Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня

Гудкайнд Терри

«Тук-тук-тук», выстукивали сапоги мастера Спинка, когда он приблизился к Несану.

– Но хакенское войско не соизволило пройти мимо этих простых людей. С хохотом и воем они обратили против добрых андерцев свой Домини Диртх.

Кто-то из девушек ахнул. Другие зарыдали в голос. Несану тоже стало нехорошо, пересохло во рту. Он не удержался и всхлипнул, представив жуткую смерть этих добрых людей. Жители гор за прошедшие недели стали его добрыми друзьями. Он знал имена их жен, родителей и детей.

– И пока жестокие хакенские ублюдки в красивых мундирах смеялись

и веселились, – Несан видел, как сапоги учителя замерли прямо возле него, – пробил Домини Диртх, срывая плоть с костей этих добрых людей.

Женщины – даже и многие мужчины – громко всхлипывали, выражая свою скорбь. Несан ощутил на своем затылке взгляд темных глаз мастера Спинка.

– Крики несчастных андерских крестьян вознеслись к андерскому небу. Это был их предсмертный крик, а тела их рвали на части при помощи безжалостного оружия, Домини Диртх, прекрасно одетые, веселящиеся хакенские орды.

Какая-то пожилая женщина вскрикнула от ужаса. Мастер Спинк по-прежнему стоял над Несаном. В этот момент Несан уже не гордился своей ливреей гонца, как тогда, когда остальные встретили его появление на собрании изумленным шепотком.

– Я вижу, ты получил красивую форму, Несан, – произнес мастер Спинк таким тоном, что у Несана кровь заледенела в жилах.

Он знал, что от него ждут ответа.

– Да, господин. Хотя я был ничтожным хакенским поваренком, господин Кэмпбелл по доброте своей дал мне работу гонца. Он хочет, чтобы я носил эту форму, чтобы все хакенцы видели, что андерцы помогают нам стать лучше, чем мы есть. Он хочет, чтобы гонцы производили хорошее впечатление, помогая ему разносить по миру слово об отличной работе министра культуры во благо нашего народа.

Мастер Спинк отвесил Несану подзатыльник, от которого тот слетел с лавки.

– Не смей огрызаться! Меня не интересуют твои хакенские оправдания!

– Прошу прощения, господин. – Несан знал, что подниматься с четверенек не стоит.

– У хакенцев вечно найдутся оправдания! Ты одет в красивую форму, в точности как те жестокие хакенские правители, и наслаждаешься этим так же, как они, и при этом пытаешься сделать вид, что это не так.

И по сей день мы, андерцы, жестоко страдаем от бесконечной хакенской ненависти! Каждый взгляд хакенца это безусловно подтверждает. Нам никогда не избавиться от этого. Всегда найдутся хакенцы в форме, которую они с удовольствием носят, чтобы беспрестанно напоминать нам о хакенских владыках.

Ты доказал порочность своей натуры, пытаясь оправдать то, чему оправдания нет и быть не может, – твою эгоистичную наглость, самодовольство и гордыню. Все вы жаждете стать хакенскими владыками. И мы, андерцы, вынуждены ежедневно терпеть это хакенское издевательство!

– Простите меня, мастер Спинк. Я виноват. Я надел это из гордости. Я виноват, что позволил моей мерзкой хакенской натуре одержать верх.

Мастер Спинк недовольно хмыкнул, но продолжил урок. Зная, что заслужил худшего, Несан был счастлив, что так легко отделался. И облегченно вздохнул.

– Когда мужчины погибли, женщины и дети в деревне остались беззащитными.

Сапоги снова застучали

«тук-тук-тук», когда учитель принялся выхаживать между скамейками. На которых сидели хакенцы. Только когда он отошел на значительное расстояние, Несан осмелился встать с четверенек и снова сесть на скамью. В ушах звенело совсем как тогда, после оплеухи, отвешенной ему Беатой. Слова мастера Спинка едва прорывались сквозь ревущий звон.

– Будучи хакенцами, они, естественно, решили двинуться в деревню, чтобы поразвлечься на свой гнусный манер.

– Нет! – вскрикнула сидевшая в заднем ряду женщина и расплакалась.

Заложив руки за спину, мастер Спинк продолжал вышагивать, не обращая на нее внимания. Такие выкрики случались частенько.

– Хакенцы, желая развлечься и попировать, вошли в деревню. Им хотелось немного жареного мясца.

Кое-кто из сидевших попадал на колени, дрожа от страха за тех, с кем за эти недели так хорошо успел познакомиться. Заскрипели скамьи, Несан тоже преклонил колени.

– Но, как вы знаете, это была небольшая деревушка. Перерезав весь скот, хакенцы поняли, что этого мяса им будет мало. Хакенцы есть хакенцы, и выход из положения искали не долго. Они схватили детей.

Больше всего на свете Несану хотелось, чтобы урок закончился. Он был не в силах слушать дальше. Похоже, кое-кто из женщин думал так же. Они рухнули лицом на пол, рыдая и моля добрых духов охранить несчастных невинных убиенных андерцев.

– Все вы знаете, как звали этих детишек. Сейчас каждый из вас назовет мне по одному имени, чтобы мы не забыли об этих молодых жизнях, отнятых столь безжалостно. Каждый из вас назовет мне одно имя ребенка из этой деревни – девочки или мальчика, – заживо зажаренных на глазах у их матерей.

Мастер Спинк начал с последнего ряда. И каждый, на кого он указывал, называл имя, причем большинство вслух молили добрых духов не оставить души этих детей. Прежде чем отпустить аудиторию, мастер Спинк подробнейшим образом описал, что испытывали сжигаемые заживо дети, их крики и боль и как долго дети умирали. Сколько времени потребовалось, чтобы зажарить их тела.

Это было столь чудовищно, что в какой-то момент, буквально на мгновение, Несан впервые усомнился в правдивости этой истории. Он представить себе не мог, что кто-то, пусть даже жестокие хакенские владыки, мог сотворить такое.

Но мастер Спинк – андерец. Он не станет лгать. Уж во всяком случае, не в такой важной вещи, как история страны.

– Поскольку уже поздно, – сказал мастер Спинк, когда все были опрошены, – мы оставим до следующего урока рассказ о том, что сделали хакенские завоеватели с женщинами деревни. Возможно, детям повезло, ибо они уже не увидели, что творили хакенские извращенцы с их матерями.

Когда их отпустили, Несан вместе с остальными бросился к дверям, довольный, что урок на сегодня закончен. Никогда он еще так не радовался холодному ночному воздуху. Его бросало то в жар, то в холод, в голове крутились картины чудовищной гибели андерских детишек. Прохладный ветерок охладил горящее лицо. Он вдохнул холодного чистого воздуха.