Пятьдесят оттенков свободы

Джеймс Эрика Леонард

О боже!

— Я полюбил, — шепчет он.

Я перестаю дышать. Он гладит меня по щеке.

— Я тоже, — тихо выдыхаю я.

Глаза его смягчаются.

— Знаю.

— Правда?

— Да.

Аллилуйя! Я робко улыбаюсь ему. Шепчу:

— Наконец-то.

Он кивает.

— И это помогло мне увидеть все в истинном свете. Когда я был моложе, Элена была центром моей вселенной. Для нее я готов был на все. И она много сделала для меня. Благодаря ей я перестал пить. Стал хорошо учиться… Знаешь, она дала мне уверенность

в себе, которой у меня никогда раньше не было, позволила мне испытать то, что, как я думал, никогда не смогу.

— Прикосновения, — шепчу я.

Он кивает.

— Некоторым образом.

Я хмурюсь, недоумевая, что он имеет в виду.

Он колеблется, видя мою реакцию.

«Расскажи мне!» — безмолвно побуждаю я его.

— Если ты растешь с резко негативным представлением о себе, считая себя изгоем, недостойным любви дикарем, ты думаешь, что заслуживаешь быть битым.

Кристиан… ты совсем не такой.

Он замолкает и нервным жестом проводит рукой по волосам.

— Ана, намного легче носить свою боль снаружи… — И снова это признание.

Ох.

— Она направила мой гнев в русло. — Рот его угрюмо сжимается. — По большей части внутрь, теперь я это сознаю. Доктор Флинн одно время неоднократно говорил об этом. И только недавно я увидел наши отношения такими, какими они были на самом деле. Ну, ты знаешь… на моем дне рождения.

Меня передергивает от встающей перед глазами кар — тины: Элена и Кристиан словесно выворачивают друг друга наизнанку.

— Для нее эта сторона наших отношений означала секс, контроль и возможность одинокой женщины позабавиться с живой игрушкой.

— Но тебе нравится контроль, — шепчу я.

— Да, нравится. И так будет всегда, Ана. Таков уж я есть. На короткое время я уступил его. Позволил кому-то другому принимать за меня все решения. Я не мог делать этого сам — не годился для этого. Но несмотря на мое подчинение ей, я обрел себя и обрел силы изменить свою жизнь… стать хозяином своей жизни и самому принимать решения.

— Стать доминантом?

— Да.

— Это твое решение?

— Да.

— А бросить Гарвард?

— Тоже мое, и это лучшее решение, что я когда-либо принял. До встречи с тобой.

— Со мной?

— Да. — Губы его изгибаются в мягкой улыбке. — Мое самое лучшее в жизни решение — это жениться на тебе.

О боже!

— Не основать компанию?

Он качает головой.

— Не научиться летать?

Он опять качает головой.

— Ты, — говорит он одними губами и гладит меня по щеке костяшками пальцев. — Она знала.

Я хмурюсь.

— Что знала?

— Что я по уши влюбился в тебя. Она подбила меня поехать в Джорджию увидеться с тобой, и я рад, что она это сделала. Она думала, что ты испугаешься и сбежишь. Что и случилось.

Я бледнею. Не хочется вспоминать об этом.

— Она полагала, что я нуждаюсь во всех атрибутах той жизни, которую вел.

— Как

доминант? — шепчу я.

Он кивает.

— Это помогало мне не подпускать никого близко к себе, давало власть и достаточную степень отстраненности. Так, по крайней мере, я думал. Уверен, ты уже поняла почему, — мягко добавляет он.

— Из-за твоей биологической матери?

— Я ни за что на свете больше не хотел повторения той боли. А потом ты ушла, — чуть слышно говорит он. — И я пропал.

О нет.

— Я так долго избегал интимности — я не знаю, как это бывает.

— У тебя прекрасно получается, — бормочу я, обводя его губы указательным пальцем, и он целует его. — Ты разговариваешь со мной.

— Ты скучаешь по этому?

— По чему?

— По тому образу жизни.

— Да, скучаю.

Ох!

— Но только по той власти, которую он дает. И, если честно, твоя глупая выходка, — он спотыкается, — что спасла мою сестру… — Его голос наполнен облегчением, благоговением и неверием: — Помогла понять.

— Понять?

— По-настоящему понять. Что ты любишь меня.

Я хмурюсь.

— Правда?

— Да. Потому что ты стольким рисковала… ради меня… ради моей семьи.

Я хмурюсь еще сильнее. Он протягивает руку и проводит пальцем посередине моего лба к носу.

— У тебя тут такая галочка между бровей, когда ты хмуришься, — бормочет он. — Так и хочется ее поцеловать. Я так ужасно вел себя… и все же ты здесь, со мной.

— А почему тебя это удивляет? Я же сто раз говорила тебе, что не уйду.

— Из-за того, как я повел себя, когда ты сказала мне, что беременна. — Он гладит пальцем мою щеку. — Ты была права. Я подросток.

Вот черт… я и вправду так сказала. Мое подсознание буравит меня гневным взглядом. Его врач так говорил!

— Кристиан, я наговорила много такого, чего не следовало.

Он прикладывает палец к моим губам.

— Ш-ш. Я все это заслужил. Кроме того, это моя сказка. — Он снова переворачивается на спину. — Когда ты сказала мне, что беременна… — Он замолкает. — Я полагал, что какое-то время будем только мы вдвоем — ты и я. Я думал о детях, но только как о чем-то абстрактном. У меня была смутная мысль, что у нас будет ребенок когда-нибудь в будущем.

Только один? Нет… не один. Не как я. Но, быть может, сейчас не лучшее время говорить об этом.

— Ты еще такая молодая и достаточно честолюбивая.

Честолюбивая? Я?

— В общем, ты выбила почву у меня из-под ног. Боже мой, это было так неожиданно. Никогда в жизни, спрашивая тебя, что случилось, я не ожидал услышать, что ты беременна. — Он вздыхает. — Я так жутко разозлился. На тебя. На себя. На всех. И ко мне снова вернулось чувство, когда я ни над чем не властен. Мне надо было выйти, уйти куда-нибудь. Я пошел к Флинну, но он оказался на каком-то родительском вечере. — Кристиан делает паузу и изгибает бровь.