Пятнадцать ножевых 2
Шрифт:
— Что случилось? Мне Серафима весь мозг маленькой ложкой выела — помоги Давиду, помоги Давиду... А чем? Никто ничего не говорит, тайны мадридского двора...
— Нет никаких тайн, — буркнул парень. — Сессию я завалил. У меня два хвоста плюс военка, к экзаменам не допустят.
Вот это номер.
— Ну ладно, преподу по психиатрии ты с рыбками насолил. Тут все понятно. А еще кто?
— На гинекологии тоже конфликт, Гришечкин меня валил. На «войну» я опоздал... За «хвостовкой» не пошел...
Вот же раздолбай!
— Родители узнают — отец убьет — Давид сел в кровати, закрыл лицо руками. — Позор на весь Сухуми.... Ашхацаву выгнали из института!
Я покивал, задумался. И как тут можно помочь?
— Еще и в армию загребут... — Давид пошарил под кроватью, достал початую бутылку с вином.
— Отдай! Я сказал: отдай! — я вырвал бухло из рук парня, сходил, вылил его в раковину на кухне. Вернувшись, сел за стол, поставил рядом второй стул.
— Иди сюда, будем тебя спасать.
— Все бесполезно, — Ашхацава махнул рукой. — Меня отчислят.
— Давай поборемся, есть идея.
Давид сел рядом, я дал ему лист бумаги, ручку.
— Так, пиши первое заявление. На имя декана. Там мол и так, из-за личных неприязненных взаимоотношений, такие-то преподаватели отказываются объективно оценить мои знания, прошу назначить пересдачу в составе комиссии, пропусков занятий без уважительных причин не имею, текущая успеваемость хорошая.
Парень удивленно на меня посмотрел, но заявление написал.
— Поставь дату, распишись. И сделай копию.
— Зачем?
— Пиши!
Давид написал.
— Теперь еще одно заявление. На имя проректора. Декан Бажанов из-за неприязненных личных взаимоотношений отказывает назначить мне пересдачу зачетов. Прошу разобраться в вопросе и восстановить учебный процесс.
— Написал? Тоже копию давай.
Парень пожал плечами.
— Подотрутся они этими бумажками.... Ну ладно, вот тебе копия.
— Не подотрутся. Пиши в прокуратуру. На лечебном факультете Первого ММИ имени Сеченова за сдачу зачетов вымогают взятки. Прошу разобраться в вопросе и восстановить социалистическую законность.
— Я не буду это писать! — Давид помотал головой — За такое прилетит.
— Не прилетит! Возьмем декана на слабо.
— Бажанова?
— Или его, или проректора. Побоятся связываться. Ты главное, когда будешь копии подписывать, что мол «ознакомлен» — держи другие заявления в руках и ненароком покажи их.
— Да им пофиг...
— Это мне пофиг. Делай как я говорю! Теперь пиши заявление в ЦК КПСС...
Вот тут-то Давида по-настоящему проняло.
— После такого мне хана!
— В армию хочешь? Ну ладно, тебе жить. В Афгане бери дубленки с вышивкой. Хорошо в Союзе идут...
— Каком Афгане?! — Давид запаниковал.
— Ну страна такая, на юге. Мы в ней воюем с пакистанцами, пешаварами всякими... Загоришь, подкачаешься, бегая с автоматом и в бронике по горам... Сделают там из тебя настоящего мужика! Конечно, если жив останешься.
Парень вытащил чистый лист бумаги из пачки, спросил:
— Что писать в ЦК?
Глава 5
Не то что я перестал даже вспоминать про труп чекиста — прекрасно понимал, что не отстанут. Особенно в таком деле. Этим уже вроде должна Генеральная прокуратура заниматься, но от этого легче не становится. Так что ждал.
Утром двадцатого меня встречали с экзамена прямо как туза какого-то: «копейка» защитного цвета стояла у крыльца института. Ясное дело, я на нее внимания не обратил, мало ли какие машины тут стоят с утра пораньше. На тротуар не выезжают, как при развитом капитализме, и ладно. К тому же я был занят: оборонял остатки своего головного мозга от поедания. Нет, ну на кой ляд мне после экзамена выяснять отношения с Шишкиной? Сказал же, времени нет на гулянки — работа и учеба. Нет же — стандартные женские обвинения и требования.
Я проводил взглядом счастливых студентов, не имеющих подобных проблем и вновь повернулся к Лизе.
— Слушай, давай уже после экзаменов. Обещаю, все будет по высшему разряду.
— Кстати, а где ты был позавчера?
— На работе, а что?
— Блин, не посчитала твои дежурства. Заехала к тебе, а там этот орангутан Давид открывает в одних трусах, глазенки трет. И не признается, где тебя найти.
— Учится человек.
С Давидом всё получилось просто великолепно. Николай Николаевич Бажанов, наш декан, вылечил его от депрессии посредством наложения рук. Вернее, одной руки, правой. Именно ею он отвесил представителю княжеской фамилии смачный подзатыльник. После чего порвал все его заявления, включая обращение к Центральному комитету КПСС, позвонил на гинекологию и военным товарищам, и отправил Ашхацаву учиться. А заодно чистить от снега двор военной кафедры. Та что теперь надежда абхазской медицины медленно, но уверенно догоняла одногруппников по трудной тропе экзаменационной сессии.
— Меня не интересует твой дружок, — пошла в атаку Лиза. — Меня интересует, что у нас происходит в отношениях!
— Да все у нас нормально, что ты генеришь?!
Я сделал честные-пречестные глаза.
— Мы редко встречаемся, ты с моим отцом больше общаешься, чем со мной!
— Я тебе обещаю! На зимние каникулы поедем отдохнуть куда-нибудь. Домбай тебя устроит?
Лицо Лизы просветлело:
— Конечно устроит! А ты умеешь кататься на горных лыжах?
Вот тоже мне задачка.
— Научусь, — буркнул я, натягивая шапку. Когда же уже кончатся эти снегопады? Хотелось весны.
— Гражданин Панов? Андрей Николаевич? — оборвал нашу увлекательную беседу суровый мужской голос.
Не то чтобы тональность какая-то угрожающая слышалась — так, тенорок, никаких громовых раскатов, но когда к тебе вот так обращаются, то и фальцет испугать может. Я повернулся. Мужик, чуть за тридцать, в болоньевой курточке классического немаркого цвета и костюме отечественного покроя с чуть топорщащимся пиджаком. Рядом еще один — крупный, усатый, курит папиросу.