Пятеро, что ждут тебя на небесах

Элбом Митч

Сегодня у Эдди день рождения

Ему тридцать семь. Завтрак его стынет.

— Не видишь нигде соли? — спрашивает Эдди у Ноэла.

Тот, не прекращая жевать, с набитым ртом, вылезает из кабинки, перегибается через соседний столик и хватает с него солонку.

— На, держи, — бормочет он. — С днем рождения тебя.

Эдди встряхивает солонку.

— Неужели так трудно поставить на каждый стол по солонке?

— Ты чего тут, директор, что ли? — говорит Ноэл.

Эдди пожимает плечами. Утро только наступило, но уже жарко и липко-влажно. У них теперь так повелось — завтракать вместе каждое субботнее утро, до того как в парк повалят толпы народа. Ноэл работает в химчистке. Эдди помог ему получить контракт на чистку спецодежды работников «Пирса Руби».

— Ну, что ты думаешь про этого красавчика? — спрашивает Ноэл. В руках у него журнал «Лайф» с фотографией

молодого политика. — Ну как такой парень может выдвигать себя в президенты? Он еще младенец!

Эдди пожимает плечами:

— Да он нашего возраста.

— Не может быть! — изумляется Ноэл. — Я думал, президент должен быть постарше.

— Так и мы постарше, — бормочет Эдди.

Ноэл закрывает журнал. Понижает голос:

— Эй, ты слышал, что случилось в Брайтонском?

Эдди кивает. Медленно тянет кофе. Да, он слышал про этот парк развлечений. Аттракцион на гондоле. Что-то сломалось. Мать с сыном упали с шестидесятифутовой высоты и разбились насмерть.

— Ты там кого-нибудь знаешь? — спрашивает Ноэл.

Когда Эдди слышит подобного рода истории о несчастных случаях в других парках, его передергивает, точь-в-точь как от пролетевшей над ухом осы, ведь не проходит и дня, чтобы он не думал, что такое может случиться и здесь, на «Пирсе Руби», в его ведомстве.

— Не-е-е, — отвечает он. — Никого я там в Брайтоне не знаю.

Эдди сквозь окно пристально вглядывается в толпу пляжников, бредущих с железнодорожной станции. Они несут полотенца, зонты от солнца и плетеные корзины с завернутыми в бумагу бутербродами. А у некоторых в руках еще и последнее новшество — легкие складные алюминиевые кресла.

Мимо проходит старик в панаме, с сигарой во рту.

— Ну, посмотри на этого, — говорит Эдди. — Спорить могу, щас бросит свою сигару на променаде.

— Да? — отзывается Ноэл. — Ну и что с того?

— А то, что она провалится в щель и начнет там гореть. И сразу пойдет вонь. А дерево пропитано химикатами и тут же дымит. Вчера поймал мальчишку — ему и четырех нет, — засунул в рот себе сигарный окурок.

Ноэл морщится:

— И что же?

Эдди отворачивается.

— Да ничего. Просто надо быть поосторожнее, вот и все.

Ноэл запихивает в рот целую сосиску.

— Ну, с тобой, парень, со смеху помрешь. Ты что, всегда такой веселый в день рождения?

Эдди молчит. Рядом с ним снова присаживается тоска. Он уже к ней привык и весь подбирается, словно освобождая ей место, как для вновь вошедшего пассажира в переполненном автобусе.

Эдди думает о предстоящей ему сегодня работе. Заменить разбитое зеркало в комнате смеха. Сменить крылья на машинах автодрома. Клей, надо заказать еще клея. Эдди думает о тех беднягах в Брайтоне. Интересно, кто у них там главный?

— Когда сегодня закончишь? — спрашивает Ноэл.

Эдди вздыхает:

— Работы будь здоров. Понятное дело. Лето. Суббота.

Ноэл вопросительно смотрит на Эдди:

— Мы можем быть на бегах к шести.

Эдди вспоминает о Маргарет. Он всегда вспоминает о ней, когда Ноэл говорит о бегах.

— Брось ты. Это твой день рождения, — напоминает Ноэл.

Эдди тычет вилкой в остывшую яичницу, которой ему уже не хочется.

— Ладно, — соглашается он.

Третий урок

— Неужто на пирсе было так уж плохо? — спрашивает старуха.

— Я б туда по своей воле не пошел, — вздыхает Эдди. — Матери надо было помочь. А потом одно цеплялось за другое. Годы шли. Так я там и застрял. Нигде больше и не жил. И денег-то настоящих никогда не заработал. Знаете, как это бывает: привыкаешь к месту, люди на тебя начинают рассчитывать, и вдруг просыпаешься утром и никак в толк не возьмешь, то ли это вторник, то ли четверг. Одна и та же занудная работа, аттракционщик ты, точь-в-точь как…

— Твой отец?

Эдди не ответил.

— Строг он был к тебе, — заметила старуха.

— Да… Ну и что? — не глядя на старуху, ответил Эдди.

— Может, и ты к нему был строг.

— Не думаю. Знаете, когда он в последний раз со мной разговаривал?

— Когда в последний раз пытался тебя ударить.

Эдди с изумлением посмотрел на старуху:

— А знаете, какие были его последние слова? «Ищи работу». Ничего себе отец, а?

Старуха закусила губу.

— Но ведь ты пошел после этого работать. Взял себя в руки.

У Эдди все внутри заклокотало.

— Да?! — взорвался он. — Вы-то его не знали!

