Пятикнижие чудес советских евреев
Шрифт:
Картина художника Юделя Пэна. Еврей, который на пепелище сожженного украинскими бандитами еврейского местечка, нашёл только самовар (самовары не сгорают).
Но папина тётя и её окружение помнили о нормальном поведении немцев, занявших Киев в 1918 году, и отказались верить в особую для евреев опасность, раз о ней ничего не говорилось по радио и в газетах. Они были ошибочно уверены в том, что советское государство позаботится о своих гражданах. Вместо них папа по наркоматовскому мандату вывез семью других родственников и ещё несколько семей евреев, которые были благодарны ему всю жизнь. Папина тётя и две её дочери
О том, что вместо реальных специалистов он эвакуировал из Киева 10 посторонних евреев, папа рассказал мне лёжа в больнице после того, как опохмелившийся хирург случайно надрезал и забыл зашить ему желудок во время операции. Сказал он мне это незадолго до своей смерти и под большим секретом. Очевидно, что других служебных прегрешений для личной пользы у него не было за всю его карьеру крупного советского руководителя, и за всю жизнь в тяжелейшие и коварные времена злодейского советского режима.
Эпизод 4. Судьбы Фридманов
После войны две папины двоюродные и почти родные сестры, Майя и Рая Фридман оказались в Риге. У тёти Майи было четверо мужей и не было детей. У тёти Раи родилась дочь Нюся, которая была очень честолюбивой круглой отличницей и правильной комсомолкой, а потом стала убеждённым членом КПСС. На её курсе филологического факультета Рижского университета было два круглых отличника-еврея – ветреный гроссмейстер и будущий чемпион мира по шахматам, Михаил Таль и будущий главный редактор главной комсомольской газеты и нынешний руководитель масс-ме-диа Латвии, Абрам Клёцкин. Нюся выбрала Абрашу. Но детей у них не было потому, что Нюся «хотела пожить для себя».
Старший из пяти детей Фридманов женился на дочери известного киевского педиатра и своего учителя Скловского и унаследовал его практику. Ещё до войны дядя Моня (Эммануил Иосифович Фридман) переехал в Ленинград и стал не только профессором, но и ведущим педиатром СССР. Я сам видел, как он клал на огромную ладонь трёхмесячного младенца и ставил ему диагноз по одному ему известным признакам. У него добивались приёма мамаши с младенцами и маленькими детьми приехавшие аж с Урала или Кавказа.
Как главный педиатр Ленинграда он спас от смерти во время блокады большое количество детей, а сам потерял от голода и цинги все зубы. Он «удостоился» попадания в список из 70-ти подлежащих первоочередному расстрелу евреев, который на листовках сбрасывали с самолётов немецкие фашисты. Во время войны хранение подобной листовки грозило расстрелом. После войны листовка была выставлена в музее «обороны Ленинграда». На почётном втором месте в этом же списке был Лев Закгейм, будущий зять. (Первое место во всех немецких списках «проклятых евреев было зарезервировано за Эренбургом) Через несколько лет после войны некоторые евреи из этого списка решили познакомиться друг с другом. К тому времени дядя Моня и его жена, а моя тётя Лида, имели сына-студента Сашу. А отказавшийся от звания академика замдиректора по науке ведущего в СССР института электроники и электронных приборов
Лев Николаевич (Лэйб-Нейхам) Закгейм имел дочку-студентку и в будущем инженера Лену.
Саша Фридман после двухлетнего блокадного голода до сорокалетнего возраста имел постоянный и неконтролируемый аппетит, особенно на макаронные изделия, но никогда толстым так и не стал. По некоторому внешнему сходству свою жену Лену он звал «Лис», а родившейся у них единственной дочери Ирочке дал кличку «Чучундра». Себя он называл «Бобёр». Их похожесть на этих зверушек была удивительной. Так же, как папа, дедушка и прадедушка, Чучундра стала детским врачом и родила сына Юлика, который тоже мечтал стать врачом-педиатром. Когда в 90-е годы все её друзья-евреи эмигрировали из совдепии, Ирочка осталась, поскольку она «вела» группу умственно отсталых детей и «детский час» на Ленинградском телевидении.
