Шрифт:
...Почту доставили в подразделение сразу после завтрака. Я только-только успел преодолеть путь от походно-полевой кухни до "родной" палатки, как к лагерю, урча и газуя, подъехал грязно-серый, как степной сурок, БТР-60 ПБ. Солдаты, минуту назад медленно, с ленцой раскуривавшие особо сладкие после принятия пищи сигареты, вмиг побросали "бычки" и в считанные секунды плотным кольцом облепили горячий панцирь бронетранспортера...
– Саня, Куликовскому есть что-нибудь?....
– Почтальон, глянь, для Газаряна!...
– А как там Корякову? Посмотри внимательно!...
Ни
– Гм..Товарищ старший лейтенант. Вам это вот...
– Что "это вот", сержант? Выражайтесь по существу!
– Гм...Я грю, корреспонденция Вам...
– и он несмело протянул мне сложенный вчетверо бланк телеграммы. Я быстро развернул ее и почувствовал, как земля уходит из-под ног. На бланке было выбито всего несколько слов, которые делали всю мою дальнейшую жизнь пустой и никчемной: "Артем прости я выхожу замуж ждать тебя больше нет сил не пытайся меня вернуть Лена". Телеграмма выпала из рук.
Ее поднял с земли командир роты капитан Липаткин:
– Что тут у тебя? Что-то дома стряслось? Можно прочитать?
– Читайте, Александр Васильевич!
– процедил я сквозь зубы и отвел взгляд, чтобы не видеть его неприятную физиономию. Липаткин прибыл в нашу часть две недели назад и сразу же не понравился всему офицерскому составу. Анекдотов свежих не привез, водку не пил, запретил командирам взводов "тыкать" ему в присутствии рядового состава и т.д. и т.п. и пр.. И я ждал удобного момента, чтобы перевестись в любое другое подразделение.
Пробежав глазами текст телеграммы, он пожал плечами и протянул мне бланк: "Забери. А лучше порви и забудь. И не переживай зря. Если женщина не может дождаться мужа с войны - какая она женщина?"
Я схватил его за грудки, но он уперся в меня таким испепеляющим взглядом, что мне пришлось тут же разжать пальцы:
– Старший лейтенант, ты отдавай отчет своим действиям... Будь сейчас здесь замполит - трибунала тебе не миновать. А теперь собери командиров отделений и дай команду получить боеприпасы. Через час - марш. Выполнять!...
...Комбат приказал к 11:00 прибыть и сосредоточиться на на южном склоне высоты "202.4". В ожидании команды "Вперед!" ротная колонна из десяти БМП выстроилась зеленой бронированной цепью вдоль высоты "Огурец". И когда до команды о начале марша оставались считанные секунды, я со своей командирской "сидушки" толкнул механика-водителя в спину:" Встал! Займи мое место! Я сам поведу машину!".....
...Я выжимал из боевой машины пехоты все "соки". Она летела по бескрайней степи, как легкий и юркий кораблик, гусеницами вздымая за собой огромную завесу непроницаемо-серого облака пыли. Я ворвался на высоту "202.4", с ходу, не сбавляя скорости перемахнул через бугорок, круто развернул 13-тонный "кораблик" и резко ударил по тормозам. Клюнув "носом" землю, БМП встала, как вкопанная. По команде "к машинам" личный состав покинул броню, и вдруг я увидел, что все, как один, потянулись к кормовой части моей боевой машины. Я спрыгнул на землю и направился туда же, куда почему-то направился весь личный состав роты и где уже образовалась приличная толпа. Легонько растолкав солдат и офицеров, я обомлел. Прямо за моей БМПэшкой, метрах в десяти от нее, был родник. Мы дважды сосредотачивались на этой площадке и оба раза вдоволь наслаждались его вкуснейшей ледяной водой. Родник тонкой струйкой вытекал из небольшой расщелины, спускался по крутому бугорку, и, попав в трехметровый лоток, безупречно ровно выложенный крупной, отполированной, ослепительно белой галькой, весело журчал набравшим силу и уверенность прозрачным потоком. Чьи-то заботливые руки сотворили настоящее чудо посреди этого палящего степного зноя и этой картиной можно было любоваться вечно.
Но...это все было живо минуту назад. А теперь передо мной вместо сказочного живого пейзажа, было грязное, булькающее, беспорядочное месиво, беспардонно перепаханное гусеницами моей БМП. Все молчали.
Я снял шлемофон и промокнул лицо рукавом гимнастерки:
– Мужики, сам не знаю, как вышло... Забыл совсем, что здесь родник...
Сто десять пар глаз уперлись в меня негодующими взглядами. Стояла мертвая тишина, слышно было лишь, как трещат кузнечики в траве , да булькает грязная, перепаханная жижа под ногами.
Тишину нарушил капитан Липаткин:
– Ты бы лучше голову в подразделении забыл... Кто позволил тебе занять место механика-водителя?
Я промолчал. Липаткин подошел вплотную к тому месту, где минуту назад журчали чистые струи, поиграл желваками и вдруг глаза его повлажнели, а голос дрогнул:
– Родник...А ведь есть что-то в этом слове от слова "Родина"...Разгильдяй! Мальчишка! Какую красоту загубил!
Я в сердцах бросил шлемофон на землю:
– Да что я, нарочно, что ли?! Ну случилось так! Товарищ капитан, дайте мне час времени, я все приведу в порядок.
Липаткин криво усмехнулся:
– Ага...Щщас! Час ему дайте!...Очнись! Ты вероятно забыл, что ты - командир взвода разведовательной роты гвардейского мотострелкового полка, что мы совершаем марш, и что привал всего 15 минут. Приказываю проверить наличие личного состава, оружия, боеприпасов и в течение 10 минут доложить мне. Выполняйте!
– Есть...
Доложив Липаткину о наличии личного состава, я добавил в конце:
– Товарищ гвардии капитан, я не желаю больше служить в роте, которую возглавляет такой офицер, как Вы. Завтра подам Вам рапорт о переводе и прошу Вас подписать его незамедлительно.
Липаткин криво усмехнулся:
– Это что же я, как командир, делаю не так, товарищ старший лейтенант?
– Не важно. Я просто не уважаю Вас и не считаю нужным служить под Вашим началом.