Пятнадцать суток для Кинг-Конга

…Козловой кран, удерживавший на крюке огромную оцинкованную бадью с остатками бетона, завывая и тарахтя, понесся в конец пролета. Андрей, сложив ладони рупором, закричал вслед удаляющемуся стальному монстру:

– Эгей, крановщица! Шорникова! Кончай лихачить – премии лишу!...

В это время Богдан Завьялов, бригадир потока, легонько толкнул его в бок:

– Шеф, глянь-ка… Вроде, пополнение к нам…

Божко оглянулся и увидел приближающие к ним две фигуры. Справа был начальник управления персоналом домостроительного комбината Георгий Петрович Байрак, а слева – высокий, кривоногий, широкоплечий старик.

– Здравствуй, Божко! – вальяжный Байрак благородно склонил голову в приветствии и представил ему незнакомца:

– Вот, прошу любить и жаловать, Андрей Николаевич. Пополнение тебе. Кратковременное, правда, пополнение, на пятнадцать суток всего. Но надеюсь – сработаетесь.

Андрей протянул руку незнакомцу:

– Божко Андрей Николаевич, начальник участка. Добро пожаловать.

Старик ответил крепким рукопожатием и красивым баритоном:

– Очень приятно. Терещенко Александр Степанович. Можно просто – Степаныч.

– Ну, работайте. Не стану отвлекать! – Байрак взял под локоток Андрея и, отведя его в сторону, прошептал на ухо:

– Андрюша, ты деда особо не нагружай, пожалуйста. Ему, как-никак, почти семьдесят. Старик чего-то не поделил на рынке с «мажорами», потасовку устроил. А у тех – связи, само собой. В итоге упекли наши славные правоохранительные органы Степаныча - с учетом его почтенного возраста - на пятнадцать суток «нестрогого режима». Будет жить дома, но две недели отрабатывать у нас на комбинате: и волки сыты, и овцы целы. И мажоры довольны, и дед не в камере. И вот еще что: выпить он крепко может. А иногда и в запой уйти. Так что следи за ним.

Роста Степаныч был под метр девяносто. Крепкий, жилистый, и, несмотря на возраст, очень подвижный. Большая голова, убеленная давно не стрижеными копнами волос, держалась на красивой мускулистой шее. Лицо, все в крупных глубоких морщинах было грубоватым, но при этом очень мужественным. Андрей поставил его на участок армирования: новичку следовало подносить со склада пластиковые трубки для электропроводки и монтировать их на формах для плит перекрытия. Через час работы Степаныч подошел к начальнику участка и, глядя в пол, произнес:

– Послушай, начальник, ты бы меня перевел куда-нибудь. Не по душе мне эта бабья нагрузка.

– А хватит ли силенок, Степаныч?

Старик зло блеснул глазами. Видимо хотел выдать что-то обидное, но, проглотив злость, выдавил из себя только одно слово:

– Хватит.

Андрей улыбнувшись, похлопал его по плечу:

– Да ладно тебе, Степаныч, расслабься. Мне ты нужен там, где я тебя поставил. И я сам буду решать, что мне делать на своем участке, окей? – Божко протянул руку старику. Тот кивнул и пожал ее.

На обед все собрались в столовой и принялись под анекдоты громко стучать вилками и ложками. Андрей приподнялся из-за стола и обвел взглядом зал:

– Кто-то новенького видел?

Крановщица, Оля Шорникова, хохотнула:

– В курилке он, «курятиной» питается…

– Это как?

– «Как-как»… Курятой питается – это значит, что курит ваш «молодой специалист»! Ну и работничка нам подогнали, шеф: увидишь такого ночью – три дня спать не сможешь. Кинг-Конг натуральный! – народ захохотал.

Божко поднялся с места, вышел из столовой и направился в курилку. Увидев одинокую фигуру новичка, лениво пускающего сигаретный дым в воздух, Андрей позвал его:

– Слышишь, Степаныч, пошли обедать…

– Не хочу. Я не голоден.

– Пошли!

Степаныч медленно покачал головой:

– Нет. Не хочется.

– Скажи мне, старик, а если бы я сейчас был голоден – ты бы со мной поделился едой?

Тот поднял глаза на начальника участка, несколько секунд молчал, а потом ответил:

– Глупый вопрос... Конечно, поделился бы.

– Тогда поднимайся…

Степаныч снова покачал головой, но потом все же медленно поднялся, и они вместе зашагали в сторону столовой.

Окончив работу, коллектив завода шумной ватагой покинул рабочий корпус и через пять минут люди уже скидывали с себя комбинезоны в раздевалке, готовясь принять душ. Когда Степаныч снял с себя одежду, в мужской раздевалке воцарилось молчание. Андрей в полной тишине услышал чей-то шепот:

– Ого... Народ, гляньте-ка, на Кинг-Конга…

Андрей тоже выглянул из-за своего шкафчика и обомлел. У этого семидесятилетнего старика была фигура пятидесятилетнего атлета. Грудь колесом, великолепно проработанный пресс, без каких-либо намеков на жировые отложения, мощные бицепсы и роскошные широчайшие мышцы спины. По дороге в душевой зал, проходя мимо бригадира Богдана Завьялова, Степаныч неожиданно схватил его правой рукой на пояс, левой – за правую руку и легко, как пушинку, оторвал от пола:

– Хочешь называть меня Кинг-Конгом? Называй, разрешаю. Но так, чтобы я этого не слышал. Я не знаю, что такое Кинг-Конг, но мне не нравится это слово. Понял, сынок?

Застывший в воздухе, и, вмиг побледневший Завьялов, кивнул. Старик поставил его на пол и зашагал в душевой зал. Больше никто не проронил ни слова.

…После работы Божко заехал домой, переоделся, и, прихватив пакет с едой, приготовленный мамой, поехал в больницу. Уже подходя к четвертому корпусу, Андрей с удивлением увидел со спины знакомую фигуру Кинг-Конга: