ПяТнА
Шрифт:
“Магией”, – подсказывает Григорий.
– Магией? – повторяю заворожённо. Это слово дарит необыкновенное чувство полёта. Будто одним махом я очутилась в сказке.
– Магия не доказана…
Мне кажется, или в словах Капитана слышится разочарование? Евгений Филиппович одет в гражданское: дутый пуховик и джинсы. И больше он не выглядит таким недосягаемым. Я могу протянуть руку и коснуться его жёстких темных волос. Могу, но не решусь.
– Тащим к Охте? – вмешивается Машка. Она только что переоделась и деловито шнурует берцы. Я от своих оттираю кровь. Сильно
Капитан кивает:
– Да, к мосту. Я бы дал вам отгул, Ритковская, но кажется, вы дел натворите больше, чем во время занятий. Так что соберитесь. За каждую сданную сущность получите дополнительный сухпаёк. За вредность работы.
– Евгений Филиппович, а наличкой никак? – одновременно спрашиваем с подругой. Мы не меркантильные. Просто стипендия в семь тысяч рублей толкает на предпринимательскую стезю.
– Никак. Но не усердствуйте, охота на сущности в одиночку строжайше запрещена. При встрече с ними необходимо вызвать группу экстренного реагирования. Ешьте сгущёнку, девушки.
– У меня жопа от вашей сгущёнки, – вырывается из меня дух мятежа.
Но Капитан пресекает возмущение в зародыше:
– Разговорчики!
Взваливает Кракена на то самое плечо с татуировкой и тащит на улицу. Я закрываю дверь и бегу за ним.
Хорошо, что по пути мы никого не встретили. В нашем подъезде что только не таскали, но бездыханный человек, наверное, вызвал бы вопросы. Совсем небольшие и скромные, но прямиком в полицию.
9. Мы должны это исправить
– И как это тебя угораздило сразу же на сущность нарваться, Ритковская? – Капитан тяжело вздыхает. Нелёгкая это работа – людей по пустырям носить. Кракен свисает с его спины, словно плащ, ручки дёргаются слева направо.
Я хотела взять с собой нож, но Евгений Филиппович строго напомнил, что проносить оружие на Изнанку запрещено. Поэтому идём налегке, в капюшонах, чтобы дождь не заливал за шиворот. И очень хорошо вливаемся в питерскую пасмурность. Именно в такую погоду (октябрь, дождь) и в таком месте (окраина города, пустырь, гаражи, полуразвалившийся завод, старая железная дорога) должны происходить такие тёмные делишки, как наше.
Подвеску предусмотрительно накинула на шею. И теперь Григорий надрывается, заполняя мой бедненький мозг сведениями о головоногом моллюске:
“Кракен – легендарное морское чудовище гигантских размеров, любит темноту и яркие эмоции. Обитает в океане, – тут я бросаю многозначительный взгляд на реку. – В вашем случае – в водоёме. Но большом. Ненасытен, дик, страшен, прилипчив, способностью к речи не обладает. Любит мертвечину…”
Мы проходим под кольцевой автодорогой, опоясывающей Санкт-Петербург. В этом месте она встречается с Охтой. И идти приходится по узкому переходу вдоль одного из столбов моста. Сверху падают тяжёлые капли конденсата. Шаги с гулким эхом вливаются в стук. На другой стороне реки – такие же столбы и похожая лестница к новому спальному району. Вот только с пересечением реки могут возникнуть проблемы.
Периметр защищён трёхметровым забором
Капитан застывает на краю асфальтовой дороги, припорошённой палой листвой. Следующий шаг он сделает на бетон моста через Охту. На другом берегу горит огненно-рыжий лес. Совсем как грива одного нахального Единорога. Я была на той стороне, не так там все выглядит.
На границе стоит мужик и ловит рыбу. Увидев нас, он особого удивления не проявляет. Его больше заботит червяк, выползающий из рук.
– Как клёв? – спрашивает Капитан, показывает удостоверение рыбаку и, дождавшись кивка, входит на мост. А через три шага, не оглядываясь, отводит ладонь назад.
Мы с Машкой нерешительно замираем. С одной стороны, надо бы помочь. С другой, Евгений Филиппович мужик сильный. Сам справится. И дал приказ стоять на месте.
Его спина тускнеет, пока не растворяется в воздухе.
Я рада, что не придётся лезть на Изнанку. Выпавшие из жизни шесть часов немного пугают. И в то же время, будоражат воображение: если остаться в том мире надолго, попадёшь в будущее? Возможно, это наш единственный шанс на путешествие во времени! А мы боимся им воспользоваться!
Мы разглядываем безмятежного охотника на рыбу – он как раз вытащил серого барахтающегося окунька – и переглядываемся между собой. Живое есть, значит Охта не отравлена. Можно попробовать переплыть.
“Ни в коем случае больше домой бездомных бродяг не таскай, – говорит лицо Машки. – И паёк нам этот не нужен. Худеть будем.”
И я с ней согласна. А вот Григорий против:
“Отлично! Первый есть. Я почти у перехода. Унесло меня далековато. Прослежу, чтобы Кракен адаптировался и вернулся в свою привычную среду обитания.”
Когда единорог разговаривает со мной, подвеска на груди разогревается, ещё немного и опалит кожу. Но ожогов пока не оставалось. Ещё очень сильно болит лоб в том месте, где мог бы расти рог. Если у меня такая ломка, то боюсь представить общение подруги с её драконом.
“Нам надо поднапрячься и всех–всех собрать!”
Мне не очень интересно, но в порядке исключения интересуюсь:
– А как много выползло?
Рыбак соизволяет повернуться в нашу сторону, а Машка подносит палец к губам. Ну да, разговаривать с сущностями запрещено.
“Две трети всего населения Изнанки”
– Опа. *Опа. Умеешь ты совратить на мат.
Две пары глаз выпячиваются на меня. А это я себе. И не смотрите так. Удивилась чутка. С кем не бывает? А по количеству это сколько примерно? Каково население призрачной стороны? Что делать серенькие любят, когда гастролируют по нашему миру? Мне бы с единорогом поплотнее пообщаться. Но он, скотина, на связь выходит только эфир позасорять, а на вопросы почти не отвечает.
“Без живых Изнанка тускнеет, умирает. Жизнь – это мы. Ты сама видела во что превращается наша сторона. Мы должны это исправить, – тут же оправдывается конь в моем мозгу. – Меня назначили главным по собиранию душ.”