Пыль моря

Волошин Константин

С бригантины донёсся звук выстрела, ядро плюхнулось недалеко от корабля, вспенив волны.

– Спускай паруса! – крикнул Мишка, и матросы бросились к канатам. – Пускай не думают о сопротивлении нашем.

– Баба на борту, удачи не жди, – ворчали матросы, поглядывая на хозяина и на каюту, где находилась фру Риа.

Бригантина подходила ближе, и пираты уже облепили ванты, готовые спрыгнуть на борт, держа в руках сабли и пистолеты. Они орали и крутили абордажными крючьями, целясь запустить их в джонку.

А на джонке матросы прятались, готовые к залпу и отражению натиска.

Бригантина развернулась прямо около джонки, становясь бортом, и в это время Мишка гаркнул во всё горло:

– Пали, братва!

Джонка окуталась дымом, матросы выскочили к фальшборту и палили из мушкетов и пистолетов. Видно было, как пираты падали с вант, одна мачта завалилась, реи обвисли, а паруса засветились дырами и лохмотьями.

– Поднимай паруса! Живо, собаки! – орал Сань-Гуй и палками подгонял матросов, бросившихся к канатам. Джонка качнулась и стала уходить под градом свистящих пуль и вопли пиратов.

Ругань и вопли на джонке тоже показывали, что без потерь не обошлось. Двое убитых скорчились у мачты, пятна крови алели на палубе, растекаясь в воде. С бригантины прогрохотал залп, но ядра прошелестели мимо, чуть не задев кормовую надстройку.

Мишка похолодел и бросился в каюту. Рванул дверь и остолбенел. Фру Риа стояла с пистолетом и шпагой в руке, и вид её побледневшего перепуганного лица рассмешил Мишку. Он схватил её и жадно стал покрывать лицо поцелуями. Она вяло сопротивляясь, не зная куда деть оружие. Грохнул выстрел и Мишка отскочил к стене, морщась от порохового дыма. Пистолет валялся на полу, и Риа растерянно глядела на Мишку расширенными глазами.

Мишка захохотал, а потом Риа присоединилась. Они корчились, не в силах остановить этот приступ нервного смеха. Слёзы застилали глаза, но их вывел из этого состояния голос одного их голландцев, вошедшего на звук выстрела.

– Что тут случилось? – спросил.

– Ох, уморила! – стонал Мишка. – Сражаться приготовилась! Слыхал, как пальнула? Умора! – он мешал слова, его вряд ли поняли, но все опять стали хохотать, пока не вышли на палубу.

Бригантина тащилась вне досягаемости выстрелов. На палубе джонки не спеша и деловито сновали матросы, убирая раненых и щепы, смывая песок и кровь. Враг не мог уже догнать их, и медленно удалялся, зализывая повреждения и грозя всеми муками ада. Крики оравы разбойников едва доносились, и никто уже не обращал внимания на них.

– Эх, надо бы влепить им ещё один залп, да пониже воды! – кипятился Агус и озорно поглядывал на Мишку.

– И так получили своё. Теперь пусть очухаются. А нам и так хорошо. Да двоих всё же потеряли. А раненых сколько? Пятеро? Тоже плохо.

Две недели спустя подходили к Батавии. Мишка волновался, и хотя голландские друзья уверяли в безопасности их пребывания в гнезде компании, Мишка не доверял им. Однако решил не отступать от принятого решения и продолжал путь в логово Ост-индской компании.

Зато отношения с Риа после пиратского нападения стали простыми и лёгкими. Мишка много времени проводил с женщиной, дарил ей драгоценности, и она отвечала ему взаимностью, которая окрыляла его и вселяла надежду на большее.

К тому же выяснилось, и голландцы подтвердили, что брак её с ван Хоогенбумом не был счастливым, а скорее наоборот. Поэтому Мишка перестал терзаться, и мысли о доме и семье почти не тревожили его взбудораженную голову. И так он больше десяти лет соблюдал верность жене. Он, правда, понимал, что это скорее не верность, а память о Янхонг, но сейчас и эта память отошла на задний план. Риа влекла его, и он перестал сопротивляться, с восторгом отдавшись новому влечению.

Мишка чувствовал себя молодым и азартным, каким он и был в те далёкие времена. Риа умиляла его своей спокойной и простой манерой говорить, двигаться, а улыбка была милой и ласковой.

В ночь перед Батавией, когда до неё оставалось полдня пути, Мишка не смог удержать своих чувств. Он опасался, что по приходе в порт Риа отдалится от него, и он решил не отступать.

Прохладный ветерок слабо освежал разгорячённое тело Мишки. Он в полузабытьи шептал на ухо что-то нежное и сбивчивое. Он ощущал, что Риа тоже на пределе и готова уступить, но он колебался, не в силах преодолеть ту робость, которая терзала его с самого начала.

И всё же оба наконец не выдержали, и ночь прошла в объятиях любви и страсти. Очумелые, они с трудом вылезли на утро из душной каюты, оба были смущены и печальны. Каждый погрузился в свои неясные, но неспокойные и волнующие мысли.

А джонка уже входила на широкий рейд столицы Ост-Индской компании всемогущих Нидерландов. Масса туземных лодок и сампанов стояли и плавали по спокойной глади бухты. Три европейских корабля стояли вдали от берега и грузились чем-то. В густой листве деревьев угадывались дома и хижины города, раскинувшегося на плоской равнине вдали от берега.

Стали на якоря подальше от берега. Вскоре к джонке пристала шлюпка с чиновником в тёмном кафтане, застёгнутом на все пуговицы. Он был хмур и важен. Но не успел таможенник начать говорить, как его обступили голландцы и торопливо стали кричать и радостно улыбаться. Чиновник оттаял и увлёкся рассказом. Галантно поклонился даме, приложившись к ручке.

Пассажиры так заговорили таможенника, что тот только мельком осмотрел палубу, заглянул в открытый трюм и любезно пригласил спасённых и Мишку в свою шлюпку.

– Мишель, не волнуйся, – успокаивал его пожилой голландец, прихлопывая широкой ладонью по мишкиной спине. – В обиду не дадим. Поехали!

Шлюпка долго ползла к низкому берегу, а солнце нещадно палило. Духота стояла страшная. Наступил час послеобеденного сна и отдыха, долго пришлось ждать коляску, запряжённую неказистой лошадёнкой. Расселись и покатили по болотистой равнине, покрытой кустарником и пальмами. Мутные каналы тянулись вдоль дороги, редкие лодки лениво скользили по глади их вод.