Пятеро в лодке, не считая седьмых
Шрифт:
– Вот жалость-то!..
– огорчился другой.
– Зря, выходит, бежали... Ну хоть благослови, святый отче!
Шерхебель благословил, и русичи, сокрушенно покачивая кудлатыми головами, исчезли в февральской чаще. Шерхебель наклонился над лежащим и осторожно выдернул обе стрелы.
– Интернационализм проповедовали?
– сочувственно осведомился он. Или построение социализма в одном отдельно взятом удельном княжестве?
Чертослепов вздрогнул, присмотрелся и, морщась, сел.
– Зря вы в такой одежде, - недружелюбно
– Вот пришьют нам из-за вас религиозную пропаганду... И как это вам не холодно?
– Ну если на вас навертеть пять слоев парчи, - охотно объяснил Шерхебель, то вам тоже не будет холодно.
– Мародер...
– безнадежно сказал Чертослепов.
– Почему мародер?
– Шерхебель пожал острыми монашьими плечами. Почему обязательно мародер? Честный обмен и немножко спасательных работ...
В третий раз затрещали кусты, и на изрядно уже истоптанную поляну косолапо ступил Афанасий Филимошин, неся на закорках бесчувственное тело Альбастрова.
– Будя, - пробасил он, сваливая мычащего электрика под зазвеневший, как люстра, куст.
– Была Рязань, да угольки остались...
– Что с ним?
– отрывисто спросил Чертослепов, со страхом глядя на сизое мурло Альбастрова.
– Не замай, - мрачнея, посоветовал Афанасий.
– Командира у него убило. Евпатия Коловрата. Какой командир был!..
– С тех самых пор и пьет?
– понимающе спросил приметливый Шерхебель.
– С тех самых пор...
– удрученно подтвердил Афанасий.
Электрик Альбастров пошевелился и разлепил глаза.
– Опять все в сборе...
– с отвращением проговорил он.
– Прямо как по повестке...
И вновь уронил тяжелую всклокоченную голову, даже не осознав, сколь глубокую мысль он только что высказал.
За ледяным переплетом мелких веток обозначилось нежное бежевое пятно, и, мелодично звякнув парой сосулек, на поляну вышел безукоризненно выбритый капитан Седьмых. Поприветствовал всех неспешным кивком и направился прямиком к Чертослепову.
– Постарайтесь вспомнить, - сосредоточенно произнес он.
– Не по протекции ли Намазова была принята на работу машинистка, перепечатавшая ваш отчет о мероприятии?
Лицо Чертослепова почернело, как на иконе.
– Не вем, чесо глаголеши, - малодушно отводя глаза, пробормотал он. Се аз многогрешный...
– Ну не надо, не надо, - хмурясь, прервал его капитан.
– Минуту назад вы великолепно владели современным русским.
– По моей протекции...
– с надрывом признался Чертослепов и обессиленно уронил голову на грудь.
– Вам знаком этот документ?
Чертослепов обреченно взглянул.
– Да, - сказал он.
– Знаком.
– Ознакомьтесь внимательней, - холодно молвил капитан и, оставив бумагу в слабой руке Чертослепова, двинулся в неизвестном направлении.
Нежное бежевое пятно растаяло в ледяных зарослях февральского леса.
6
– Ему снабженцем работать,
– Смотрите, это же наш рапорт в верха! Где он его здесь мог достать?
Действительно, в неверных пальцах Чертослепова трепетал тот самый злополучный документ, с которого все и началось.
– О Господи!..
– простонал вдруг замдиректора, зажмуриваясь. Он, наконец, заметил роковую ошибку машинистки.
– В каком смысле - Господи?
– тут же спросил любопытный Шерхебель, отбирая у Чертослепова бумагу.
– А?
– фальцетом вскричал он через некоторое время.
– Что такое?!
Пошатываясь, подошел очнувшийся Альбастров и тоже сунулся сизым мурлом в документ.
– Грамота, - небрежно объяснил он.
– Аз, буки, веди... глаголь, добро...
– Нет, вы только послушайте!
– В возбуждении снабженец ухватил электрика за короткий рукав крупнокольчатой байданы.
– "Обязуемся выгрести к пристани Баклужино в десять ноль-ноль, шестнадцатого, одиннадцатого, тысяча двести тридцать седьмого". Печать, подпись директора... А? Ничего себе? И куда мы еще, по-вашему, могли приплыть с таким документом?
– Что?!
– мигом протрезвев, заорал электрик.
– А ну дай сюда!
Он выхватил бумагу из рук Шерхебеля и вонзился в текст. Чертослепов затрепетал и начал потихоньку отползать. Но Альбастров уже выходил из столбняка.
– А-а...
– зловеще протянул он.
– Так вот, значит, по чьей милости нас угораздило...
Он отдал документ Шерхебелю и, не найдя ничего в переметной суме, принялся хлопать себя по всему, что заменяло в тринадцатом веке карманы.
– Куда ж она к шайтану запропастилась?..
– бормотал он, не спуская глаз с замдиректора.
– Была же...
– Кто?
– Удавка... А, вот она!
Шерхебель попятился.
– Слушайте, а надо ли?
– упавшим голосом спросил он, глядя, как Альбастров, пробуя сыромятный арканчик на разрыв, делает шаг к замдиректора.
– Людишки...
– презрительно пробасил Афанасий, и все смолкло на поляне.
– Кричат, копошатся...
В лопнувшей под мышками кольчуге, в тяжелом побитом шлеме, чужой стоял Афанасий, незнакомый. С брезгливым любопытством разглядывал он из-под нависших бровей обмерших членов экипажа и говорил негромко сам с собой:
– Из-за бумажки удавить готовы... Пойду я... А то осерчаю, не дай Бог...
Нагнулся, подобрал свою железную палицу и пошел прочь, проламывая остекленелые дебри.
Не смея поднять глаза, Альбастров смотал удавку и сунул в переметную суму.
– Слушайте, что вы там сидите?
– сказал Шерхебель Чертослепову. Идите сюда, надо посоветоваться. Ведь капитан, наверное, не зря оставил нам эту бумагу...
– Точно!
– вскричал Альбастров.
– Исправить дату, найти лодку...