Пятьсот дней на Фрайкопе
Шрифт:
– Давай ты сегодня поднимешься за Джироламо, а я возьму на себя всех остальных, – брови Оллибол поползли вверх, точно тянущиеся друг к другу ладони перед молитвой. – Меня уже довело проклятое белье, я боюсь, что буду злиться на него. А ты просто идеал спокойствия. Я подежурю потом за тебя…
Таких «потом» у Оллибол накопилось на целый месяц круглосуточных дежурств, но Рин эту просьбу ожидала, она уже внесла ее в свой невидимый список запланированных действий. За год она выстроила свою жизнь заново, каждая мелочь нуждалась в изменении, каждая деталь была новой, а Рин парализовывало все новое до тех пор, пока оно не становилось
Двенадцать шагов по лестнице, пять шагов до следующей и снова двенадцать ступеней наверх, тридцать шагов по коридору, поворот и пятнадцать шагов до комнаты Джироламо. Все в этом доме теперь вписывалось в рамки привычного и понятного, ведь Рин угробила на это год жизни, все отныне было просто и предсказуемо… кроме него.
Рин всегда стучала в комнату Джироламо четыре раза, не три, как ко всем остальным, словно один лишний удар в дверь мог оттянуть момент встречи с больным. С ним все и всегда выходило из-под контроля, а Рин лихорадило, когда что-то шло не по плану, потому что «не по плану» – значит опасно, а «не по плану» с магом, потерявшим рассудок, «опасно» приобретает масштабы катастрофы. В одном исследовании о выжженных магах говорилось о том, что в каждом из них есть остаточный запас силы и при чрезмерном возбуждении они могут эту силу направить. В любой момент дом милости мог взорваться, если бы Джироламо дошел до своего эмоционального пика. Рин выдохнула, она здесь в роли огнетушителя.
– Доброе утро, Джироламо.
Открыть дверь, закрыть дверь, снова открыть дверь.
Первое – нужно убедиться, где находится больной и собирается ли напасть.
Джироламо мирно сидел в коляске, и слюна тянулась в раскрытую ладонь. Рин сложно было поверить, что этот человек когда-то был магом, что когда-то он касался источника, плел узоры заклинаний, да хотя бы просто умывался, ел и причесывался сам.
Второе – проверить ловушку для снов в бестолковой надежде обнаружить там хоть что-нибудь.
Ничего.
Третье – посмотреть в окно – туман.
Четвертое – повторить приветствие.
Пятое – решиться подойти к коляске.
Это раньше, когда Рин была полной идиоткой, она начинала утро Джироламо с того, чтобы расчесать ему волосы, похожие на птичье гнездо. Приличные люди не ходят с такими волосами, а, даже если человек потерял рассудок, ему просто необходимо оставаться приличным. Для этого здесь и живет Рин.
Но расчесать Джироламо – все равно, что с самого утра объявить себе войну и бросить саму себя в эпицентр непредсказуемого. Он всегда дрался, кусался, швырял в нее предметы, падал с коляски. В конце концов, между приличием и безопасностью Рин выбрала второе.
Умывать, расчесывать и менять ему рубашку по утрам нельзя. Все, что можно, – катить его вниз, кормить и поить.
Оллибол ладила с ним гораздо лучше Рин, но частенько теряла самообладание, а Рин готова была терпеть, терпеть и терпеть. Этому она научилась на родине в роли изгоя общества.
Рин тяжело вздохнула и мягкой, но уверенной поступью двинулась к Джироламо. Ложь начиналась здесь, в ее шагах.
– Я сейчас покачу тебя вниз. Завтрак уже готов. Все, как ты любишь.
Оллибол поначалу говорила: нельзя допускать того, чтобы больной диктовал сотрудникам дома милости, что им готовить или во сколько объявлять отбой. Это она, наивная, так рассуждала после университета, пока не столкнулась с суровой реальностью в лице Джироламо.
В этом несчастном доме слишком многое зависело от настроения одного больного.
– Кофе? – Рин в тот момент напомнила себе сапера.
Джироламо оторвался от слюны, образовавшей на линии жизни лужицу, уткнулся взглядом в правое плечо Рин (просто потому что не попадал ей в глаза), а затем сжал руку в кулак и с агрессией стукнул по поручню коляски.
– Значит, сегодня чай.
Снова удар по коляске, сопровождаемый враждебным мычанием.
– Чай с молоком.
Джироламо опустил взгляд, раскрыл ладонь, и снова изо рта потянулась слюна, значит, можно его катить.
Второй глоток кофе Рин позволяла себе лишь после того, как все подопечные будут за столом, но, главное, лишь после того, как Джироламо оценит завтрак. Потому как, если он не оценит, ни одному живому существу, в рассудке оно или нет, и в голову не придет что-то там есть или пить.
Завтрак понравился, все сидели за столом, Оллибол бодро рассказывала пациентам о прелестях наступившего дня, а Рин сделала второй глоток.
Утро началось отлично. А ведь это было утро среды.
Глава 2. Список покупок, минусы и сгустки.
По средам в обязанности Рин входила закупка необходимых дому продуктов. Еще каких-то три месяца назад этим занимался Лью, и Рин всегда писала ему списки, но стажировка Лью закончилась, и он уехал на свой фрагмент.
Взять с собой передвигающуюся тележку, надеть жилетку социального работника – настоящее спасение для инфамов от агрессивных элементов на улицах города, взглянуть в зеркало – на удачу, поправить платок на шее, поправить платок на шее, поцеловать мамин перстень и выйти в туман.
Фрайкоп – один из десяти фрагментов расколотого мира, скалистый многоярусный остров в туманном коконе. Рин он не понравился с первого взгляда, но она заставила себя увидеть в этом городе хоть что-то, что можно было занести в колонку плюсов.
Конечно, и минусов было полно…
Гораздо больше, тут и скрывать нечего.
Первый – холод и слишком высокий уровень тумана.
Другое дело на родном Кальсао… Рин подходила к обрывам фрагмента и смотрела вниз на белесую бездну, Кальсао висел над туманом, как пестрая детская игрушка над колыбелью. А здесь же бездна сама вылезала на дорогу, щупальцами расползаясь по мостовым, смотрела сверху, покрывая собой шпили пожирающих друг друга замков, поэтому Рин считала местный туман коконом.
Вообще, она любила описывать места, события и людей одним лишь словом, так, чтобы сразу все было понятно.
Туман в Кальсао – колыбель, и не нужно объяснять, что, знакомый с детства, он казался ей вполне безопасным, у него были свои принципы: не тревожил людей, не путался под ногами.
Туман во Фрайкопе – кокон, и не нужно объяснять, что он зловещий, замкнутый, а сам Фрайкоп – вовсе не будущая бабочка.
Тридцать шагов вдоль узкой обрывистой тропы, поворот направо и мостовая, где туман достает до щиколоток. Семьдесят пять шагов прямо. Справа лавка доктора Ибса, здесь нужно купить успокоительное (на обратном пути). Слева цветочный магазин; сегодня день рождения у Мэли, одной из пациенток; нужно купить букет из фиалок (на обратном пути). Справа кофейня, слева мастерская башмачника, забрать туфли Оллибол (на обратном пути). Справа церковь, слева заброшенный банкетный зал.