Пятый постулат
Шрифт:
— Благородный Весьямиэль, доволен ли ты нашим гостеприимством? — спросили сзади, и он, развернувшись, учтиво поклонился.
— Твоё гостеприимство, о Повелитель, выше всяческих похвал, — произнес он. — Благодарю тебя.
Взгляд Гадэля почему-то остановился на его камзоле, там, где был вышит герб рода зи-Нас'Туэрже. Казалось, эльф что-то напряженно обдумывает.
— Надеюсь, ты достаточно отдохнул, чтобы поведать нам о своих странствиях? — осведомился наконец Повелитель. — Если так, прошу, пройдем в беседку, нам подадут прохладительные напитки, и ты сможешь удовлетворить наше любопытство!
— С превеликим удовольствием, —
Разумеется, Оливьель тоже оказалась тут, густая растительность, завившая беседку, отбрасывала зеленоватую тень на ее надменное лицо. Нет, не тень, присмотревшись, понял Весьямиэль. Кожа эльфийки действительно отливала зеленью, и у Повелителя, если присмотреться, тоже. "Ого! — усмехнулся про себя Весьямиэль. — Мне повезло! Встретить наивысших из высших светлых эльфов — это ли не честь для смертного?"
Среди светлых эльфов имелось немало разных семейств, но одно пользовалось набольшим почетом и уважением: то, что вело свой род от Великого Древа, как считали эльфы, и были благословлены им. Именно поэтому их кожа была зеленоватой — благородная зеленая кровь, сок Великого Древа тёк в их жилах! Весьямиэль слышал, их осталось не так уж много…
Повелитель расспрашивал, а он отвечал. В общем-то, не приходилось даже слишком много лгать: в мирах, где правили эльфы, бушевали те же страсти, что и в людских, а потому Весьямиэль говорил о придворных интригах, заговорах, предательствах и войнах, отмечая, каким завистливым и горестным огоньком начинают гореть глаза Повелителя — он-то был лишен всего этого уже очень и очень давно! Да и Оливьель приметно загрустила, слушая об императрице и ее фаворитах, балах, охотах и прочих придворных развлечениях… И пускай бы грустила, лишь бы не пыталась проверить снова, был он близок с Машей или нет! Пока вроде бы она таких попыток не предпринимала.
— Скажи, благородный Весьямиэль, — произнес вдруг Повелитель, — этот знак на твоей груди, что он означает?
— Это герб моего рода, о Повелитель, — пояснил тот. Чем, интересно, он заинтересовал Гадэля?
— Удивительный герб, — проговорила Оливьель. — Что он означает?
— С ним связана легенда, — улыбнулся Весьямиэль. — Когда-то на гербе моего рода была изображена одна лишь змея, как символ мудрости, жестокости и хитрости, и, должен сказать, предки мои вполне соответствовали выбранному знаку. Один из древних моих прародителей был близким другом императора. Однажды на пиру он заподозрил неладное — слишком странно вел себя еще один приближенный, и когда император поднял чашу, чтобы осушить ее до дна, как полагается по обычаю, открывая пир, мой предок выбил ее у него из рук. Его едва не обезглавили на месте, но император был мудр, он унял гнев и выслушал друга. И когда проверили, что же было в чаше, оказалось, что в вине содержался смертельный яд, поднесенный тем, другим приближенным. Поэтому, — закончил Весьямиэль, — обезглавили его, а предку моему император в знак благодарности пожаловал добавление к гербу — чашу. Теперь змея обвивает чашу, тем самым показывая, что она всегда настороже и заметит отраву.
— Какая изумительная история! — ему показалось, что Оливьель стала глядеть на него более благосклонно.
— Однако, — счел необходимым добавить Весьямиэль, — есть и другой вариант этой легенды. Просто мой предок был преданнейшим спутником и собутыльником императора, и как-то раз тот в шутку велел ему добавить на герб чашу — дескать, даже змею можно упоить допьяна.
"Кстати, и не особенно разберешь, что змея делает — пьет или извергает выпитое", — добавил он про себя.
— Такая версия, должно быть, тоже имеет право на существование, — улыбнулась эльфийка. — Но история интересна не только этим… Скажи, благородный Весьямиэль, не знакома ли тебе эта вещь?
Она протянула руку, и Весьямиэль лишился дара речи.
— Это… — выговорил он хрипло. — Это мой фамильный перстень. Я берег его как зеницу ока, но человеческая девка опоила меня и украла его. Догнать ее я не смог… Как оно попало к вам?..
— О, — усмехнулся Повелитель. — Наши стражи поймали в лесу какую-то оборванку — она пыталась пробраться в Запретную долину. При ней оказалось немного денег и этот перстень, и она не ответила на вопрос, откуда взяла его. Нам сразу стало ясно, что вещь это старинная и очень дорогая, поэтому я счел необходимым приберечь перстень. И каково же было моё удивление, когда я увидел на твоей одежде тот же герб, что вырезан на печатке, о благородный Весьямиэль!
"И что теперь? — подумал тот. — Выпрашивать обратно? Отбирать силой? Выкупать?.. Чудо, что перстень нашелся, но что Повелитель потребует взамен?"
— Прими же его в знак нашего расположения, — улыбнувшись еще более обворожительно, чем прежде, произнесла Оливьель и, взяв Весьямиэля за руку, сама надела перстень ему на палец, — и не расставайся с ним впредь!
— Моя благодарность вам не знает границ! — искренне произнес тот, ощущая, однако, некий подвох. — Во имя Великого Древа, это истинное чудо!
— А девка оказалась хороша, — вдруг добавил Повелитель. — Правда, сбежала…
Весьямиэль только усмехнулся: Алиса где угодно не пропадет!
— У нее еще был конь, это не твой? — спросила Оливьель.
— Злой нравом, гнедой, со звездой во лбу? — уточнил тот. — Если так, то мой. Потому я и не смог догнать воровку, очнувшись от ее зелья, что она увела коня! Пришлось путешествовать, как… как человек, на телеге!
— Это ужасно! — сочувственно покачала головой эльфийка. — А конь тот самый…
— Я безмерно рад, — улыбнулся Весьямиэль. Разбоя ему очень не хватало — надоело трястись на телеге. — Пусть жеребец этот неказист, но вынослив!
— Что ж, он снова твой, — великодушно произнес Повелитель, и снова Весьямиэлю не понравились взгляды, которыми обменялись они с сестрой. С чего бы такая щедрость?
— Благодарю, о Повелитель, — наклонил он голову.
Подошел незнакомый эльф, что-то шепнул Гадэлю, тот улыбнулся еще шире и сделал радушный жест:
— Благородный Весьямиэль, в честь того, что к нам присоединился новый собрат, мы всегда устраиваем пир. Всё готово, под деревьями накрыты столы, нас ждет угощение и прекрасные вина! Позволь моей сестре проводить тебя…
— С превеликим удовольствием, — тот поклонился эльфийке, предложил ей руку, и они вышли под яркое солнце.
Тут только Весьямиэль понял, почему Оливьель пряталась в тени: платье на ней было таково, что… Словом, если можно было бы соткать материю из паутинной нити и вызолотить, получилось бы грубое подобие того, что облегало стройную фигуру эльфийки. "Напросвет видать, — невежливо подумал мужчина. — Недурно, но я бы предпочел, чтобы там было побольше того, на что можно посмотреть и за что подержаться!" Тем не менее, он поспешил выказать восторг и, видимо, сделал это вполне убедительно: взгляд Оливьели становился всё более благосклонным.