Пятая пробирка
Шрифт:
Санторо посмотрел на табличку, прикрепленную к кровати.
— Восемнадцатого.
— Я прилетела пятнадцатого... на меня напали по дороге из аэропорта... значит, три дня... какое сегодня число?
— Двадцать седьмое, среда. Все это время вы находились в коме, это из-за долгого пребывания на холоде, от шока и воспаления. Мы не знали, кто вы.
— Никто не звонил в полицию? Меня разыскивали?
— Насколько я знаю, нет. Полиция приезжала сюда, они сказали, что им нужно будет с вами поговорить.
— Мне трудно дышать.
Санторо взял Натали за
— Это вполне понятно, — начал он, — но обещаю, что со временем вам станет лучше.
— Со временем?
Санторо заколебался.
— Вы были в тяжелом состоянии, когда попали сюда, — сказал он наконец, — организм сильно обезвожен, да еще и шок. От ранений и внутреннего кровоизлияния произошло полное спадение вашего правого легкого, инфекция угрожала вашей жизни... Мне очень жаль говорить вам об этом, но ваши жизненные показатели ухудшались, и мы приняли решение удалить легкое, чтобы снасти вам жизнь.
— Удалить?!
Натали почувствовала приступ тошноты. Она часто задышала, в горле появилась горечь.
«Мое легкое!»
— У нас не оставалось выбора, — ответил Санторо.
— Нет, этого не может быть!
— Но я должен сказать, что к сегодняшнему дню ваше состояние заметно улучшилось.
— Я была спортсменкой, — сумела выдавить Натали, — бегуньей...
«Пожалуйста, пусть это окажется сном!»
В голове пронеслась картина, как она ковыляет по улице с палкой... «Мое легкое!» Она навсегда останется инвалидом, никогда не сможет бегать, всегда будет страдать одышкой... Натали попробовала упрекнуть себя в том, что не оценила старания этих людей, которые спасли ей жизнь, но единственное, о чем она могла сейчас думать, это о том, что привычная жизнь кончилась.
—Были спортсменкой, — повторил Санторо. — Что ж, это многое объясняет. У вас сильный организм. Я понимаю, это для вас огромное потрясение, но хирург, который делал вам операцию, мисс Рейес, уверен, что вы снова сможете бегать. Со временем ваше левое легкое разрастется и компенсирует дыхательную способность из-за отсутствия правого.
—О боже, я не могу в этом поверить!
—Может быть, вы хотите, чтобы мы сообщили вашим близким?
—О да, конечно! Моя семья, наверное, очень волнуется. Доктор Санторо, простите, что не поблагодарила вас и весь персонал за то, что вы спасли мне жизнь. Просто я пока не могу поверить в то, что случилось.
—В такой ситуации это вполне нормальная реакция, поверьте мне. Но ваша жизнь не изменится настолько, насколько вы предполагаете.
—Я... я очень надеюсь на это. Благодарю вас!
—Когда вы будете чувствовать себя лучше, мы обсудим некоторые наши больничные дела. Несколько дней вы были в палате интенсивной терапии, а потом, поскольку сейчас больница заполнена до отказа, вас перевели в соседний корпус, который мы называем пристройкой, хотя он и не соединяется с главным корпусом. Сестра Эштелла запишет необходимые данные для наших документов и счетов.
—У меня есть страховка, которая должна покрыть все расходы... Я смогу узнать номер своего полиса, когда позвоню домой.
—Мы здесь, в больнице святой Терезы, много занимаемся благотворительностью, но конечно же, приветствуем, если пациенты в состоянии оплатить счета. Тут, в пристройке, у нас есть небольшой зал для реабилитации, и я считаю, что вы как можно скорее должны встать на беговую дорожку или сесть на велотренажер.
Натали вспомнила долгие часы, проведенные в кабинете физиотерапии, когда разрабатывала свое поврежденное сухожилие. Будет ли и в этот раз так же трудно? Конечно, после такой травмы чудес ждать не приходится, но пока Натали не могла всерьез думать о далеком будущем. Сначала временное исключение из колледжа, а теперь еще и это... Неужели такое могло случиться?!
—Как насчет телефона? — спросила она.
—Разумеется. Я скажу Эгателле, чтобы она позаботилась об этом.
—Вы не могли бы подождать? Я хочу позвонить своему профессору, доктору Дугласу Беренджеру... Может, вы поговорите с ним?
—Кардиохирург из Бостона?
—Да. Вы его знаете?
—Я знаю про него. Он считается одним из лучших специалистов в своей области.
—Я работаю у него в лаборатории.
Натали не хотела вдаваться в подробности причин своей злосчастной поездки в Бразилию. Ей хотелось лишь поскорее вернуться домой.
—Вы, вероятно, очень хорошая ученица профессора, — сказал Санторо. — Подождите, сейчас мы найдем телефон. Кстати, полиция просила сообщить им, если... когда вы придете в себя. Им нужно будет ваше заявление... А я должен снова положить вам на глаза тампоны.
—Но я не чувствую боли.
—Мы применили обезболивающее.
—Я, конечно, расскажу полиции все, что вспомню, но, боюсь, этого будет недостаточно.
—Наша полиция действует весьма эффективно, хотя часто, путешествуя, мы слышим совсем другое.
—Даже если и так, — ответила Натали, — я сомневаюсь, что им удастся раскрыть это дело.
«Я берусь за ручку, готовлюсь выскочить из машины на скорости сорок миль в час и шлепнуться на асфальт. Я не успеваю, машина со скрежетом останавливается, меня отбрасывает на спинку переднего сиденья. Что случилось? Опять все вокруг плывет, движение невозможно разглядеть. Дверь внезапно распахивается. Крупный мужчина хватает меня за руку. Я пытаюсь сопротивляться, но он очень силен. Лицо его закрыто черным чулком. Я хочу сорвать маску, но второй хватает меня за другую руку. Его лицо тоже скрыто. В его руке появляется шприц. Нет! Пожалуйста, не надо! Нет!»
Как и прежде, Натали одновременно чувствовала себя и участницей, и очевидицей тех событий, которые так резко изменили ее жизнь. Она была пленницей собственной памяти, наблюдая и ощущая одновременно и внутри, и снаружи, но не имея сил покинуть место действия или изменить исход. Голос водителя, как и прежде, звучал ясно и четко, а его внешность казалась какой-то расплывчатой. Она не узнала бы этого человека, даже если бы столкнулась с ним лицом к лицу, но если бы он произнес хоть слово, Натали бы опознала его.