Пятьсот дней на Фрайкопе
Шрифт:
Рин не успела написать даже приветствия, когда послышался истошный вопль Оллибол, грохот перевернувшейся коляски, визг больных – на третьем этаже драка. Очередная.
Все же, когда Лью был здесь, все было гораздо проще.
Надеть колпачок на ручку, снять колпачок, надеть колпачок. Выключить свет в комнате, включить и снова выключить.
К визгу и улюлюканью больных присоединилось злое мычание, Оллибол снова выкрикнула имя Рин.
Закрыть дверь и снова открыть, закрыть и открыть, закрыть.
Да, Рин могла бы побежать, бросив все на свете,
Просто приличные люди не сдаются.
Рин открыла и закрыла дверь в пятый раз и, удостоверившись, что комната действительно заперта, бросилась разнимать бывшую разведчицу и того, кого Оллибол опрометчиво назвала пустотой.
Глава 5. День рождения, предсказания и виноград.
Уж кто-кто, а Рин не была создана для драк. Приличные люди решают возникшее недопонимание цивилизованно – словами.
«Мамочка, сегодня была очередная драка. Все закончилось благополучно, ты только не переживай, мы с Оллибол навели порядок».
И все-таки дом милости был единственным местом в мире, где Рин замечали, где ее жизнь имела смысл и где, что уж там говорить, она чувствовала себя почти избранной. Будучи маленькой девочкой, Рин загадала желание – работать в окружении магов. Сбылось.
«Все в порядке, но мне выбили зуб. Я пошла в лавку доктора Ибса и ждала в течение двух часов, пока он с помощью заклинаний вырастит точно такой же, как мой, но искусственный. А потом еще полчаса он его внедрял в десну. Смотрю в зеркало и разницы не вижу. Так что все действительно хорошо».
Каждую ночь перед днем рождения дверь во сне открывалась чуть шире, позволяя тьме поглотить часть комнаты Рин, в которой она неподвижно стояла… ни шагу вперед…
«Ты всегда говорила мне, что дверь в сновидения мне пригодится. Что мир снов – отдельное искусство магии. Может, это правда так… Я люблю тебя. Спасибо, что подарила мне жизнь. Завтра мы будем говорить по телефону, а письмо уже будет лететь к тебе».
На Кальсао девчонки любили собирать туман в бутылки и смотреть, какие узоры окажутся внутри. Трактовал каждый по-своему, старались, конечно, предсказывать только хорошее. Но Мау поступила очень неприлично: предсказала Рин, что та потеряет способность принимать искру к двадцати годам. А потом все хором засмеялись, потому что Рин и так этого не умела.
Мама успокаивала ее тогда полночи. Насобирала сама туман в бутылку и увидела другое: «А знаешь, что вижу я, Рин? Свой двадцатый день рождения ты встретишь с лучшим другом!»
На Кальсао у Рин не было друзей. На Фрайкопе появилась Оллибол. Значит, мама была права. Но и Мау тоже.
Выключить будильник, заправить кровать, почистить зубы и умыться, разгладить покрывало, надеть форму, уложить волосы, положить расческу на стол, взять расческу со стола, положить расческу на стол, разгладить покрывало, надеть мамин перстень, прочитать молитву, поцеловать перстень, посмотреть в окно – туман… Снова разгладить покрывало.
Мама была права. Но и Мау тоже.
Включить свет, выключить, снова включить. Поставить четыре чайника, заняв все конфорки. Вручить белую буханку в механические руки хлеборезки, достать пакетики с кашей, проверить, включены ли все четыре конфорки, вернуться к пакетикам, посмотреть в окно – туман.
Зазвонил телефон. Мама не звонит так рано: она знает, что в это время Рин готовит завтрак.
– Алло?
– Дом милости на восточном краю?
– Да-да.
Со второго этажа послышался крик Оллибол: «Мэли обмочилась, Рин! Помоги здесь!»
– Вас вызывают в департамент социальной помощи. Сегодня в пять часов вечера.
И гудки.
Еще мгновение, полное пустоты и тишины, трубка была прижата к уху.
– Туманова мать! Иди же сюда!
Рин подошла к плите, выключила конфорки, включила и снова выключила. И побежала на второй этаж. «Хорошо, что хлеборезка отключается сама» – мелькнуло где-то между пятой и шестой ступенями.
– Оллибол! Звонили из департамента! Вызывают срочно… Они, наверное, узнали о ловушках, о том, что мы плетем воспоминания…
Оллибол застыла с мокрыми штанами Мэли в руках.
– Не может быть… Глупости это все.
– Только что звонили. Я пойду, они проверят меня и увидят, что я не обладаю магическими способностями.
– Глупости это, Рин. Если бы знали, приехали бы сюда с проверкой. Я пойду, а ты посидишь с ними.
– Одна со всеми и Джироламо?
– Да ты справишься. Помоги лучше с Мэли.
Завтрак, прогулка, обед и оставшиеся часы до отъезда Оллибол были полны тишины, какая бывает только перед грозой. Никогда еще Рин не оставалась одна со всеми.
– Не переживай, Рин. Сегодня все ведут себя так хорошо. И Джироламо затих, – Оллибол повязала красный шелковый шарф на шею, накрасила губы, поправила прическу перед зеркалом, словно не понимала, что затишье Джироламо не значило ровным счетом ничего. – А я вернусь с бутылочкой вина, после отбоя отметим твой день рождения.
– Я не пью.
– Хватит быть такой скучной, это невыносимо!
– Пожалуйста, возвращайся поскорее.
– Да все будет хорошо! Ты справишься. А если и нет… – Оллибол задумалась.
– А если нет…
– Если кто-нибудь угробится за время моего отсутствия, это халатность департамента! У нас нехватка рабочих рук! Ни директора! Ни третьего помощника! Мы тут как козы в тумане! И они умудряются вызывать одну из нас к себе. Все, Рин. Будь смелой. И вот что, в чайную смесь я добавила успокоительного. Знала, что ты будешь против, поэтому все сделала сама. Они будут сегодня ангелочками.