, пока они сидят на цепи, нам ничего не угрожает. Когда мы спустились по лестнице, они повернули головы в нашу сторону.

Едва увидев, что у нас нет для них еды, они оказали нам внимания меньше, чем собаки выше этажом.

– Это правда, что они уже не люди?
– спросила Пхаедрия.

Она шла выпрямившись, как солдат на параде, и с интересом присматривалась к рабам. Глядя на нее, я подумал, что в действительности она выше, чем

в моих мыслях. Она была не только хорошенькой, она была красивой.

– Собственно, - продолжала она, не получив нашего ответа, - они звери.

Я слышал о них и пояснил, что рождаются они людьми. Разница между ними и нормальными людьми возникает из-за хирургического смешательства, частично производимого при операции на мозге, и изменении работ желез внутренней секреции, вызванные при помощи различных химических средств.

Внешне они сильно отличались друг от друга.

– Твой отец делает что-то в этом роде с маленькими девочками для вашего дома?
– спросила Пхаедрия.

– Не знаю.

– Это требует много времени, - пожал плечами Дэвид, - а клиенты хотят обыкновенных девушек, даже если любят немного чудачеств.

– Хотела бы я увидеть тех, с которыми это сделали.

– Ты что, не знала о них?
– сказал я, продолжая думать об окружавших нас гладиаторах.
– Я думал, ты в курсе.

– О, да, я уже не раз видела их, и хозяин о них говорил. Но эти создания... Было бы ужасно, если бы они оставались людьми.

Интересно, понимают ли они, что она говорит? Они все время провожали нас взглядами.

Внизу было совсем не так, как на верхних этажах. Стены были обиты деревом, висели картины, изображавшие псов, путехов и гладиаторов, а также различных экзотических зверей этой планеты. Окна выходили на улицу и на залив. Они были узкие и расположенные так высоко, что впускали в помещение лишь небольшие полосы солнечного света. В полутьме они высвечивали только спинку модернового кресла, обитого красной кожей, а также кусочек брозового дивана, размером не больше книжки. Мы не успели сделать и трех шагов, как я понял, что нас обнаружили. Прямо к нам шел высокий молодой человек с узкими плечами. Когда мы остановились, остановился и он. На его лице появилось удивление, затем

– 29

беспокойство. И тут я понял, что это мое собственное отражение в зеркале между окнами.Я ощутил минутное замешательство, какое наступает, когда кто-то чужой, кого не выделяешь среди других, внезапно поворачивается или оглядывается, и оказывается, что это твой хороший товарищ, на которого в первый раз ты посмотрел откуда-то изнутри. Этим хмурым парнем с острым подбородком, которого я заметил, а потом распознал, был я сам, таким, каким меня видели Пхаедрия, Дэвид, мистер Миллион и моя тетка.

– Здесь ведутся переговоры с клиентами, - сообщила Пхаедрия. Когда нужно что-то продать, его помощники приносят товар по одной штуке, чтобы нельзя было сравнить. Однако, даже здесь слышно псов. Отец брал меня наверх и все показал.

– Тебе показали, где прячут деньги?
– удивился Дэвид.

– Я сама увидела, - рассмеялась Пхаедрия.
– Там, сзади. Видишь этот гобелен? Он прикрывает тайник. Когда отец разговаривал с хозяином, какой-то тип принес деньги и хозяин положил их туда.