Пятый свидетель
Шрифт:
— Тогда как вы объяснили себе, почему портфель был открыт?
— Как я уже сказал, это могло быть сделано, чтобы ввести нас в заблуждение. Но мы не исключаем и того, что портфель открылся сам, когда стукнулся о цементный пол во время нападения на мистера Бондуранта.
Я посмотрел на него взглядом, говорившим: «Не может быть!»
— А как вы пришли к подобному заключению, сэр?
— Блокирующий механизм замка в портфеле был поврежден. Любой удар мог привести к открыванию. Мы провели тесты и обнаружили: когда портфель падал на твердую поверхность с высоты трех футов и более, он раскрывался один раз из каждых трех.
Я
— Значит, вы утверждаете, что был один шанс из трех, что портфель открылся сам собой, когда мистер Бондурант уронил его?
— Да, совершенно верно.
— И вы сочли это достаточным шансом, правильно?
— Существенным.
— Но разумеется, шансов, что портфель оказался открытым по иной причине, было больше, не правда ли?
— Можно и так считать.
— Вероятность того, что кто-то открыл портфель, была выше, правильно?
— Опять же, можно и так посмотреть. Но мы убедились, что ничего не пропало, поэтому не было явных причин считать, что кто-то открыл портфель, разве что — чтобы сбить нас с толку. Наша рабочая версия состояла в том, что портфель открылся при падении.
— Взгляните на фотографию, детектив. Вы видите, что из портфеля ничего не выпало наружу?
— Это правда.
— У вас есть с собой опись содержимого портфеля, которую вы могли бы нам зачитать?
Керлен не спеша порылся в своих бумагах и огласил опись. В портфеле находились шесть папок, пять ручек, айпэд, калькулятор, адресная книга и два чистых блокнота.
— Когда вы проводили тесты, бросая портфель на землю, чтобы выяснить вероятность его самопроизвольного открывания, в портфеле что-нибудь было?
— Да, приблизительно то же, что в нем было в день убийства.
— А в тех случаях, когда портфель открывался, как часто все его содержимое оставалось внутри?
— Не каждый раз, но в большинстве случаев. Так что такое вполне могло быть.
— Значит, такой научный вывод вы сделали из вашего научного эксперимента, детектив?
— Эксперимент проводился сотрудниками лаборатории. Это не мой эксперимент.
Энергично работая кистью руки, я сделал вид, что записал нечто в своем блокноте, после чего перешел к самому важному направлению перекрестного допроса.
— Детектив, — сказал я, — сегодня, несколько ранее, вы сообщили, что получили «тревожную папку» от сотрудника «Уэстленд нэшнл» и что в ней содержалась информация о подсудимой. Вы проверяли какие бы то ни было другие имена, значившиеся в том же списке?
— Мы несколько раз просмотрели папку и сделали кое-какие дополнительные наблюдения. Но поскольку появилась улика против обвиняемой, необходимости дальше исследовать папку оставалось все меньше.
— Вы не собирались гоняться за журавлями в небе, раз в руках у вас уже была синица — подозреваемая, да?
— Я бы так не ставил вопрос. Мы вели следствие честно и досконально.
— А это честное и доскональное следствие включало в себя на каком-либо этапе рассмотрение иных направлений, не связанных с Лайзой Треммел в качестве подозреваемой?
— Разумеется, этого требуют наши профессиональные обязанности.
— Изучили ли вы рабочую документацию мистера Бондуранта в поисках иных, не относящихся к Лайзе Треммел ключей к раскрытию дела?
— Да, изучили.
— Из ваших показаний следует, что вы выясняли: угроз в адрес жертвы не было. А выяснили ли вы, не угрожал ли кому-нибудь сам убитый?
— Чтобы убитый кому-то угрожал? Нет, такого я не припоминаю.
Я попросил разрешения у судьи приблизиться к свидетелю с «экспонатом номер два» и вручил копии всем заинтересованным сторонам. Фриман, разумеется, попыталась протестовать, но это было всего лишь сотрясением воздуха. Вопрос о письме Бондуранта с претензиями к Луису Оппарицио был согласован во время предварительного обсуждения. Перри разрешил предъявить письмо, пусть только из желания сравнять счет — в порядке компенсации за разрешение включить в доказательную базу молоток и результат анализа ДНК. Он отклонил протест Фриман и велел мне продолжать.
— Детектив Керлен, у вас в руках письмо, заказной почтой направленное Митчеллом Бондурантом, жертвой, Луису Оппарицио, президенту АЛОФТа — фирмы, согласно договору с «Уэстленд нэшнл» осуществлявшей для него продажу домов. Не могли бы вы зачитать письмо для сведения присяжных?
Керлен долго пялился в страничку, которую я ему дал, прежде чем прочесть:
«Дорогой Луис, к сему прилагаю письмо адвоката по имени Майкл Холлер, представляющего интересы домовладелицы по одному из дел о конфискации, которое Вы вели для „Уэстленда“. Ее зовут Лайза Треммел, номер договора ноль четыре ноль девять семь один девять. Ссудный договор заключен совместно Джеффри и Лайзой Треммел. В своем письме к клиентке мистер Холлер утверждает, что в деле просматриваются многочисленные свидетельства мошенничества. Вы увидите, что он приводит конкретные действия, и все они были предприняты АЛОФТом. Как Вы знаете — мы с Вами это уже обсуждали, — имеются и другие жалобы. Если подтвердятся новые претензии к АЛОФТу, „Уэстленд“ окажется в уязвимом положении, особенно учитывая интерес, который правительство в последнее время проявляет к ипотечному бизнесу. Если нам с Вами не удастся достичь понимания и найти выход из сложившейся ситуации, я буду рекомендовать совету директоров „Уэстленда“ расторгнуть контракт с Вашей организацией, и все текущие дела будут отменены. Подобное развитие событий также требует со стороны банка подачи ДСД в соответствующие инстанции. Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее, чтобы продолжить обсуждение этого вопроса».
Он протянул мне письмо, давая понять, что сделал свое дело. Я проигнорировал его жест.
— Благодарю вас, детектив. В письме упоминается о «подаче ДСД в соответствующие инстанции». Вы знаете, что это такое?
— Это «Доклад о сомнительной деятельности». Все банки обязаны подавать такие доклады в Федеральную торговую комиссию, если подобная деятельность попадает в поле их зрения.
— Вы когда-нибудь прежде видели письмо, которое держите сейчас в руке, детектив?
— Да, видел.
— Когда?
— Когда изучал рабочие документы жертвы. Тогда я его и заметил.
— Можете назвать дату, когда это произошло?
— Точную дату назвать не могу, могу лишь сказать, что наткнулся на него приблизительно через две недели после начала следствия.
— И следовательно, спустя две недели после того, как Лайза Треммел была арестована по подозрению в убийстве. Вы провели какие-нибудь следственные действия в связи с обнаружением этого письма? Может быть, поговорили с Луисом Оппарицио?