Пятьдесят оттенков синего
Шрифт:
– Что ты знаешь о лягах?
– Они мало отличаются от землян или терриан физиологически. Это самая любвеобильная раса, но у них редко рождаются дети. Вроде бы на оплодотворение они способны один раз в десять лет, хотя при их бурном темпераменте это странно. И, видимо, поэтому этой расе разрешено многоженство. Работают преимущественно в сфере экономики, но живут не очень долго, около двухсот лет.
– А что знаешь об их главном недостатке?
– Ну… Пользуются бешеной популярностью у большинства инопланетян, женщин и мужчин. Один раз в сезон
– Точно. Это знают все члены Галактического союза. Но есть и то, что терриане не совсем… не все вы знаете.
Я испугалась.
– Это может повредить мне после того, что я сделала?
– Как раз наоборот. В большинстве случаев лягам легко найти пару на время гона, но не всегда. Выдержать секс-марафон с лягом может не каждая женщина или мужчина, и значит, они их меняют, из-за этого возникает дефицит.
Единый, звучит просто ужасно! Заметив мою мимику, Уотерстоун рассмеялся.
– У тебя на лице такое же выражение отвращения, как у мамы, когда она рассуждает об этой особенности лягов. Она не привыкала к этому с рождения, ей трудно принять такое.
– Признаюсь, мне тоже.
– Вы с матушкой чем-то похожи. Не зря же ей так понравилась Террия, она напоминает ей Землю в ее время или чуть позже.
– Так что же случилось в кафе?
– Мы давно подозревали, что ляги облюбовали вашу систему как мало осведомленную об их темпераменте и аппетитах и пользуются этим. Здесь они – экзотика, и унять свой голод им проще. В кафе ляг проявил нетерпение, видимо, почувствовал, что ты собираешься отказать, и решил тебя обольстить, посчитав твой нейтральный ответ согласием. Нарушил личное пространство.
– Личное пространство… Неужели в Союзе так строго соблюдается этот закон?
– Я знаю, что вы его придерживаетесь, но не настолько строго. А вот в остальных галактиках все по-другому. У нас не запрещено насилие, все гораздо хуже – оно порицается обществом, а немилость общества – это страшнее тюрьмы. Безусловно, никто не может вмешиваться в личную жизнь человека до его совершеннолетия, которое наступает в двадцать один год, но подобные поступки совершеннолетнего или еще не достигшего совершеннолетия могут сильно подпортить ему жизнь.
– Перемены всегда тяжелы. Я помню, нам рассказывали по истории о том времени, когда Галактический союз, приняв нас, ввел бесплатное питание, как и везде у себя.
– А на самом деле получилось, что оно ни разу не бесплатное, – кивнул драг. – Все необходимое дается людям только при условии, что они работают, а зарплата идет на личные нужды.
– Что же теперь делать с ним? – я кивнула на ляга.
– Сейчас мы прилетим ко мне и обговорим поведение этого молодого человека с ним самим. Поверь мне, ты будешь совершенно невиновна.
– Угу, – пробормотала я, – это хорошо.
Все оказалось именно так, как и сказал Уотерстоун. Навязавший мне свое внимание мужчина, даже имени которого я не знала, очнулся в разгромленной квартире Уотерстоуна и, оглядевшись, сильно побледнел.
В принципе, я могла его понять. Сначала на тебя нападает женщина, потом тебя привозят в странное место, а рядом с незнакомкой стоит драг, о характере которых ходят легенды. Я вот обязательно составлю еще одну, по итогам своего опыта.
Настороженно на нас поглядывая, ляг внимательно слушал драга, разъяснявшего ему положение. Суть проникновенной речи сводилась к тому, что ляг повел себя недопустимо, нарушал личное пространство, не получив четкого разрешения, навязывал свое внимание. Незнакомцу предлагалось забыть нанесенную ему травму и меня, а мы, в свою очередь, забудем его и его поведение.
Продолжавшему настороженно поглядывать по сторонам лягу такое предложение очень понравилось, а уж когда они с Уотерстоуном представились друг другу, он был просто счастлив от этой идеи, прозвучавшей из уст племянника Фредерика Уотерстоуна, пожизненно представляющего драгов в «Большой пятерке». Именно она правит Галактическим союзом, и, возможно, когда на Террии решится проблема с вирусом, представитель от нашей расы тоже войдет в этот совет.
Едва за лягом закрылась дверь, я облегченно вздохнула.
– А он не опасается, что ты выдашь негласный маршрут лягов в нашу систему за развлечениями?
– Конечно, опасается, и не зря. Я обязательно поговорю с дядей. Естественно, им никто не запретит сюда ездить, но напомнят, что закон везде одинаков.
Я вздохнула.
– Немного жаль их. Они – заложники своей природы, хоть мне и сложно понять такое.
Уотерстоун приподнял брови.
– Хочешь, я притащу ляга обратно и ты его утешишь? Уверяю, он будет счастлив.
– Нет, нет! – поспешно возразила я. – Уверена, он справится с собственным состоянием сам.
– Не думаю, что это ему поможет, – хмыкнул начальник.
Я покраснела, осознав, как он истолковал мои слова.
– До чего же с тобой тяжело!
– Советую адаптироваться, нам в скором времени предстоит проводить очень много времени вместе.
Я с тоской вспомнила принятые решения.
– Завтра выходной, вечером я залечу к тебе, поговорим о предстоящих исследованиях. А пока я обдумаю план твоей работы.
Я пожала плечами.
– Хорошо, но без пряников не приходи.
Уотерстоун хмыкнул.
– Не знал, что ты любишь сладкое.
Я лишь улыбнулась. Безусловно, я люблю вкусняшки, но именно пряники любит Зяпа. Мой питомец очень обрадуется. Пора им познакомиться!
Алексей Уотерстоун
Я смотрел в окно на спящий город, в который раз поражаясь, как же Дикан отличается от больших планет-мегаполисов. Там ночью жизнь бурлит не меньше, чем днем, а может быть, даже больше.
Мой дом стоял на возвышенности, так легче взлетать, и я мог видеть, как редкие прохожие пересекали улицу, спеша по одним им известным маршрутам.