— Что правда, то правда. — Старуха поднялась с места. — Зато я знаю кое-что, чего не знаешь ты. И похоже, пора тебе это показать.

Руби своим кружевным зонтиком очертила

на снегу круг. Эдди всмотрелся в этот круг и вдруг почувствовал, что глаза его словно вылезают из орбит и начинают сдвигаться сами по себе вниз, по провалу, в какое-то иное время. То, что он увидел, приобретало четкие очертания. Это была старая квартира, где он жил много лет назад. Все в ней просматривалось насквозь.

И вот что увидел Эдди:

Мать, озабоченная, сидит за кухонным столом. Напротив нее Микки Шей. На него страшно смотреть. Промокший до нитки, он не переставая трет лоб и нос. И вдруг начинает рыдать. Мать приносит ему стакан воды, знаком велит подождать, уходит в спальню и закрывает за собой дверь. Снимает с себя туфли и домашнее платье. Достает блузку и юбку.

Эдди видны все комнаты, но он не слышит, о чем говорят эти двое, — только приглушенный звук. Он видит, что на кухне Микки, не обращая никакого внимания на стакан воды, достает из кармана куртки фляжку и начинает из нее отхлебывать. А потом медленно поднимается и направляется к спальне. Открывает дверь.

Мать, полуодетая, изумленно поворачивается к нему. Микки, шатаясь, приближается к ней. Мать натягивает халат. Микки придвигается ближе. Мать инстинктивно вытягивает руку, словно защищаясь от него. Микки на мгновение замирает, но тут же хватает мать за руку, а потом прижимает ее к стене и, наклонившись над ней, обвивает рукой ее талию. Мать корчится, кричит, толкает Микки в грудь, при этом по-прежнему крепко прижимая к себе полы халата. Но Микки крупнее и сильнее ее. Он утыкается небритым лицом ей в подбородок и размазывает у нее по шее свои слезы.

Затем открывается входная дверь, и, весь мокрый от дождя, появляется отец. В руке у него молоток для проковки. Отец бежит в спальню и застает там Микки — тот лапает его жену. Отец орет и замахивается молотком. Микки, схватившись за голову, несется к двери, по дороге оттолкнув в сторону отца. Мать плачет, из ее груди вырываются рыдания, по лицу струятся слезы. Отец хватает ее за плечи. Трясет со всей силы. С нее спадает халат. Они оба кричат. Отец бежит из квартиры прочь, по дороге вдребезги разбивая молотком настольную лампу. Его шаги грохочут по лестнице, и он исчезает в дождливой ночи.

— Что это было? — не веря своим глазам вскрикивает Эдди. — Что все ЭТО,черт побери, значит?

Старуха ничего не отвечает. Она выходит из снежного круга и чертит новый. Эдди старается не смотреть на него. Но не может удержаться. Он опять летит в провал, чтобы стать свидетелем новой сцены.

И вот что он видит:

На дальнем конце «Пирса Руби», выдающейся в океан узкой дамбе — ее еще называли «дальней точкой», — бушует гроза. Небо иссиня-черное. Дождь льет как из ведра. Микки Шей, ковыляя, подходит к самому краю дамбы. Он падает на землю. Тяжело дышит. Несколько секунд лежит на спине. Лицо его обращено к темному небу. Микки перекатывается под перила и падает в воду.

И тут появляется отец Эдди, он мечется из стороны в сторону, все еще с молотком в руке. Он хватается за перила, вглядываясь в океан. Дождь под порывами ветра хлещет косыми струями. Одежда отца насквозь промокла, кожаный ремень с инструментами почернел от дождя. Вдруг ему что-то мерещится в волнах. Он останавливается, сбрасывает с пояса ремень, стаскивает с ноги ботинок, пытается снять второй, отчаявшись, протискивается под перила и неуклюже плюхается в пенящийся океан.

Микки в полубессознательном состоянии качается на бушующих волнах; изо рта еп то и дело выплескивается желтая пена. Отец Эдди плывет к нему — с криком, который уносит ветер. Хватает Микки. Микки отталкивает его. Отец отпихивает его руку и снова хватает его. Дождь лупит по ним под небесные аплодисменты грома. Оба они дико бьют руками и ногами по воде.

Отец Эдди хватает Микки за руку и закидывает ее себе через плечо, Микки заходится кашлем. Отец Эдди уходит под воду, выныривает, обхватывает рукой тело Микки и разворачивается в сторону берега. Отталкивается ногами. Они движутся вперед.

Волна отбрасывает их назад. Потом вперед. Океан колотит по ним, с безумной силой обрушиваясь на их тела, но отец Эдди, ударяя ногами по воде и ежесекундно смаргивая, чтобы лучше видеть, крепко прижимает к себе Микки.

Они вдруг оказываются на гребне волны, и она рывком бросает их к берегу. Микки стонет и хватает ртом воздух. Отец Эдди вновь и вновь выплевывает соленую воду. Кажется, этому не будет конца: низвергающийся ливень, бьющая по лицу белая пена и двое мужчин, кряхтящих и стонущих, из последних сил сражающихся с водой. И наконец огромная, в завитках, волна подбрасывает их и выкидывает на песок. Отец Эдди, выкатившись из-под Микки, обхватывает его и крепко прижимает к себе, чтобы Микки волной снова не унесло в море. И как только волна откатывается, он рывком тянет его на себя и тут же, с открытым, полным песка ртом, теряя сознание, падает навзничь.