Закгейм был повязан условиями высшей секретности своего института, но знался с Лихачёвым, Мравинским и Ахматовой, т. е. высшим слоем ленинградской интеллигенции. Тем не менее, он и его жена, как и все советские люди «на зарплате», имели в квартире почти напротив консульства США простую фанерную мебель, типовой телевизор, тяжеленный холодильник «ЗИЛ» и переносное радио «Спидола». Сам Закгейм умер ещё при Брежневе, а в 1993 году умерла его
Они нанесли ей и десятилетнему Юлику 17 ударов ножом, по-видимому выпытывая, где их золото, драгоценности и деньги. Но их у них просто не было. Поскольку бандиты украли и могли продать только радио «Спидола», милиция их даже не стала искать. Однако, убийство имело общественный резонанс, и им, хоть и безрезультатно, озаботился сам Петербургский мэр Собчак. А в Нью-Йорке мы попытались оформить для супругов Фридман статус беженцев. Но они сказали, что не хотят уезжать от могил Ирочки и Юлика.
Так закончилась династия замечательных детских врачей, вместе вылечивших тысячи и тысячи российских детей. Через полгода умерла от горя мама-Лис, а ещё через три года умер папа-Бобёр. Все они похоронены на кладбище в Комарово, недалеко от дачи дяди Мони. Похоронены рядом с могилами Закгеймов, Лихачёва и его дочерей, и Анны Ахматовой. А я решил никогда не ездить в ту страну, да и другим не советую туда ездить без особых на то причин.
Через год после смерти Лены семидесятилетний Саша выписал из Вологды свою бывшую студентку или практикантку и тоже педиатра тридцатисемилетнюю Веру с её двенадцатилетним сыном и женился на ней. Жили они дружно целых два года. После смерти Саши Вере осталась большая меблированная трёхкомнатная квартира в Басковом переулке, дача в Комарово с газом и водопроводом, машина с гаражом, и два старинных сундука с пересыпанными нафталином пальто, костюмами, и шерстяными отрезами костюмных тканей, которые остались от дяди Мони.
Эпизод 5. Житомирские родственники
Мозаичное панно судеб советских евреев будет более полным, если представить краткую историю местечковых семей папиных родственников, проживавших до революции в окрестностях города Житомира. После войны папа вспомнил адрес своего дяди и послал ему письмо. Я помню, с какой радостью папа читал ответ, в котором дядя сообщал, что ему уже исполнилось 80 лет, он вернулся назад из эвакуации и по-прежнему содержит себя и своих близких, работая на углу сапожником. В письме он сообщал о бедственном положении других выживших родственников и просил помочь подростку Володе, родители которого во время войны погибли. (Папа так никогда не понял, был ли Володя ему племянником или троюродным или четвероюродным братом.) Чтобы приехать в Москву, нужен был специальный вызов, и папа оформил его. После войны для устройства миллиона физически здоровых полностью или частично осиротевших ребят и подготовки новой армии по всей стране открылись военные училища, где ребята были сыты и обуты и получали высокооплачиваемую по советским меркам профессию офицера. Папа устроил Володю в одно из таких училищ, за что Володя был благодарен ему до конца жизни. Поскольку стаж военной службы стал начисляться Володе с 14 лет, к 40 годам он уже имел право на полную военную пенсию и в чине майора вышел в отставку. С женой и дочерью Володя поселился в родном Житомире и стал работать на небольшом заводе начальником отдела кадров, благо, фамилия у него была похожа на русскую, Бальшин.
Несколько раз во время своих отпусков Володя приезжал к нам в Москву, а в 1986 году прислал письмо с просьбой выслать ему для двух маленьких внуков посылки с лимонами и сгущенным молоком, поскольку их накрыло радиоактивное облако Чернобыля. В 1993 году им всем представилась возможность эмигрировать в Америку, и сейчас я с удовольствием встречаюсь здесь, в Бруклине со своими прежде Житомирскими родственниками. А для Володи Чернобыльское облако через 11 лет отозвалось раком, от которого он и умер. Ещё через семь лет, тоже от рака, умер зять Володи, хороший и добрый работяга Валерий. Это случилось через два года после того, как он в составе других рабочих бригад Нью-Йоркского метрополитена участвовал в ликвидации последствий самолётного нападения арабов-террористов на небоскребы-близнецы Нью-Йорка.