Пятерка с хвостиком и другие веселые повести
Шрифт:
Только глянешь на него — и уже не можешь удержаться от приветливой улыбки. Круглое веснушчатое лицо, носик кнопочкой, белобрысый чубчик торчит ёжиком, а голубые ясные глаза всё время смеются. Никто никогда не видел, чтобы Кум Цыбуля хмурился, грустил, сердился или что-нибудь подобное. Даже если упадёт, ударится, только на секунду испугается — и уже сам над собой весело смеётся.
Хороший хлопец, ничего не скажешь.
И вот об этом хорошем хлопце вдруг разнёсся неожиданный слух.
Как вы знаете, на продлёнку, то есть группу продлённого дня, остаются не все. У кого дома есть свободные от работы родители, дедушки-бабушки, братья-сестры и тому подобное, те в большинстве случаев не остаются. Кум Цыбуля не оставался. У него был брат Алёша, десятиклассник, да ещё дедушка Пантелеймон Петрович.
Так вот, пошла сегодня группа «бешников» — продлёнщиков в Ботанический сад. Спасокукоцкий и Кукуевицкий откололись, побежали в овощной магазин выпить соку.
Глядь — а у киоска под магазином стоит за весами Кум Цыбуля и… продаёт яблоки. В синем фартуке, в берете, как заправский продавец.
Спасокукоцкий и Кукуевицкий так и присели от удивления.
Кум Цыбуля заметил их, подмигнул весело — и хоть бы что.
Спасокукоцкий и Кукуевицкий даже про сок забыли, так и не выпили. Постояли-постояли, хлопая глазами, и вернулись назад.
«Ашники», услыхав неожиданную новость, растерянно переглянулись. Как на это реагировать, в первую минуту они ещё не знали.
Только Гришка Гонобобель, который ревниво относился к популярности Кума Цыбули, позволил себе хихикнуть злорадно:
— Хи-хи! Торговец! Негоциант Цыбуля! Да Люська Заречняк ахнула по привычке:
— Представляете? Представляете? Ужас!
Все остальные выжидали. В самом деле — кто принёс новость? «Бешники». Постоянные соперники и конкуренты. Да ещё эти Спасокукоцкий и Кукуевицкий, которые только и знают, что подхихикивают из-за чужих спин. А может, вообще брешут?! Может, наговаривают? Поэтому на всякий случай Шурочка Горобенко решила «бешников» немного осадить.
— Ну и что?! — задиристо тряхнула она головой. — Ну и торгует! И пусть! На здоровье! Нужное для людей дело. И нечего вам!
— Категорически! — поддержал её Ромка Лещенко. Он очень любил слово «категорически».
А тихий Антоша Дудкин молча мотнул головой.
И Спасокукоцкий с Кукуевицким тут же угасли, отступили и смылись.
— Но посмотреть всё-таки надо! — сказала Шурочка, когда их уже не было.
— Категорически! — опять-таки сказал Ромка.
По дороге к тому овощному, что возле Ботанического сада, говорили о торговле. О торговле вообще и о работниках прилавка в частности.
Наибольшую осведомлённость в этом деле проявила Люська Заречняк.
— Ой, вы знаете, вы знаете, — тараторила она, — работники торговли — это такие обеспеченные люди! Материально. Ужас! У одной маминой знакомой соседка по даче (на Нижних Садах) — обыкновенная себе продавщица продовольственного магазина. Так чего у неё только нет! И дача, и машина, и два цветных телевизора, дублёнка, кожаное пальто и кожаный жакет, и все пальцы в кольцах. Сплошное золото. Представляете? Представляете? Ужас!
— А что? Обвешивает, обсчитывает… Запросто! — замахал руками Гонобобель.
— А потом только раз! — и под суд, за решётку, — тихо сказал Антоша Дудкин (его мама была народным заседателем в суде).
— Категорически! — кивнул Ромка.
— Неужели и наш Кум Цыбуля хочет стать таким?! — недоверчиво проговорила Шурочка.
— А что? — снова замахал руками Гонобобель. — Запросто! И папочка его в «Гастрономторге» работает, и брат Алёша собирается в торгово-экономический поступать. Он сам говорил…
— Представляете? Представляете? Ужас! — взялась рукой за щеку Люська. — Такой симпатяга — и… Ужас!
— А! — рубанул рукой Гонобобель. — Вы же только и знаете: «симпатяга», «симпатяга»… А этот симпатяга таким кадром потом станет, что будь здоров!
— Да ну тебя! — возмущённо воскликнула Шурочка. — Тебе только бы какую-нибудь гадость сказать о ком-то!
— Не гадость, а просто… — слегка смутился Гонобобель. Они как раз проходили мимо большой крикливой очереди, которая толпилась вокруг решётчатых железных контейнеров, из которых, как диковинные зелёные тигры, выглядывали полосатые херсонские арбузы.
Толстый потный дяденька в лихо сдвинутой на затылок шляпе ругался с продавщицей:
— Вы мне насчитали три сорок пять, а с меня — три тридцать пять. Я математик. Считать умею.
Продавщица, разбитная и крикливая, презрительно смерила его взглядом:
— «Математик»! Какой же вы, мужчина, миллиметровый! Нате вам не десять, а двадцать копеек, только уходите быстрее. Не задерживайте мне очередь.
— Ваши копейки мне не нужны. Мне не деньги, а принцип! Надо правильно считать.
— Идите-идите!
— Да не задерживайте, в самом деле!
— А вы не кричите. Если бы вас обсчитали…
— Отпускайте! Отпускайте! Ну!
— А вы чего лезете? Вы тут не стояли.
— Я-а-а не стояла?! Да я лично за этой дамой! Лично!… Я только бегала за авоськой.
— Мне принцип! Принцип! Я деньги не печатаю. Я зарабатываю честно.
Гришка Гонобобель победно глянул на Шурочку:
— О! Слышала?! А ты — «гадость» и… Жизнь надо знать! Хи-хи!
Шурочка молча отвернулась от него.